– Но… – парень удивленно оглянулся в сторону темного зала. – Вероятно, то же, что и вы. Только что проводил «Анжуйской дорогой» нескольких бедолаг, теперь возвращаюсь…
– «Анжуйская дорога»! – поразился Вильбоа, до этого молчавший и поглядывавший на бравого лейтенанта с явным подозрением. – Подземный ход, по которому анжуйцы проникли в Париж? Но ведь это легенда!
Сурда улыбнулся, и я тут же вспомнил разговор с Титаном. Да, «синие» не зря стерегли катакомбы!
– Мы ищем часовню Святого Патрика, – пояснил я. – Но, похоже, сбились с дороги.
Николя кивнул:
– Так точно. Это совсем не здесь. Честно говоря, вы здорово промахнулись.
Я покосился на гражданку Тома, и та поспешила отвести взгляд.
– Если желаете, я вас провожу. Я в общем-то спешу, но… Отсюда идти минут сорок.
Я поглядел на своих спутников и кивнул. В конце концов, наше знакомство со святой Клотильдой завершилось не так уж плохо.
Гипсовые штольни кончились. Теперь мы шли среди черных ровных стен. Свет фонарей отражался в тысячах мелких блесток, покрывавших камень. На этот раз мы не следовали каким-то определенным проходом. Сурда вел напрямик – через переплетение штолен, с удивительным искусством находя дорогу в черном хаосе. Можно было догадаться, что бывший королевский лейтенант проводит в катакомбах немало времени.
Вильбоа и Юлия шли чуть сзади, явно давая нам с Николя возможность поговорить. Но я решил не спешить с вопросами. Сурда молод, разговорчив, а значит, и сам подскажет, о чем спрашивать.
– Признаться, мы уже не ожидали увидеть вас живым, – начал он, как только мы покинули зал. – О гибели армии Святого Сердца «синие» твердят на каждом перекрестке… Маркиз де Руаньяк жив?
– Он погиб. Гильотинирован в Лионе.
Я вновь увидел огромную площадь, залитую мягким осенним солнцем. Помост, высокий широкоплечий человек в белом солдатском мундире с ярко-красным пятнышком на груди – знаком Сердца Христова…
– Сволочи! – парень скрипнул зубами. – А Жан? Виконт Пелисье?
– Тоже…
Отвечать было тяжело. И не только потому, что я видел, как погибли эти храбрые люди. Где-то там, совсем близко, притаилась и моя смерть – смерть по имени Бротто.
– Это ужасно! – вздохнул Сурда. – Господи, ну почему так вышло? Смерть Христова! Мы все так верили, что Лион сумеет продержаться до прихода войск Конде! А главное – без Руаньяка будет в сто раз труднее. Без него – как без знамени…
Я вспомнил разговор с гражданами из Комитета общественной безопасности. Похоже, они того же мнения. Недаром армия Святого Сердца пытается скрыть смерть командующего.
– Такого, как он, уже не найти, – с горечью продолжал лейтенант. – Преданного Королю, смелого – и жестокого…
Внезапно я почувствовал боль – прямо в сердце.
– По-вашему, жестокость – достоинство?
Сурда покачал головой:
– Понимаю. Сам такой! Представьте, не могу заставить себя выстрелить в безоружного. А в нашей войне надо быть беспощадным, как Руаньяк. На кровь отвечать кровью! Смерть Христова, только так! То, что он расстреливал не только «синих», но и всех, кто им помогал, вешал комиссаров, убивал тех мерзавцев, что предали Церковь и присягнули Конвенту, – это правильно. Предатель Ла Файет был его другом – но он приговорил негодяя к смерти! Только так можно победить!
«Патриоты пьют кофе, Франсуа!» Мари Жильбер дю Матье маркиз де Ла Файет… Выходит, Руаньяк был тоже с ним знаком? И, похоже, не просто знаком…
– Жаль, Ла Файет не попал к вам в руки. А то чертовы австрийцы никак не решатся сунуть этого предателя в петлю…
[40]
– Погодите! – не выдержал я. Слушать такое я не мог. Мальчишка слишком легко говорил о смерти. Конечно, он ведь знаком с ней только понаслышке! Неужели Руаньяк и вправду был таким? Но я уже знал – да, именно таким. А что же делал я? Я – прежний, каким я был до того солнечного дня в Лионе?
Вокруг был по-прежнему черный камень, и оставалось лишь удивляться, как лейтенант находит дорогу. Перекресток, еще один, поворот… Я мельком оглянулся – Вильбоа вел Юлию под руку, а та испуганно поглядывала по сторонам. Немудрено! В этом каменном чреве неуютно даже таким, как я!
– Постойте! – Вовремя вспомнился список на пергаментной бумаге. – Мне нужно встретиться с Поммеле…
– Конечно! – ничуть не удивился Сурда. – Он скоро вернется из Бордо. Смерть Христова! Вот нервы у человека! Я бы на его месте придушил это подлеца Тальена, как только увидел…
Поммеле – помощник Тальена, Вильбоа, кажется, упоминал об этом. Похоже, именно Поммеле здесь главный. Лейтенант – птица мелкая, исполнитель…
– И еще… – я перешел на шепот. – Все мои связи исчезли. Вы… вы не могли бы помочь?
– Охотно, – также шепотом откликнулся Сурда. – Назовите имя, адрес…
– «Синий циферблат», – решился я. – Кабачок на площади Роз. Там…
Уточнять я не стал. Вдруг этот смелый парень знает? Ведь кто-то же помогал мне в Париже!
Сурда помолчал, припоминая, затем вздохнул:
– Нет. Никогда там не был. Поммеле тоже ничего мне не говорил. Но я съезжу, узнаю…
Сердце вновь ударило болью, и я невольно удивился. Странно, я, мертвый, чувствую это. Впрочем, и такое бывает. Фантомная боль – как в ампутированной ноге, в оторванном пальце. Призракам тоже бывает больно…
– Не надо, – с трудом выговорил я. – Там уже никого нет.
Я прикрыл глаза. Напрасно, все напрасно! Я почувствовал, что свет фонарей начинает гаснуть, тьма густеет, становится вязкой, горячей…
– Господин дю Люсон! Смерть Христова, что с вами?
Очнувшись, я сообразил, что стою, прислонившись к сырой холодной стене, а все остальные окружили меня, растерянно переглядываясь.
– Ничего, – с трудом выговорил я. – Пошли.
– Тоже мне, ничего! – возмутилась Юлия. – Вам надо срочно в больницу! Господин Сурда, если вы имеете на этого самоубийцу хоть какое-то влияние…
Вильбоа молчал, но внезапно я уловил его взгляд – странный, настороженный…
– Отставить! – выдохнул я. – Мадемуазель! С завтрашнего дня я в вашем полном распоряжении. Может быть…
Возмущенное фырканье было ответом. Но я уже пришел в себя. Надо идти. Уже близко.
Стены вновь посветлели, но это был уже не гипс, а известняк. Слева и справа стали попадаться ниши, а над проходом снова появились номера. Проход вильнул, и тут же послышался радостный вопль гражданки Тома:
– Ага! А вы не верили! Все, как я говорила!
Спорить не стоило, тем более что мы действительно пришли.
