– Символический обмен, – старьевщик доволен. – Аппарат для пустой болтовни в обмен на твой собственный ключ. Вот он.
Действительно, ключ. Кажется, я отлично справляюсь с невнятным заданием обитателей дома в Остаповском проезде. Поехал на юго-запад, и вот он, обещанный ключ.
Верчу в руках маленькую блестящую штуковину. Я и правда не знаю, как с нею поступить. Не цеплять же, в самом деле, чудесный этот дар на автомобильный брелок…
– Проглоти, – совершенно серьезно советует старьевщик.
– Ка… как это?! – я не верю своим ушам.
– Ну ты и смешной! Впервые вижу Ключника, который не знает, как поступать с ключами. Вот так, – дядя Мик достает из кармана пыльный леденец, кидает в рот и глотает, не жуя.
Гляжу на него почти с ужасом. Глотать железяку?! К чему угодно был я готов, отправляясь в путешествие по улице Маяковского, но только не к этому. Что за нелепый, шутовской подвиг требуют от меня совершить?
– Единственная дверь, к которой подходит этот ключик, внутри тебя, – объясняет старьевщик. – Больше ни для чего он не годится: хоть в карман его клади, хоть на шею вешай, хоть в задницу суй.
Зачарованный его речью, кладу ключ в рот. Языком ощущаю металлический привкус и, совершив над собой нечеловеческое волевое усилие, проглатываю вещицу. Почти сразу, где-то на полпути в пищевод, ключик перестает быть вредным для здоровья инородным предметом, угодившим в недра нежного организма, и становится чем-то иным. Чем – не знаю. Но мгновение спустя не представляю уже, как жил прежде без этой таинственной штуковины.
То есть понятно, как: считай, не жил вовсе.
92. Тот
…Тот отождествлялся с богом Гермесом, который считался <…> «ведущим души».
– Ну что, вопросов больше нет? – дружески ухмыляется Ада. – Одни ответы остались?
Гляжу на нее, словно бы впервые увидел. И то правда: все теперь для меня впервые. Про себя отмечаю, что на Аду приятно смотреть. Мне нравится ритм, в котором пляшут языки ее внутреннего огня. Прочих подробностей я словно бы не вижу. Точнее, вижу, но не придаю им значения. Бесполезная информация.
– Идем, – говорю наконец. – Проводишь меня до ближайшей закрытой двери. Мне пора.
– Возвращаться?
– «Вернуться» – значит оказаться в некой исходной точке. В этом смысле возвращаться мне некуда… Хочу попробовать себя в деле и выяснить, что я теперь такое. Мне кажется, это будет славно.
– Да? Ладно, будем считать, что мне тоже так кажется.
Ада берет меня под руку, и мы отправляемся на прогулку. Прикасаться к ней – редкостное удовольствие, настолько острое, что я почти теряю рассудок. Ничего не вижу, ничего не слышу. Бреду на автопилоте, но и тот, кажется, постепенно слетает с катушек.
– Кажется, ты все же изобрел какой-то диковинный способ меня трахнуть, – вдруг хохочет моя спутница. – И ведь за руку тебя не поймаешь!
– За руку, – эхом повторяю я. – Именно что за руку. Пожалуйста, не отбирай ее, если это не идет вразрез с твоими аскетическими принципами. Очень приятно за тебя держаться. Никогда бы не подумал…
Ада насмешливо хмурится, но руку не отбирает. Сильный великодушен. Впрочем, через несколько минут я сам прихожу в чувство. Волевым усилием перевожу себя с программы «экстаз» в режим «трезвость».
– Я уже почти знаю, как все теперь будет, – говорю я, останавливаясь у запертой двери.
Медная табличка оповещает, что хозяин дома носит французское имя Антуан и длинную, сложносочиненную фамилию, разбирать которую я поленился. Ада испытующе меня разглядывает.
– Ждешь, когда я спрошу: ну и как? Я не спрошу. Достаточно того, что ты знаешь.
– Я же говорю: почти. Кажется, запертых дверей для меня больше нет. Есть лишь двери, ведущие неведомо куда. И, как я понимаю, мой гражданский долг сманивать туда братьев-человеков, заплутавших в трех соснах унылого бытия.
– Сам смотри, не заплутай, – сурово говорит Ада. – Поумерь восторги, соберись. Ты пока в самом начале пути. Не забывай об этом, ладно?
– Я буду стараться. Уже стараюсь, как видишь. Спасибо тебе.
– Для себя хлопочу, как ты понимаешь. Иногда я все-таки сплю, и в такие моменты ты совершенно необходим мне живым.
Киваю. Мне вполне ясна сейчас мудреная логика Ады. Именно поэтому я не порываюсь поцеловать ее на прощание, даже пробормотать нечто проникновенное не пробую. Просто дружески подмигиваю сероглазой обитательнице Нижнего Города и берусь за дверную ручку. Сейчас проверим, исправно ли работает мой новенький внутренний голос. Он твердит, что это – самый простой способ попасть в гостиничный номер, где меня ждет душ и чистое белье, сменить которое мне, честно говоря, не мешало бы – после такого-то денечка…
93. Тригумцэнпо
…все цари спускались на землю по веревке «му», ночью возвращались на небо…
За дверью меня ждет вспышка молнии, на мгновение осветившая бездонную пропасть, разверзшуюся под моими ногами. Но я легок, как тополиный пух, а потому бесстрашен. Я знаю, что преодолевать пропасть между сбывшимся и несбывшимся – и есть мое призвание.
Шагаю вперед, и меня обступает знойный полумрак гостиничного номера. Я не удивляюсь, не возношу хвалу первому попавшемуся божеству, наверняка равнодушному к перипетиям моей замысловатой судьбы. Так и должно было случиться. Все в порядке вещей. Порядок, конечно, новый, непривычный пока, но где наша не пропадала?! Правильно. Нигде. Но пасаран.
Веду себя, как если бы вернулся после долгой прогулки по раскаленному историческому центру курортного города. Первым делом включаю кондиционер. Потом устремляюсь в душ. Манипулирую кранами, терзаю тело то огненными, то ледяными струями. Оно сладко содрогается и благодарно хрустит суставами. Наконец заворачиваюсь в гостиничное покрывало, как в тогу, и устраиваюсь на подоконнике. Мне чертовски нравится быть живым, чистым, мокрым и голодным. Еще больше мне нравится думать, что текущая реальность для меня – как этот гостиничный номер. Временно оккупированная территория. Кажется, я в восхищении от такого поворота дел.
Ада была права: я, конечно, в самом начале пути. И надо бы держать себя в руках, поумерить восторги, повысить бдительность. И я непременно последую ее мудрому предостережению. Но сначала просто побуду счастливым. Всего пять минут. Время пошло.
94. Тушита
«Удовлетворенный», «радостный», «довольный».
На следующее утро я отправился к морю. Валялся на раскаленном песке, жрал мороженое, плескался в теплой прибрежной воде, обедал на веранде пляжного ресторана, даже на катере прокатился вдоль побережья, как самый настоящий, заправский курортник. А в сумерках, когда спал дневной зной, покинул город, совершенно удовлетворенный исходом своей поездки.
