Гораздо важнее, впрочем, что я при этом прекрасно отдохнул. Когда наконец открыл глаза, долго не мог поверить, что проснулся, очень уж необычно себя чувствовал. Как в детстве, когда бодрость и радость кажутся нормой, всякий новый день обещает интересные приключения, а слово «проблемы» знакомо только из разговоров взрослых.
Еще более удивительным было мое спокойствие. Таким спокойным я не был даже после давешних дыхательных упражнений и, надо полагать, вообще никогда. Казалось, ничто не сможет вывести меня из равновесия — при том что ни слабым, ни даже просто вялым, как это иногда бывает спросонок, я себя не чувствовал.
Чиффа сидел напротив и пил что-то из маленькой керамической кружки.
— Ага, сам проснулся, — обрадовался он. — А я как раз собирался тебя будить. Хочешь камры?
Я кивнул и принял из его рук кувшин.
— Мне очень понравилось спать, напившись твоей крови, спасибо, — сказал я. — Это и есть способ перехитрить мертвецов, о котором ты вчера говорил? Ты будешь каждый день поить меня своей кровью?
— Каждый день? — удивился он. — Ну уж нет. Во-первых, моя щедрость не столь беспредельна, а во-вторых, это не выход. Я не всегда буду рядом, поэтому ты должен научиться обходиться без моей помощи. Да и не к лицу такому могущественному человеку, как ты, всю жизнь прятаться за чужую спину.
Его отказ должен был бы меня огорчить, но мне польстили слова, в которые он был облачен.
— Ты говоришь разумные вещи, — согласился я. — Если так, что я должен делать?
— Изменить собственный вкус и запах, что же еще? — пожал плечами Чиффа. — Мертвые магистры охотятся на Безумного Рыбника и совершенно равнодушны ко всем остальным людям, спящим и бодрствующим. Значит, тебе нужно как можно скорее стать кем-нибудь другим. Кем угодно, вернее, кем получится. Такие вещи сам никто не решает — я имею в виду, что никогда заранее не знаешь, во что превратишься в Хумгате, можно лишь быть уверенным, что это наилучший из возможных вариантов.
— Где-где? — переспросил я, не веря собственным ушам.
— В Хумгате, — любезно повторил он. — Неужто знакомое слово? И об этом, оказывается, можно узнать из книг?
Я молча кивнул. Сказать, что его слова меня не обрадовали, — не сказать ничего. Сведения, почерпнутые мною из древних рукописей, в целом невнятные и противоречивые, сходились в одном: там нет ничего, кроме вечности и безумия. Собственно, я думал, что именно там и побывал по милости мертвых магистров. И вот теперь выясняется, что…
— Э нет. Какие-то ты не те книги читал, судя по тому, как тебя перекосило, — ухмыльнулся Чиффа. — Хумгат — невообразимое место, рассказать о нем словами совершенно невозможно, но это скорее прекрасное, чем ужасающее явление, поверь мне. Я принадлежу к традиции, в которой Хумгат называют Коридором между Мирами, и это более-менее точная характеристика. Никогда такого выражения не слышал? Вижу, что нет.
— Какой еще «коридор»? Между чем? Что за «миры»? О чем ты вообще толкуешь?
С моей точки зрения, беседа наша зашла в тупик, но бросать ее вот так, на полдороге, мне все же не хотелось.
— Ну, видишь ли, Миров, вернее, различных версий реальности, обитаемых и неподходящих для жизни, понятных и неизъяснимых — словом, на любой вкус, бесконечно много. И не нужно кривиться, это хорошая новость, а не катастрофа, поверь мне на слово. Было бы весьма печально знать, что, кроме Мира, где мы родились, нет вообще ничего. Какая унылая картина!
Чиффа замолчал. Глядел на меня с сочувствием, но и с досадой. Думаю, у него совершенно не было настроения читать мне лекции, но и просто сказать: «Заткнись и делай, что велят» — он тоже не хотел.
