— Не бойся, — прошептал ей на ухо Михаил, — ну же. Я тебя держу.
И страх тут же исчез. Аня решилась оглядеться и замерла от восхищения. Как же это здорово — смотреть на город с высоты птичьего полета!
Михаил протягивал ей очередной бокал с шампанским. Аня послушно выпила. А потом еще и еще… За Новый год. За их сказочную, чудесную встречу. За любовь.
Потом Михаил поцеловал ее в шею и вдруг так больно укусил, что Аня вскрикнула, попыталась вырваться. Но боль тут же исчезла, а от места, где к коже прижимались губы Михаила, концентрическими кругами по всему телу растеклось наслаждение. Аня растворилась в блаженстве и забыла даже, что находится на продуваемой всеми ветрами крохотной площадке. Забыла, что за ними наблюдают славные, но не знакомые ей ребята. Во всем мире остались только она, Михаил… и их волшебный поцелуй.
Но Михаил вдруг выпрямился, а совсем рядом Аня увидела лицо давешней блондинки. В ее взгляде был такой голодный, хищный блеск, что Аня невольно отпрянула. И красавица вдруг тоже поцеловала Аню в шею! Это было так странно, так возмутительно! Аня хотела запротестовать, но почему-то у нее не оставалось сил.
Они все целовали ее по очереди… Варя, Жорж, Андрей… Все целовали ее в шею…
Вокруг Ани разливалась тьма, в которой плавали разноцветные круги, уши будто заложило ватой. Она еще пыталась сопротивляться, но, кажется, только в мыслях, тело же совершенно не слушалось. Ане показалось, что на губах Жоржа она увидела кровь.
Кровь, которую тот сразу же слизнул.
2
Мишель позвонил в дверь в ту минуту, когда Софи и Олюшка закончили наряжать елку.
На полу стояли два старинных фанерных чемодана, из которых Олюшка аккуратно доставала игрушки — каждая завернута в слой папиросной бумаги, слой ваты и поверх еще и в тряпочку — разворачивала и подавала госпоже. Софи парила вокруг елки, выискивая лучшее место для деревянных щелкунчиков, грибков и лебедей из ваты, стеклянных самоварчиков и гроздьев винограда, корзинок с цветами и человечков, сделанных из папье-маше, для выцветших картонажей, для драгоценных хрустальных ангелов, купленных каких-то десять лет назад в Праге. И для самого дорогого ее сердцу воскового ангелочка с крылышками из слюды, который украшал елку еще в доме ее родителей.
Софи похитила этого ангелочка, тайком пробравшись в родной дом в свое первое после обращения Рождество. Князь потом очень на нее сердился: нельзя приходить к родным после смерти! Это — нарушение Закона. Конечно, Князь не стал ее наказывать, ведь тогда Софи была его возлюбленной, его обожаемой наложницей, и он простил бы ей что угодно. И все же он был недоволен. А Софи неловко оправдывалась: если бы кто-то ее увидел, ее наверняка приняли бы за привидение, она ведь нарочно оделась в белое платье и распустила волосы, прежде чем проникнуть в дом. Просто ей очень хотелось перед праздником побывать среди родных. Пусть даже они все спали и не знали, что она тут. Хотелось что-нибудь забрать на память о своей жизни… Но удалось взять лишь один сувенир: игрушку с елки. Любой другой вещи могли бы хватиться и заподозрить в воровстве прислугу. А такого Софи допустить не могла.
Она повесила посеревшего от времени воскового ангелочка на самое видное место. Лет семьдесят назад, в Лондоне, заметив, как стремительно выцветает ее любимец, Софи отдала его антиквару, чтобы тот покрыл игрушку для сохранности особым лаком. Воск — не такой прочный материал, как хотелось бы.
И она берегла ангелочка пуще всех своих драгоценностей…
Софи питала сентиментальную привязанность к елочным игрушкам. Каждая напоминала ей определенный период жизни, вернее — нежизни, потому что от коротенькой восемнадцатилетней жизни Софи Протасовой остался только восковой ангелочек. И вот за время своего существования в качестве вампира Софи накопила основательный багаж из памятных вещей, в том числе из елочных игрушек. Германия, Австрия, Чехия, Франция, Италия, Англия, снова Франция — Софи немало попутешествовала и везде покупала игрушки. И все возила с собой. Да что там: в тысяча девятьсот двадцатом году, когда Князь решил покинуть Россию и призвал своих Птенцов последовать за ним, все паковали драгоценности, наряды, книги и украшения, а Софи вывезла огромную шляпную коробку, заполненную елочными игрушками. И почти все эти игрушки были с ней до сих нор.
Во Франции Софи привыкла наряжать елку перед католическим Рождеством и следовала этой традиции из года в год, даже когда вернулась в Россию. Но сегодня впервые получилось так, что вечером тридцать первого декабря Софи проснулась и осознала, что елка не украшена и даже не доставлена, потому что она забыла распорядиться. И что нового наряда у нее тоже нет. А ведь Новый год нужно непременно встречать в новом наряде! И хотя Софи сама была виновата — сколько раз за последние дни Олюшка напоминала, что нужно поставить елку, нужно посетить портниху или хотя бы пройтись по магазинам готового платья! — все равно Софи огорчилась. Ей захотелось стать маленькой. Чтобы за нее все решили: и елочку украсили, и новый наряд приготовили. Она даже всплакнула… Но потом заботливая Олюшка привела к ней замечательного донора, молодого, полного сил, и смотрел он на Софи с восторженным обожанием новичка, лишь недавно узнавшего о существовании немертвых и еще не привыкшего к лицезрению их светящейся красоты.
Олюшка вообще была идеальной слугой.
Слуги крови — так называют их вампиры. Человек, смертный, с которым вампир связывает себя особым обрядом, похожим на обращение нового Птенца-вампира, то есть — обменом кровью… но без смерти обращаемого.
Слугой может быть только человек, которому вампир доверяет безмерно. И конечно, только человек, безгранично верный вампиру. Он стережет убежище господина в дневное время, сопровождает гроб с его телом при дневных переездах. Слуга сильнее обычного человека и исцеляется от ран быстрее, потому что обменивается кровью с господином. У людей-доноров вампиры только берут кровь, хотя и к донору подчас могут привязаться настолько, что оставляют его рядом с собой навсегда, уже в качестве Птенца, на что, собственно, все доноры и надеются. А для слуги крови вампир регулярно отворяет собственные вены, поит его своей кровью, укрепляя связь. Почти всегда вампир может читать мысли своего слуги и даже видеть то, что видит слуга… Вообще-то слуга не в силах скрыть что-либо от господина. Если вампир захочет, он просто сокрушит разум слуги и возьмет все мысли, всю память — всё!
Но, разумеется, Софи ничего подобного с Олюшкой делать не собиралась. Госпожой она была деликатной и читала только те мысли и образы, которые Олюшка сама ей адресовала. Софи и Олюшка были почти подругами. Почти — потому что между господами и слугами истинной близости все-таки не бывает: истинная близость может быть только между равными. Это Софи поняла еще в детстве, когда сама была человеком. И это касается не столько вампиров и слуг крови, сколько вообще господ и слуг. Софи была рождена повелевать. Олюшка была рождена прислуживать… И все же отношения у них сложились куда теплее, чем у многих вампиров и их слуг.
