– Я не один, – объяснил я, – я с друзьями, просто пошел прогуляться, а они остались приканчивать ужин.
– Хорошее дело, – кивнул Кугайна. – Но я все равно не понимаю, зачем вас понесло в лес – тебя и твоих друзей? Здесь, на Хое, вроде до сих пор не было бездомных… Или просто гуляете?
– Мы не гуляем, а едем к Варабайбе, – важно объяснил я.
– Вот как? – удивился он. – Можешь себе представить, я тоже.
– Правда? – изумился я. – А зачем?
– Я же не спрашиваю тебя, зачем ты к нему едешь, – резонно возразил он. – Мое дело касается только меня и Варабайбы, а ваше дело – это ваше дело… Но я бы с радостью к вам присоединился. Признаться, мне уже немного надоело спать под кустом, без шатра, да и сумка плечо оттянула…
– Ох, эти уж мне дорожные сумки! – возмущенно поддакнул я. И нерешительно спросил: – Как же ты отважился на такое путешествие: без шатра, без слуг, даже без абубыла?..
– Без абубыла, – поправил меня Кугайна. – А что делать!? Я – свободный человек, но хозяйство у меня очень уж маленькое: ни одного лишнего раба, и даже ни одного лишнего верхового животного. А идти надо. Ну вот я и пошел… Как ты думаешь, твои спутники не будут возражать, если я к вам присоединюсь?
– Я им повозражаю! – угрожающе пообещал я. – Конечно, присоединяйся к нам. Я не смогу спокойно жить с мыслью, что где-то по лесу бредет хороший человек с тяжелой сумкой на плече, в то время, как ее можно погрузить на одного из наших зверей… как их там?
– Абубыл, – подсказал Кугайна. – А с чего ты взял, что я – хороший человек?
– Ты не дерешься, – рассудительно сказал я, – и не ругаешься, и вообще не производишь впечатление человека, способного испортить жизнь окружающим – что еще нужно?
– Ты рассуждаешь, как настоящий бунаба, – уважительно заметил мой новый знакомый. – Ладно, в таком случае пошли к твоим друзьям. Я надеюсь, они не станут поднимать скандал, если я скажу, что проголодался?
– Не станут, – заверил его я, – а если даже и станут… Я сам видел, сколько жратвы они с собой взяли, так что не отвертятся!
Иногда мне кажется, что поначалу природа создавала меня специально для того, чтобы я стал отцом большого семейства, или директором детского дома, или, на худой конец, главой какого-нибудь гангстерского картеля, а в последний момент было принято решение не использовать меня по назначению – оно и к лучшему, конечно! От первоначального замысла природы во мне сохранилась только маниакальная потребность периодически кого-нибудь опекать. И когда в моей жизни внезапно появляется существо, которое необходимо накормить, одеть, или просто помочь ему устроиться немного покомфортнее на жестком табурете реальности, у меня за спиной вырастают крылья: ради своего подопечного я готов перевернуть мир – в то время, как для себя, любимого, ничего переворачивать не стану, хоть убейте! Правда, все это обычно продолжается недолго: через несколько дней я, как правило, выздоравливаю…
Наверное, когда мы пришли в наш маленький лагерь, я был похож на еврейскую бабушку, в гости к которой приехал один из двадцати пяти любимых внуков: шумно требовал накормить Кугайну, в самых поэтических выражениях описывая страдания голодного человека, вынужденного в одиночестве скитаться по лесу, требовательно осведомлялся, в каком именно шатре его уложат спать, потом бежал к гостю, отрывал его от еды, тащил за собой в шатер и настырно спрашивал, будет ли ему там удобно. Он вежливо кивал, до оснований потрясенный моим фонтанирующим гостеприимством. Я поднял такой шум, что даже толстенький пага Пикипых приподнял свои тяжелые веки, несколько секунд пристально рассматривал меня и моего нового приятеля, потом изумленно покачал головой и снова закрыл глаза. Слава богу, на сей раз обошлось без язвительных комментариев.
