– А с чего ты взял, что я над тобой смеюсь? – удивился он. – Я тебе действительно искренне завидую: мне всю жизнь приходилось просыпаться не когда хочется, а когда надо. Так что я утратил способность спать в свое удовольствие, даже когда обстоятельства этому не препятствуют, – боюсь, навсегда!
– Ничего, – утешил его я, – зато ты никогда не испытываешь дурацкое чувство вины перед всем человечеством, вскакивающим на ноги на рассвете.
Он изумленно покачал головой – дескать, вот, оказывается, какие проблемы бывают у некоторых! – а потом любезно предоставил мне информацию о местоположении ближайшего ручья. Щенки чару с веселым визгом устремились за мной, но Хэхэльф строго приказал им оставаться на месте. К моему величайшему изумлению, звери послушно прижались к голенищу его сапога. Очевидно, парень оказался прирожденным дрессировщиком.
Пока я купался и бродил по лесу, разминая ноги, Дайст умудрился приготовить какую-то роскошную похлебку из дикорастущих плодов: не то суп, не то компот. Покончив с завтраком, мы отправились в путь.
Мои спутники с энтузиазмом грызли курмду, а посему поездка проходила в теплой дружеской атмосфере. Я, правда, не стал составлять им компанию: боялся снова растранжирить восхитительную, волшебную легкость, которая понемногу возвращалась ко мне. Теперь «неземные» ощущения не обрушивались на мою голову, как беспощадная штормовая волна, а заполняли меня медленно, по капле, как дождевая вода садовую бочку – поначалу незаметно, но к концу лета непременно окажется, что бочка полна до краев…
Зато Хэхэльф и Дайст сжевали столько сухого пива, что дружным хором исполнили песенку про «Муммайха из Альгана». Вынужден заметить, что их музыкальный союз отличался от дуэта Паваротти – Доминго самым невыгодным образом.
Покончив с этим эпохальным произведением, они тут же затянули следующее:
– Дом стоит, а рядом – цакка,
в этой цакке стонет Цуцэл.
Напоил вином хомайским
дерьмоеда – перепутал!
И поет об этом песню.
– Между прочим, эту песню тоже я написал, и она – про одного из слуг твоего приятеля Таонкрахта! Был там у него один дурачок, кравчий дерьмоеда, потом в лес сбежал, – лукаво сообщил мне Хэхэльф.
– А ты что, знаком с Таонкрахтом? – удивился я. – Ты мне об этом раньше не говорил.
– Да ну тебя! – отмахнулся он. – Не обязательно быть знакомым с человеком, чтобы написать хулительную застольную песню о его слуге или о нем самом. Вполне достаточно знать сплетни. Вот у нас на Халндойне есть один парень, Эрберсельф Параларда, так он вообще никогда с Халндойна не уезжал, а хулительных песен написал больше, чем любой другой. Вот послушай!
И они с Дайстом тут же затянули новый куплет:
– Дом стоит, в нем спит гурэпло,
а хозяин – у соседа.
Спросит Гальт у Бэтэнбальда:
«Где мы?» – «Знать, у Таонкрахта!»
Таонкрахт споет, что дальше…
– Видишь, Ронхул, какая песня! – сказал мне Хэхэльф. – Думаешь, Эрберсельф Параларда был лично знаком с двухголовым дружком альганского Рандана? Да ничего подобного! Просто слышал о нем в порту, и все.
– А что такое «гурэпло»? – меня заинтересовало очередное незнакомое слово.
– То же самое, что альганское слово «урэг», только на шантамонтском наречии… – Хэхэльф увидел, что я мучительно пытаюсь вспомнить, где уже слышал эти странные словечки, и объяснил: – Просто одна из низших каст, такие уже вообще ничего не сображают…
– А какие еще есть касты? – Я смутно припоминал, что мне уже читали лекцию на эту тему, но никак не мог собрать обрывки воспоминаний, разбросанные по укромным уголкам моей дырявой головы.
– Есть кы, бу и ёлбы – эти даже глупее, чем урэги. Есть жизгумы, тоже глупые, но работящие и хозяйственные, из таких получаются хорошие слуги. Есть еще лалаба – эти тоже дурачки, но поумнее прочих, к тому же они обычно веселые… И еще есть ханара и хигги. Эти – вполне нормальные ребята, часто куда нормальнее, чем их хозяева. Хотя окружение их, конечно, портит.
– Ясно, – улыбнулся я. – «Жизгумы», «урэги», «лалаба» – кто там еще?.. Подумать только, как у них все непросто!
Эти двое тем временем снова заголосили:
– Дом роняет камни в воду,
у причала лодки сгнили,
пьет Ибаэнт с бубэрами,
больше нету слов у песни!
– А это о ком? – полюбопытствовал я.
– А хрен его знает! О каком-то нерачительном хозяине, – пожал плечами Хэхэльф.
Под утро я чувствовал себя так, словно снова сгрыз черт знает сколько курмды, хотя так и не прикоснулся к хэхэльфовым запасам. Впрочем, со мной и раньше такое случалось: с кем поведешься, так себя и чувствуешь… Одним словом, я слегка поглупел и здорово развеселился, словно действительно порядком захмелел. В какой-то момент я присоединился к своим спутникам, во всю глотку распевающим хулительные песни. А потом так разошелся, что и сам решил создать какое-нибудь эпохальное произведение в этом общедоступном жанре.
– По дороге едет парень,
он – Мэсэн, его все знают,
и штанами ему машут
все жизгумы из Эльройна
и урэги из Мактао.
А куда он едет, хмурый,
им, дурным, не догадаться!
– Вот здорово! – завистливо восхитился Хэхэльф. – Хорошо быть демоном: все-то у тебя получается!
– Надо будет запомнить, – оживился Дайст. – Это же про Мэсэна, который живет на границе Альгана и Эльройн-Макта, я его хорошо знаю. Вот он порадуется: до сих пор о нем никто не писал хулительных песен. И вообще про Мэсэнов никто не пел: не такие они важные персоны!
– А как ты догадался, что это именно про твоего дружка? – удивился я.
– Да чего тут гадать? Кроме него нет альганских Мэсэнов, которые заезжают и в Эльройн, и в Мактао. А поскольку названия каст ты произнес так, как это принято в Альгане, ясно, что речь идет именно об альганском парне, – объяснил Дайст.
Я не стал его разочаровывать и признаваться, что просто употребил первые попавшиеся слова, которые пришли мне в голову. Если Дайсту нравится думать, что я сочинил песню про его приятеля, – на здоровье!
Дни сменяли друг друга с торопливостью школьников, забегающих в столовую за пирожками. По утрам мы спали, днем гуляли по лесу в поисках какой-нибудь дикорастущей вкуснятины, которую можно бросить в котел с неизменно аппетитным варевом нашего умелого предводителя каравана, а от заката до рассвета бухубаты неторопливо волокли наш «поезд» вперед. Кажется, мое путешествие все-таки вышло на финишную прямую, но эта «прямая» оказалась чертовски длинной!
Несколько раз мы видели местных разбойников. Однажды они сопровождали нас до тех пор, пока не стемнело, неумело прячась в кустах, растущих вдоль дороги. Хэхэльфовы чару рычали на них, как самые настоящие сторожевые собаки, и рвались из рук своего многострадального хозяина – поохотиться. Как он умудрился удержать этих грозных малышей – ума не приложу!