— Слушай, — сказал он наконец. — Ну вот сам подумай. Если я — просто безумный дурак, который мурыжит тебя бессмысленным враньем, как бы я, интересно, вчера с тобой справился? И, если уж на то пошло, кровь безумного дурака вряд ли дала бы тебе возможность выспаться. И так далее. Когда не знаешь, верить человеку или нет, смотри на его дела. Могущественного колдуна ловить на вранье не имеет смысла, ложь для него — такой же атрибут магии, как, скажем, заклинание. С твоей точки зрения, я все время говорю какие-то невнятные, неправдоподобные и даже пугающие вещи, зато все, что я с тобой проделал, пошло тебе только на пользу. Было бы логично предположить, что и дальше будет в том же духе. Слишком много времени и сил я на тебя потратил, чтобы теперь взять да погубить, не находишь?
— Я и не думаю, что ты собираешься меня погубить. Просто очень не люблю не понимать, — упрямо сказал я.
Чиффа улыбнулся. Это была не привычная уже кривая ухмылка, а очень искренняя, теплая улыбка. С тех пор как умер отец, никто не смотрел на меня со столь неподдельной симпатией. Это было, мягко говоря, несколько странно.
— Кошмарный ты все-таки тип, Безумный Рыбник. Рехнусь я тобой, пожалуй.
Таким тоном записной гурман говорит: «А сейчас я съем вот этот десерт». И облизывается.
Но облизываться Чиффа все-таки не стал. Спрятал подальше неуместную улыбку, взял серьезный тон.
— Я бы и рад тебе все объяснить. Но видишь ли, самые важные вещи можно понять только на собственной шкуре. Такую возможность я тебе предоставлю сразу после завтрака. И не мотай головой, хочешь ты есть или нет, меня не касается. Есть такое слово: «надо». Моя еда будет для тебя так же полезна, как моя кровь. К тому же следующая возможность пожрать будет очень нескоро. И не у тебя.
Я не стал спрашивать у кого, поскольку не был уверен, что ответ мне понравится или хотя бы будет понятен. К тому же у меня было стойкое ощущение, что, если он продолжит говорить о Хумгате, бесчисленных реальностях и превращениях, у меня взорвется голова.
Кеттариец это, наверное, почувствовал и милосердно сменил тему. Стал многословно рассказывать, какой прекрасный завтрак ждет нас обоих и как это важно в наше смутное время — всегда иметь под рукой хороший продовольственный запас. Откуда-то — мне показалось, что из рукава, но я не был до конца в этом уверен — извлек небольшую сковородку и водрузил ее на левую ладонь. На кончиках его пальцев вспыхнуло пламя, на сковороде зашипело невесть откуда взявшееся масло. Правой рукой он выудил из-под стола небольшую рыбку, уже безголовую и выпотрошенную. Швырнул добычу на сковороду, пока она жарилась, достал оттуда же, из-под стола, большое блюдо из прозрачного красного стекла, а вслед за ним — еще одну рыбину.
Я смотрел на него во все глаза. Пламя на кончиках пальцев — дело обычное, я сам такими фокусами в детстве любил развлекаться. Но откуда он брал рыбу? Предположив, что она все утро лежала под столом, я тут же отбросил гипотезу как негодную: я бы непременно учуял запах.
— Откуда рыба? — наконец спросил я.
Меня, конечно, бесила необходимость все время о чем-то его спрашивать, я не привык быть в положении невежды, но любопытство оказалось сильнее гордости.
— Честно? Понятия не имею, откуда эта рыба, — ухмыльнулся Чиффа, выкладывая ее на блюдо. — Видишь ли, дела обстоят так: я могу в любой момент добыть то, что мне необходимо, но не проследить, откуда я это беру. Мой учитель был куда более совершенным существом, на твой вопрос он непременно ответил бы примерно так: «Эту рыбу полчаса назад поймала и почистила старуха отшельница по имени Мхгранг, которая живет на берегу прозрачного зеленого озера, в мире, освещенном лучами четырех маленьких солнц; ближайшая к ее дому деревня называется Зейддластдхирр, там селятся скотоводы и заклинатели аистов; три года назад в тех краях было наводнение, но теперь там все в порядке, только старая Мхгранг с досадой оглядывается по сторонам в поисках рыбы, думает, ее утащил чей-то беглый младший брат, меч Кройхха ему в задницу!» Но мне до него пока далеко. Поэтому приходится говорить тебе скучную правду: я не знаю.
