— Нетти, это же неправильно.
— Прости меня, Анни, я старалась как лучше. Просила мисс Бельвуар не говорить с тобой. Уверяла, что в этом нет никакого смысла.
Я слегка приподняла голову. Пульсация в глазу немного ослабла.
— Ты хочешь поехать в этот летний лагерь?
— Нет, — ответила она. — Может быть.
— А как же твои кошмары? Ты же знаешь, я не могу поехать с тобой, не могу оставить Лео. Кроме того, я совсем не одаренный ребенок.
— Не знаю. Я об этом не думала.
— Ну, прямо сейчас ничего решать не надо, — сказала я. — Но впредь говори мне такие вещи, особенно сейчас, когда бабуля умерла. Я знаю, что не похожа ни на бабулю, ни на маму и папу, но я стараюсь изо всех сил.
— Я знаю, Анни, знаю все, что ты для меня делаешь, для меня и для Лео. Я хотела бы быть старше, чтобы помогать тебе больше, чтобы облегчить тебе жизнь. — Она обвила своими тоненькими ручками мою шею, и я подумала о том, что сказала мисс Бельвуар: Нетти — нечто драгоценное, кто-то, кого надо защитить. Я позволила себе отвлечься в последние несколько месяцев, и это было неприемлемо, особенно сейчас, когда умерла бабуля. Я несла ответственность за эту девочку, которую сейчас обнимала. Важность этой мысли поразила меня. Без меня она не сможет раскрыть весь свой потенциал, она может попасть под влияние нехороших людей — Бог знает, в нашем окружении полно таких. Без меня она может даже умереть или стать не тем, кем должна, и это в каком-то смысле еще хуже, чем смерть. Я прижала ее к себе покрепче. Голова закружилась, дышать стало тяжело, словно меня сейчас вырвет, в груди сжалось, хотелось бить кулаком в стену. Я поняла, что это и есть любовь, и это чувство внушало ужас.
Вдруг меня действительно затошнило. Я отпустила Нетти и побежала в ванную. Меня вырвало в унитаз, но не до конца, и продолжало рвать в течение минут десяти. Когда все закончилось, я почувствовала, что кто-то придерживает мне волосы. Мне казалось, что это была Нетти, но когда я обернулась, то увидела Вина. Я и забыла, что он пришел со мной из школы.
— Ох, тебе надо выйти, я выгляжу отвратительно, — сказала я, быстро потянувшись к спуску туалета.
— Я видел и худшее, — ответил он.
— А где Нетти?
(Разве не она одна должна была держать мои волосы?)
— Она звонит Имоджин.
Учитывая то, как закончилась наша беседа с Имоджин, я сомневалась, что она придет.
— Тебе пора идти, — сказала я ему. — Я не хочу, чтобы ты подхватил от меня что-нибудь ужасное.
— Я никогда не болею, у меня отличное здоровье.
— Молодец, — проворчала я, — ты не мог бы уже уйти? Я хочу, чтобы меня рвало наедине с собой, спасибо.
Я поднялась с пола ванной, меня немного шатало, но Вин взял меня под руку и довел до комнаты. Я свалилась на кровать и заснула.
Когда я проснулась, рядом с кроватью сидела Имоджин. Она положила мне на голову холодное влажное полотенце.
Мозг пульсировал в черепной коробке, глаза слезились, и от этого окружающее расплывалось. Казалось, что по всей комнате летают цветные пятнышки. В желудке словно плескалась кислота, а вся кожа ужасно зудела. Я чувствовала, словно вот-вот умру. «Я умираю?»
— У тебя ветрянка, Анни. Нетти прививали, но вы с Лео остались без прививок из-за закона о нормировании вакцины, который был в те годы.
(Вы беспокоитесь о том, не была ли я беременна? Что у меня был секс и я вам не сказала? Я бы никогда этого не сделала. В отличие от некоторых, я абсолютно честный рассказчик и горжусь этим.)
Она продолжала:
— Может быть, ты подхватила ее на свадьбе? Ты не видела, кто-нибудь там болел?
Я покачала головой, попыталась почесать лицо, но Имоджин надела на меня хлопковые перчатки.
— Я не могу позволить себе заболеть, мне надо кое-что решить, и после смерти бабули надо сделать так много… и школа… и Нетти, и Лео… И…
Я села в кровати, но Имоджин нежно, но твердо уложила меня обратно.
— Ну, по крайней мере до будущей недели ты не сможешь ничего из этого сделать.
— Почему вы здесь?
— Потому что Нетти мне позвонила.
Она вложила соломинку мне в губы:
— Пей.
Я повиновалась.
— Нет, я не об этом. Я имею в виду, почему вы здесь после того, как я сказала вам столько ужасных слов?
Она пожала плечами.
— Ну, у меня много свободного времени, и я только что потеряла стабильную зарплату.
Она снова повела плечами.
— Ты была не в себе. Пей больше, тебе нужна жидкость.
— Мне стыдно, — сказала я. — Мне очень стыдно, правда. Я многое обдумала.
— Ты хорошая девочка, и я принимаю твои извинения, — ответила она.
— Я так устала.
— Так поспи, детка.
Она пригладила мне волосы своей прохладной сухой рукой. Это было приятно и успокаивало. Может быть, последние минуты бабушки были другими, чем я рисовала себе, может быть, ее смерть не была так тяжела.
Я закрыла глаза, потом снова их открыла.
— Вы знали, что Нетти — одаренный ребенок?
— Подозревала.
Я хотела было почесаться, но вместо этого произнесла ужасные слова, которые тяготили меня с момента беседы с мистером Киплингом.
— Мне кажется, что мне пора расстаться с моим парнем.
Вот так.
— Почему? Он очень милый молодой человек.
— Он такой и есть, он самый лучший из всех, кого я когда-либо знала, — сказала я ей. — Но давным-давно его отец предупредил меня, что если я буду встречаться с Вином, он обратит пристальное внимание на мою семью. И сейчас, когда бабуля мертва, я беспокоюсь, что он может вмешаться. И вы, и я — мы обе знаем, что если Лео придется идти в суд, его никогда не признают нашим опекуном. — Я закашлялась. В горле было очень сухо, и Имоджин снова вложила соломинку мне в губы. — Единственную возможность обеспечить нам безопасность — это держаться вне видимости радара до тех пор, пока мне не исполнится восемнадцать.
— Хмм, — пробормотала она, затем снова дала мне соломинку: — Пей.
Я выпила.
— Но если у меня не будет отношений с его сыном, ему не понадобится беспокоить меня. Беспокоить нас.
— Понимаю, — сказала Имоджин. Она поставила стакан на тумбочку; похоже, количество выпитого мною ее удовлетворило.
Кожа снова начала ужасно зудеть, я потянулась почесаться, но Имоджин прижала мою руку.
— Вот от этого тебе станет лучше. — Она достала тюбик с мазью из тумбочки и начала наносить ее на волдыри, в большом количестве высыпавшие на коже. — Ты ведь не знаешь точно, что будет делать его отец, — продолжала она. — Большинство отцов больше всего на свете желают счастья для своих детей.
