Как только мы вошли, я окончательно поняла, что сопротивление бесполезно. Интерьер не представлял собой ничего из ряда вон выходящего, просто – так уж вышло – совершенно соответствовал моему невысказанному представлению об идеальном интерьере. Просторный холл, одно настоящее окно и три нарисованных. Пейзажи за рисованными окнами, разумеется, разные; один – так и вовсе марсианский какой-то: алое небо, лиловые пески. Отсюда можно пройти в один из двух небольших залов. Над входом в левый написано: «Кофе», над правым – «Чай».
– Что, – спрашиваю, – неужели в кофейном зале ни чашки чаю не дадут?
– Ага. А в чайном не дадут кофе. Таковы правила. Зато здесь принято кочевать от столика к столику. Выпьешь, скажем, чашку капуччино, решишь, что на самом деле неплохо бы и чаю тоже попробовать, – встаешь, берешь в охапку креманку с недоеденным мороженым и отправляешься в соседнее помещение. А там, вполне возможно, встречаешь старого друга, или любовь своей жизни, или бывшую одноклассницу, или, или, или… А может быть, никого не встречаешь – как повезет. Знаешь, на планете есть зоны сейсмической активности? Там землетрясения случаются чаще, чем в других местах…
Киваю. Интересно, неужели он думает, будто я действительно не знаю, что такое сейсмическая активность? Ну, дела.
– …А по-моему, еще есть зоны фаталистической активности, – неожиданно объявляет мой лектор. – Места, где колесо судьбы вертится стремительно и непредсказуемо, а не с тоскливым скрипом, к которому мы привыкли… Скорее всего, я фантазирую, но если все же так, то «Дверь» – одно из таких мест.
Да я, в общем, и не сомневаюсь.
Для начала мы отправляемся в кофейную комнату. Там почти пусто, только за столиком у очередного нарисованного окна сидит здоровенная тетка лет пятидесяти. Не толстая, а именно вот – здоровенная. Великанша, богатырка. Наверняка вдова Ильи Муромца. Когда мой спутник, просияв, подлетел к ней обниматься, выяснилось, что мадам выше его на полголовы, как минимум.
– Капа, – ликует мой наставник и поводырь, – а я-то думал, ты нас покинула.
– Ну уж нет, – гудит басовитая Капа. – Просто я от вас отдыхала. И от всего остального.
– Отдохнула?
– Устала, – смеется. – Нет ничего утомительнее, чем остаться наедине с собой. И как люди с собою по семьдесят лет кряду живут? Вот чего я никогда не пойму.
– Нормально живут. Просто к хорошему быстро привыкаешь, – назидательно говорит рыжий.
– Гляди-ка, какой мудрый стал, – великанша качает головой, впрочем, скорее насмешливо, чем восхищенно.
– Вовсе нет. Просто память у меня хорошая. Избирательная, но хорошая. Ты не заметила, что мы почти слово в слово воспроизвели наш диалог почти годичной давности? Только ролями поменялись. Я вернул тебе твою собственную мудрость, даже без процентов. Не настолько у меня светлая голова, чтобы чужие премудрости с процентами возвращать.
– Ладно тебе прибедняться, – отмахивается огромная Капа. – Ты меня лучше с девушкой познакомь.
«Девушка» – это у нас, надо понимать, я.
Прежде чем я успела опомниться, великанша заключила меня в объятия. И вот ведь что удивительно – прежде я прикосновения чужих людей терпеть не могла. Даже случайных, в метро или в троллейбусе, старалась избегать. Я, собственно, и родной матери тискать себя не особо позволяла – лет с семи примерно. А уж от назойливых лап чужой тетки меня по идее стошнить могло бы.
Но тут я, страшно сказать, мгновенно растаяла. Руки у Капы оказались горячими, а огромная грудь – мягкой и уютной, как диванная подушка. Ее богатырское тело источало тонкий, удивительно свежий аромат – смесь подснежников и алоэ, так, что ли? Я собралась было спросить, что за парфюм у нее такой чудесный, да постеснялась.
