– Вот таким ребятам, как Дайст, на руку моя затея! – шепнул мне Хэхэльф на рассвете, когда дюжики – вернее, бухубаты остановились, чтобы поесть и отдохнуть, а мы с изумлением поняли, что благополучно просвистели всю ночь, даже не вспомнив про сон, и принялись поспешно стелить свои одеяла на дне телеги: худо-бедно, но мы с Хэхэльфом умудрились там поместиться, вытянувшись в полный рост, хотя я почувствовал себя настоящей шпротиной.
– Что ты имеешь в виду? – рассеянно спросил я.
– Владетельные сумасшедшие колдуны, вроде твоего Таонкрахта, только мешают им развернуться, – объяснил он. – О прочей знати я уже не говорю – чем мельче, тем больше проблем. Да и Ванд им ни к чему, – он поднял голову и спросил у нашего спутника: – Эй, Дайст, тебе Ванд очень нужен?
– Как шило в заднице, – равнодушно огрызнулся тот.
– Ну вот, видишь! – торжественно заявил мне Хэхэльф. – Что им нужно, так это простор и свобода действий. А заварушка, которую я собираюсь затеять, развяжет им руки… и расчистит для них территорию!
– Это называется буржуазная революция, – проворчал я. – Все будет очень здорово, пока не обнаружится, что все эти вольные огородники стали скучными бюргерами… А обнаружится это очень скоро. Пока все эти, как ты выражаешься, сумасшедшие колдуны портят им кровь, в их жизни есть хоть какая-то романтика…
– Что ты несешь, Ронхул? – сонно пробормотал Хэхэльф. – Романтику ему, видите ли подавай… Могу тебя успокоить: пока под этой прекрасной землей бродят Урги, скучно никому не станет! А говорят, они бессмертные…
– Они сами тоже так говорят, – кивнул я.
– Ну вот. А еще есть Мараха Нод в горах, а в лесах за Эльройн-Мактом эти твои грозные приятели Вуру… – и Хэхэльф уснул на полуслове.
Я смущенно подумал, что он умница, а я – дурак: этим таинственным миром правили чудеса, так что зря я начал молоть чушь насчет буржуазной революции и скуки, которую приносит благополучие. О скуке не могло быть и речи – даже тех скудных знаний о мире Хомана, которые были в моем распоряжении, должно было хватить, чтобы понять это с самого начала!
Хугайда, – нежно подумал я, призывая к себе самое восхитительное чудо этого мира. Произнести имя ветра вслух я не решался: рядом дрых Хэхэльф, в соседней телеге устраивался на ночлег предводитель каравана, а мне не хотелось посвящать в свои дела кого бы то ни было. К счастью, мой ветер принял это безмолвное приглашение: он заполнил собой мои сны, пересказать содержание которых я до сих пор не могу – даже самому себе…
Меня разбудило бодрое пыхтение дюжиков. Дайст уже проснулся и теперь кормил своих четвероногих помощников. Хэхэльфа тоже не было рядом: он сидел на земле, в нескольких шагах от нашей телеги, и деловито разводил огонь.
– Ты, как всегда, чемпион по спанью, Ронхул! – весело сказал он. – Знал бы ты, как я тебе завидую!
– Что-то в последнее время ты слишком часто надо мной смеешься, – зевнул я. – Тут надо что-то менять!
– А с чего ты взял, что я над тобой смеюсь? – удивился он. – Я тебе действительно искренне завидую: мне всю жизнь приходилось просыпаться не когда хочется, а когда надо, так что я утратил способность спать в свое удовольствие, даже когда обстоятельства этому не препятствуют – боюсь, навсегда!
– Ничего, – я попытался его утешить, – зато ты никогда не испытываешь дурацкое чувство вины перед всем человечеством, вскакивающим на ноги на рассвете – только потому, что ухитрился организовать свою жизнь таким образом, чтобы как можно реже просыпаться до полудня!
