Ну да. Естественно.
Секунду спустя я обнаружил, что, как всякий уважающий себя комический персонаж, тянул дверь не в ту сторону. Она открывалась не внутрь, а наружу, в полном соответствии с правилами пожарной безопасности.
Выскочив в коридор, я захлопнул дверь и для надежности навалился на нее спиной. Постоял, обливаясь холодным, шипящим, газированным потом. Прислушался. Вроде тихо. Смешливые обитатели преисподней не спешили снаряжать за мной погоню. И то верно: на кой я им сдался? У них там, если верить суровому Данту, и без меня такая VIP-тусовка собралась – закачаешься.
51. Ошхамахо
В адыгской мифологии <…> местопребывание богов.
Следующим номером программы у нас значилась внутренняя борьба. В красном углу – страстное желание убежать куда глаза глядят, оглашая окрестности жизнерадостным воем перепуганного младенца тридцати с лишним лет от роду. В синем углу, соответственно, топчется облаченное в махровый халат любопытство. Оно не рвется в бой. Ощущает себя боксером, которого по ошибке выпустили на ринг в составе другой весовой категории. И надо бы указать гражданам арбитрам на вопиющую их ошибку, но…
Обреченно махнув рукой, любопытство мое разоблачается, принимает боевую стойку и… побеждает нокаутом в первом же раунде, к изумлению публики и играющего тренера в моем лице.
Я, оказывается, храбрый. Я остаюсь.
И даже решаюсь приоткрыть следующую дверь.
Там хорошо. Там пахнет сандаловыми благовониями, сухими розами и морскими водорослями. В комнате почти нет мебели, зато пол устлан ковром и усыпан пестрыми подушками в духе «Тысячи и одной ночи». В ближайшем ко входу углу припаркован чайный столик на колесиках. Он немного выбивается из общего стиля, зато чертовски удобная вещь: вместо того чтобы тянуться за посудой и прочими предметами, ленивые гости могут добродушными пинками гонять полезную тележку от одного алчущего к другому. Вспоминаю, что у меня самого был когда-то подобный столик, только вот где, когда? Нет ответа. Очко достается команде соперников. И черт с ним, с очком…
В комнате никого нет, зато окно распахнуто настежь. Из сада доносятся негромкие голоса. Вполне человеческие голоса, не клекот какой-нибудь потусторонний. Поэтому я решаюсь пересечь комнату, подойти к окну и прислушаться. Странное дело: голоса звучат довольно отчетливо, обладатели их, вероятно, где-то рядом, но мне не удается различить ни слова. Даже на каком языке они говорят, не понимаю.
Усаживаюсь на подоконник, осторожно высовываюсь в окно. Памятуя о давешнем предостережении, даю себе честное слово, что не вывалюсь наружу. Только принюхаюсь, посмотрю и послушаю – вдруг там, за соседним углом диктуют сейчас ответы на все мои вопросы, а я, дурак, тетрадку не приготовил – записать.
Стоило высунуться наружу, и картина разительно переменилась. Теперь я отчетливо видел компанию из пяти человек, развалившихся в шезлонгах, метрах в пяти всего от распахнутого окна, в тени высоких деревьев с белой корой и алыми, как у осенних кленов, кронами. Да и толмач мне больше не требовался: я отлично все понимал, кроме разве что фраз, произнесенных совсем уж интимным шепотом на ушко соседке.
Компания была та еще.
Номер первый. Лысый, загорелый моложавый бугай, одетый, как приехавший на курорт спецназовец: видавшие виды камуфляжные шорты, безрукавка цвета хаки, тоже пятнистая, но от пота; голые ноги обуты в пудовые армейские ботинки. В зубах погасшая сигара, на плече татуировка, изображающая красивого вампира женского пола. И лишь на левом запястье неожиданное цветное пятно: тонкий бисерный браслет, вроде тех, что носят студентки-первокурсницы, временно очарованные не столько идеологией, сколько эстетикой хиппи.
Номер второй. Хрупкая старушка в белом платье, похожем на скромный свадебный наряд: кружева на подоле, рукава-фонарики, белая тряпичная роза на поясе. В смуглых морщинистых руках – еще одна белая роза, на сей раз живая. Третий цветок, кажется, склеен из бумаги и размещен на красной соломенной шляпке. Из-под платья выглядывают острые носочки красных лакированных туфелек. Трогательную картинку несколько нарушают крутые мотоциклетные очки ультрамодного дизайна с черными зеркальными стеклами. Словно бы у внука взяла примерить, смеху ради, да забыла вернуть.
Номер три. Изящная блондинка средних лет в синем рабочем комбинезоне, надетом, кажется, прямо на голое тело. Голову ее украшал венок из желтых кувшинок, на коленях лежал чудовищный старый баян. Время от времени блондинка разводила меха и даже исполняла несколько пронзительных аккордов, словно бы дополняя музыкальным визгом свою тихую, ровную речь.
Номер четыре. Невысокий худощавый мужчина с аккуратной, коротко подстриженной бородкой. С виду – типичный кандидат каких-нибудь гуманитарных наук. Невзирая на летнюю жару, он кутался в длинное зимнее пальто с каракулевым воротником. Из-под пальто, впрочем, выглядывали босые ступни. Время от времени он с удовольствием шевелил пальцами ног, по-обезьяньи длинными и подвижными.
Номером пятым значилось существо неопределенного пола. Не то худощавая девочка, не то красивый мальчик. Крупные, но тонкие черты лица, волосы, собранные в хвост, джинсовая куртка и светлые льняные брюки, длинные узкие кисти рук могли принадлежать кому угодно. Прекрасный андрогин не принимал участия в разговоре. Отстраненно улыбался и покачивал головой в такт одному лишь ему слышной музыке, обитавшей, вероятно, в серебристых наушниках карманного плеера. Но и тут не обошлось без странностей. В руках у этого совершенного создания природы был небольшой кокосовый орех. Время от времени создание с громким треском откусывало от него кусочек вместе с твердой мохнатой скорлупой.
Тем не менее компания в саду мне скорее понравилась. Эти люди производили впечатление актеров, собравшихся на второе, или, скажем, третье чтение пьесы о сумасшедшем доме: уже начали понемногу осваиваться с новыми ролями, даже костюмы примерили, но до полного слияния с образом требовалось еще много времени и усилий.
– О! – торжественно сказала блондинка, поднимая указательный палец. И уставилась на меня: – У нас гость! – Баян в ее руках тут же пронзительно замяукал некое подобие туша.
– Только сиди, где сидишь, – поспешно предупредила старушка. – Целиком в сад не вылезай пока: заблудишься. Мы и сами здесь заблудились когда-то, было дело…
– Вас можно поздравить, – улыбнулся мне лысый «спецназовец». – Вы прекрасно освоились в доме, если смогли обнаружить наше убежище.
Вопреки моим ожиданиям у него оказался тихий бархатный баритон, а интонации напоминали учительские. К тому же он единственный из всей компании обращался ко мне на «вы» и церемонно раздвигал уголки губ, сопровождая всякую фразу вежливой, ни к чему не обязывающей улыбкой.
– Как настроение? – добродушно поинтересовался дядечка в зимнем пальто.
– Да ты на нас погляди, сразу поймешь, какое у него настроение! – расхохоталась блондинка. – У меня теперь есть баян, видишь? А Триша как одета – хоть сейчас под венец! А ты сам – босяк. Умора! – Она повернулась ко мне и заговорщически подмигнула: – Думаешь, мы и правда такие придурки? Не-е-етушки! Это ты нас так разукрасил. Настоящий художник, что с тебя взять!