– Хорошая какая, – одобрительно пробасила Капа, отпуская меня на волю. Отстранившись, еще раз оглядела с ног до головы и заключила: – Добро пожаловать!
А я гляжу на нее завороженно, ничегошеньки не понимаю. Ну, почти. Они вдвоем как-то меня усадили за столик у нарисованного окна, даже капуччино мне заказали, посыпанный не корицей, а тертым шоколадом, как я люблю. Как угадали?..
– Капитолина Аркадьевна, – рассказывает мой поводырь, – наш единственный добрый ангел. Первая, кого я встретил в этом клубе. Я ведь почти случайно сюда попал. Михаэль – немец, в Москве никогда в жизни не был, о существовании местной тусовки знал сугубо теоретически. Вернее, даже не знал. Просто подозревал, что вряд ли я окажусь единственным накхом в таком огромном городе, как Москва. Сказал мне на прощание: «Обязательно разыщи там своих. Иногда это бывает позарез нужно». Теоретически я был с ним согласен, а на практике совершенно не понимал, как я буду кого-то искать? Где искать? По улицам, что ли, мотаться, прохожих за грудки хватать, в глаза заглядывать?.. Со временем понял, конечно, что за грудки никого хватать не нужно, даже близко подходить не обязательно. Но и другое стало мне совершенно очевидно: потребуется огромное, нечеловеческое везение, чтобы нарваться на еще одного накха. Ну я и забил на это дело. Решил, перебьюсь. Обещал себе, что в случае чего найду способ смотаться к Михаэлю. Ну или хоть по телефону ему позвонить можно, – так я себя успокаивал.
– И как же ты в итоге всех нашел? – спрашиваю. Лишь бы спросить, показать, что я слушаю. Очень внимательно слушаю. Это, между прочим, чистая правда.
– Я-то как раз ничего не нашел, – смеется. – Меня нашли. Один из тутошних завсегдатаев приметил меня – где бы ты думала? – в «Летчике». Положил на стол визитку и поспешно удалился, я звука произнести не успел. Когда человеку, в детстве контуженному Уэллсом, суют под нос картонку с надписью «Дверь в стене», точным адресом и примечанием от руки: «Каждую субботу, по вечерам», как-то не до комментариев… Конечно, я сюда прибежал из чистого любопытства, поглядеть: зачем звали-то? Предположения были самые разные – от мистических до криминально-эротических, так что я был начеку…
– Теперь это называется «начеку», – ухмыляется Капа. – Скажи уж прямо: шел и не знал, что тебе предстоит, помереть на месте или просто усраться с перепугу!
– Ну, почему… Крутились у меня в голове и другие варианты. Но и эти два имели место, ты права.
Тут он торжествующе глядит на меня.
– И что же ты думаешь? Первой я встретил Капитолину Аркадьевну. Она тут же заявила: «Какой хороший мальчик!» – и я, понятно, расслабился. Если бы в эту минуту появились придуманные мною монстры и злодеи, могли бы брать меня тепленьким.
– Это мое хобби, – объясняет великанша. – Я тут единственная, кто по-настоящему интересуется коллегами. Сую нос в чужие дела, даже сплетнями не брезгую. Мне правда интересно, несмотря ни на что. И еще люблю приходить сюда пораньше, чтобы не пропустить новенького, если вдруг появится. В первый раз все стесняются, это понятно. Но загвоздка еще и в том, что мало кто понимает, зачем, собственно, его сюда принесло. И ведь порой два часа просидишь, а так и не поймешь, зачем все это. Мы все, по большей части, с причудами. Даже пригласить сюда по-человечески мало кто способен, а уж объяснений каких-то вообще не дождешься. Это тебя за ручку привели, как первоклашку в школу. Повезло.