Он изумленно покачал головой – дескать, вот, оказывается, какие проблемы бывают у некоторых! – а потом любезно предоставил мне информацию о местоположении ближайшего ручья, в котором можно умыться. Щенки чару с веселым визгом устремились за мной, но Хэхэльф строго приказал им оставаться на месте. К моему величайшему изумлению, звери послушно прижались к голенищу его сапога. Очевидно, парень оказался прирожденным дрессировщиком.
Примерно через час мы закончили завтракать – Дайст умудрился приготовить какую-то роскошную похлебку из дикорастущих плодов: не то суп, не то компот – и отправились в путь. Мои спутники с энтузиазмом грызли курмду, так что поездка проходила в теплой дружеской атмосфере. Я, правда, не решался составить им компанию: собственное отражение в ручье сегодня показалось мне по-прежнему неумеренно щекастым, а самое главное – я ужасно боялся снова растранжирить восхитительную, неописуемую легкость, которая понемногу возвращалась ко мне. На этот раз неземные ощущения не обрушивались на мою голову, как беспощадная штормовая волна, а заполняли меня медленно, по капле, как дождевая вода садовую бочку – поначалу незаметно, но к концу лета непременно окажется, что бочка полна до краев…
Хэхэльф и Дайст, тем временем, сжевали столько сухого пива, что дружным хором исполнили песенку про Муммайха из Альгана. Их дуэт отличался от дуэта Паваротти – Доминго самым невыгодным образом… Покончив с этим эпохальным произведением, они тут же затянули следующее:
– Дом стоит, а рядом – цакка,
в этой цакке стонет Цуцэл.
Напоил вином хомайским
дерьмоеда – перепутал!
И поет об этом песню.
– Между прочим, эту песню тоже я написал, и она – про одного из слуг твоего приятеля Таонкрахта! Был там у него один дурачок, кравчий дерьмоеда, потом в лес сбежал – лукаво сообщил мне Хэхэльф.
– А ты что, знаком с Таонкрахтом? – удивился я. – Ты мне об этом раньше не говорил.
– Да ну тебя! – отмахнулся он. – Не обязательно быть знакомым с человеком, чтобы написать хулительную застольную песню о его слуге, или о нем самом. Вполне достаточно знать сплетни. Вот у нас на Халндойне есть один парень Эрберсельф Параларда, так он вообще никогда с Халндойна не уезжал, а хулительных песен написал больше, чем любой другой. Вот послушай!
И они с Дайстом тут же затянули новый куплет:
– Дом стоит, в нем спит гурэпло,
а хозяин – у соседа.
Спросит Гальт у Бэтэнбальда:
Где мы? – Знать, у Таонкрахта!
Таонкрахт споет, что дальше…
– Видишь, Ронхул, какая песня! – сказал мне Хэхэльф. – Думаешь, Эрберсельф Параларда был лично знаком с двухголовым дружком Таонкрахта? Да ничего подобного! Просто слышал о нем в порту, и все.
– А что такое гурэпло? – меня возбудило очередное незнакомое слово.
– То же самое, что альганское слово урэг, только на шантамонтском наречии… – он увидел, что я судорожно пытаюсь вспомнить, где уже слышал эти странные словечки, и снисходительно объяснил: – Просто одна из низших каст, такие уже вообще ничего не сображают…
– А какие еще есть касты? – я смутно припоминал, что мне уже читали лекцию на эту тему, но никак не мог собрать обрывки воспоминаний, разбросанные по укромным уголкам моей дырявой головы.
– Есть кы, бу и єлбы – эти даже глупее, чем урэги Есть жизгумы, тоже глупые, но работящие и хозяйственные, из таких получаются хорошие слуги. Есть еще лалаба – эти тоже дурачки, но поумнее прочих, к тому же, они обычно веселые… И еще есть ханара и хигги – эти нормальные ребята, часто куда нормальнее, чем их хозяева. Хотя окружение их, конечно, портит.
