И вправду! Немало стараний требовалось приложить, дабы сотворить такое с обычной хамсой.
— Отменно, отменно, святой отец, — вздохнул шевалье, глядя куда-то в сторону. — Однако же должно оставить трапезу и для синьора де ла Риверо.
Вот уж не ожидал от него такой вежливости!
Дворянин!
— А-а вы? — повернулся ко мне явно расстроенный регент. — Мон… То есть синьор де Гуаира! Должно сохранять силы телесные, как и учит нас Святой Игнатий…
Я покачал головой, мысленно поклявшись в следующий раз лично заняться трапезой.
— Так ведь вкусно! — в отчаянии воззвал брат Азиний, погружая ложку в котелок. — Дети мои! Готовил я по рецептам обители нашей… О, синьор де ла Риверо! Наконец-то!
Я оглянулся. Сьер еретик стоял в дверях, имея вид задумчивый и несколько странный.
— Трапезничать! Трапезничать, сын мой! — возопил попик и, схватив сьера римского доктора за руку, потащил к столу. — Вот и ложка! Сейчас молитву прочтем!..
Мы с шевалье переглянулись, но я не внял его молчаливому призыву.
Муки телесные не менее мук духовных ведут к просветлению.
В пытошную еретиков!
* * *
— Что вы играли, друг мой? — поинтересовался шевалье, когда я отложил гитару.
— Похоронную песнь племени кадувеев, дорогой дю Бартас. Как раз под настроение.
Он вздрогнул и перекрестился, что с ним бывало не так уж и часто.
— Гоже ли играть сии языческие напевы? — пискнуло сзади. — Ибо сия песнь, по всей вероятности, есть часть зломерзкого обряда…
Я оглянулся. Брат Азиний, к этому времени уже успевший поменять каптан на сутану, восседал на лавке, тыча прыщавый нос в раскрытый молитвенник.
Не люблю попов!
— Кадувеи уже не язычники, а «кристиано» — добрые христиане, отец Азиний. Да и раньше они были очень странными язычниками. Чтили единого Бога и, между прочим, поклонялись кресту. Есть легенда, что их крестил еще Апостол Фома.
…Поэтому мы и называли наши поселки «редукциями» — приютами возвращения к истинной вере. Поэтому так охотно и слушали нашу проповедь.
— Индейцы, равно как негры и прочие китайцы, суть дикие животные! — упрямо проговорил попик. — Ведомо, что сотворил их Господь, дабы работали они в поте лица своего на благо наше! И да не обманет их человекоподобие истинных христиан!
Я встал, поглядел в мутное окошко.
— На дворе, кажется, дождь, не так ли сьер Гарсиласио? Я поинтересовался именно у него, поскольку римский доктор уже несколько раз выглядывал наружу. Интересно зачем?
Сьер еретик едва соизволил кивнуть. В этот вечер ему было явно не до меня.
— Прекрасно! Так вот, отец Азиний, по поводу индейцев. Да будет вам ведомо, что собор епископов в городе Лиме признал их людьми, сотворенными по образу и подобию Божьему. Это раз. Их признал людьми покойный папа Павел — это два. А сейчас будет три!
— Синьор! Монсеньор! Не нада-а-а! Сначала за порог вылетел сам брат Азиний. Затем — его молитвенник и уж следом — феска.
Я хлопнул дверью и вновь взял гитару в руки.
— Отменно, друг мой, — прокомментировал невозмутимый шевалье. — Эти попы должны знать свое место. Однако же, друг мой, вы действительно не в настроении! Смею ли поинтересоваться причиной?
Причина? Да какая уж тут причина!
— Не знаю, друг мой. Наверно, из-за дождя.
* * *
Илочечонка, сына ягуара, предали.
Капкан, скрытый в высокой траве, яма с отравленным колом посередине, ловчая сеть, спрятанная среди листьев… Предали!
Мне сообщили все — кроме главного. Тайна, которая вовсе не была тайной. А я еще недоумевал, никак не мог понять…
Миссию в Киеве тоже предали. И в Риме знали имя предателя! Знали — и не сообщили мне. А ведь бывалый казак Павло Полегенький служил в Республике много лет и прекрасно знал наши потаенные тропы.
Теперь ясно, как погибли братья Поджио и Александр! Им тоже не сказали!
Спросить бы, почему? Но у кого спрашивать? Я — мягкий воск, я топор в руках дровосека. Я — труп.
* * *
— Сьер де Гуаира! Можно вас спросить? Голос римского доктора не предвещал ничего доброго, но я столько кивнул.
— Вы сейчас так… эффектно заступились за наших заморских братьев. Почему же вы и ваши… (он покосился в сторону шевалье) ваши друзья не построят Город Солнца тут, в Европе? Это проще, чем ехать в какую-то там Гуаиру!
— Вам это действительно интересно? — удивился я.
— Представьте себе, да.
— О чем вы, синьоры? — недоуменно поинтересовался шевалье, но его не удостоили ответом.
— Причина проста, сьер Гарсиласио. Собственность — и привычка к собственности.
— Ага! — Его глаза радостно сверкнули, но я поднял руку.
— Погодите! Город Солнца во всех деталях описал еще Платон. После него Блаженный Августин, затем Мор и Бэкон. Но никто не видел пути. Справедливость невозможна при наличии собственности, но люди слишком привыкли к ней…
— Забрать! — Тонкие губы сьера еретика дернулись в злой усмешке. — Забрать — и поделить! По справедливости!
— Да о чем вы, синьоры? — вскричал сбитый с толку дю Бартас. — Я ничего не понимаю!
— Позвольте вам разъяснить, синьор, — охотно откликнулся римский доктор. — Представьте, что крестьяне разграбили ваш замок, перерезали скот, землю поделили между собой.
— Что-о-о?!
— А в замке устроили общий коровник. Вам бы понравилось?
Влезать в подобный спор не хотелось. Проще всего довести любую идею до абсурда, тут сьер еретик далеко не оригинален. Но ведь когда-нибудь нам придется рассказать о Гуаире! И не только тем, кто читал Мора и Колокольца, но и таким, как шевалье.
— Из этого ничего не получится, — начал я.
— Слава Богу! — поспешил вставить дю Бартас.
— Так уже пытались делать — при Лютере. Имущество целых городов объявлялось общим, делилось, распределялось. Но всегда находились обиженные, которым их кус казался слишком маленьким. И все начиналось сначала. Поэтому такой путь не годится.
— А ваши индейцы — ангелы! — хмыкнул сьер Гарсиласио. Я пожал плечами.
— Конечно, нет. Но они не знают, что такое «мое». Поэтому им легко привыкнуть к тому, что земля принадлежит всем. И не только земля…