Хэхэльфов приятель, бунабский принц, к этому времени как раз собрался в свой шатер, спать, так что Хэхэльф очень обрадовался и моему возвращению, и новому спутнику: он принадлежал к тем замечательным ребятам, в которых отлично уживаются абсолютная уверенность, что самые интересные вещи происходят именно с ними, и искреннее доброжелательное любопытство ко всем остальным людям: ну-ка, ну-ка, чем вы меня сегодня порадуете?
Оказалось, что Кугайна хорошо его знает – не лично, а понаслышке.
– Так ты тот самый сын Эрберсельфа Инильбского, который вырос на Вару-Чару? – обрадовался он. – Я о тебе много слышал! Весь Хой о тебе говорил, когда твой отец нарушил свое слово, а ндана-акуса Анабан сказал, что твой отец – не такая важная персона, чтобы из-за его глупости убивать такого смышленого мальчишку… А вы сейчас с Вару-Чару едете? И как поживает младшая сестрица ндана-акусы? Все такая же шустрая?
– Шустрая – не то слово! – согласился Хэхэльф. И они принялись сплетничать об общих знакомых. Разговор то и дело переходил на бунабский язык. потом ребята вспоминали обо мне и снова начинали говорить на кунхє. Хаотическое смешение языков, поток незнакомых имен и обилие непостижимых, но живописных подробностей утомили меня неописуемо, я задремал прямо у костра и сквозь сон почувствовал, как дюжина обормотов в мини-юбках волочет меня в шатер – в высшей степени бережно и заботливо, как некое огромное хрустальное бревно…
Утром я умудрился проснуться раньше всех – иногда случаются со мной и такие чудеса! Обнаружил, что и Хэхэльф, и наш новый спутник, расположились в том же шатре, что и я – во всяком случае, рядом со мной валялись два больших свертка, очертания которых позволяли предположить, что это – просто люди, с головой завернувшиеся в одеяла. Я высунул нос наружу и с изумлением уставился на толстого жреца: он по-прежнему сидел возле гаснущего костра с закрытыми глазами, неподвижный и величественный, как бронзовое изваяние Будды – если вы способны представить себе Будду, недовольного решительно всем на свете!
– Ты уже проснулся? Не верю! – изумленно сказал Хэхэльф. – Это к чему: к дождю, или к буре, или море выйдет из берегов?
– Это просто так, для разнообразия. – невозмутимо объяснил я. И показал на пагу Пикипыха: – Что, он никогда не ложится спать?
– А кто его знает, – легкомысленно отмахнулся Хэхэльф. – Я же тебе говорил: все паги со своими причудами…
Примерно через час проснулись все остальные, наскоро перекусили – не усаживаясь на специально взятые с собой ковры, как во время ужина, а, можно сказать, на бегу. Даже толстый жрец прервал свою медитацию. Есть он, правда, не стал, общаться с присутствующими – тем более, а просто переместился в бочку на спине своего зверя. Из этого следовало, что нам пора трогаться в путь. Только сейчас мне пришло в голову, что будет нехорошо, если мы поедем в комфортабельных бочках, а наш новый спутник пойдет пешком, вместе с рабами и воинами. Я не считал пешую прогулку таким уж великим злом, скорее – наоборот, но мне показалось, что так будет невежливо.
– Ты можешь ехать на моем звере, – великодушно сказал я Кугайне, – а я пойду рядом. А когда я устану, мы поменяемся. Так даже лучше: если все время ехать – ноги затекают.
– Спасибо, – вежливо откликнулся он. – Но это вовсе не обязательно. Поездка верхом – для знатных людей и для почетных гостей, вроде тебя и твоего приятеля. А я – не гость, а коренной житель этого благословенного острова, и не знатный человек, хоть и свободный, да и небогатый, к тому же: кроме той агибубы, что на мне, у меня в сундуке всего две хранятся, да и те старые…
