– Вот видишь! – торжествует. – Стоило только предложить, и тебе уже весело.
– Спасибо, – говорю вежливо. – Но знаешь, пожалуй, все-таки не нужно. Не моя это стезя. Я бы сама тебя с наслаждением связала и где-нибудь заперла, дай мне волю… К тому же в кладовке у меня будет масса возможностей подумать. О тебе, о себе и о нас. Представляешь, какой ужас?
– Не представляю. Почему – «ужас»? Все ведь хорошо, было и есть, а что будет – неведомо, но чертовски интересно, разве не так?
И тут я пала так низко, ниже не бывает. Разревелась ни с того ни с сего, практически на пустом месте, во время распрекрасного завтрака в постели, о каком и мечтать не смела – вот еще вчера утром, между прочим, не смела, а сегодня получила на свою голову, господи, да что же это?!
Он, слава богу, молчит. Гладит меня по голове, как ребенка. Да, снова – как ребенка. Любимых женщин гладят по голове совсем иначе, уж я-то знаю, но, ладно, сойдет, и на том спасибо, нельзя быть такой мелочной, в конце-то концов…
– Ничего, – говорю, – ничего. Все действительно хорошо, но не так, как мне хочется, а как-то иначе хорошо. Ты лучше всех в мире, правда, просто все не так. Но это нормально, в порядке вещей, этот закон природы я знаю, это мы проходили…
– Какой закон?
Ишь вытаращился. Интересно ему. Действительно интересно. Мое небо обрушивается на мою же землю со скоростью сто двадцать катастроф в минуту, а ему, видите ли, интересно послушать, что я теперь скажу о законах природы. Фантастическая все же тварь. Ангел бессмысленный. И, как водится, беспощадный. Своими руками убила бы, если бы не…
Если бы не.
Но все же он молодец, поговорить – дело хорошее. Все лучше, чем носом шмыгать бездарно. Он у меня от слез распухает и краснеет с катастрофической скоростью, между прочим. Красота нечеловеческая, да уж…
– Одни люди, – объясняю, – от рождения пригодны для того, чтобы любить, а другие только и могут, что быть любимыми. Они – вы! – не виноваты, знаю. Никто не виноват. Всякому чужая участь кажется лакомым куском. Но тут уж ничего не поделаешь, каким родился, таким и живи.
Мотает головой.
– Господи, Варенька… Да нет же. Все не так. А если даже и так, значит, мы с тобой путешествовали по этому морю в одной лодке, а не в разных. Просто я в какой-то момент оказался за бортом. Хочется верить, вполне добровольно. А ты все не спешишь нырять. Имеешь право. Но на твоем месте я бы в этой лодке не задерживался. Худая, в сущности, посудина.
– Ну, значит, увидимся на дне, – бурчу. – Рано или поздно.
– Что я, собственно, все это время стараюсь сделать, так это утянуть тебя в пучину, – улыбается он. – А ты брыкаешься зачем-то. Да еще и меня обратно в лодку тянешь. И я бы, в общем, с радостью рядышком посидел, веслом бы помахал, просто давно уже оброс жабрами да плавниками. Мне в твоей лодке – погибель. То есть не именно вот в твоей, а в любой лодке. Мне теперь в море нужно жить.
– Заигрались мы с тобой в метафоры, – вздыхаю. – Еще немножко, сами себя понимать перестанем, не то что друг друга. Послушать нас со стороны – не жизнь человечья, а сплошь художественная декламация. Ужас. Взрослые ведь люди… Значит, так. Давай договоримся. Полдня ты будешь делать вид, будто любишь меня больше жизни, ни о чем другом помыслить не можешь. Знаю, трудно тебе придется, но ты уж постарайся, пожалуйста. А за это другие полдня я буду делать вид, будто мне действительно интересно учиться воровать чужие судьбы. Мне тоже будет трудно, но я приложу все усилия…
Он вдруг принимается хохотать – заливисто, от души, да еще и ладонью хлопает по коленке. Ну-ну.
– Знаешь, – говорит, отсмеявшись, – это даже немножко несправедливый договор получается. Мне и стараться особо не надо, а вот тебе придется как следует попыхтеть. Но тут уж ты сама виновата, я тебя за язык не тянул. И имей в виду: если тебе будет хотя бы на четверть так же легко выполнять этот договор, как мне, то о лучшей ученице я и мечтать не смел… Эх ты, балда!
Это у нас называется: учимся делать комплименты. Я даже не сразу въехала, а когда до меня наконец дошел смысл сказанного, кидаться на шею было некому. Этот злодей в душ сбежал, не дождался моего просветления.
Ну и ладно, подожду, как водится, две минуты, всего-то.
Стоянка XXII
Знак: Козерог
Градусы: 0°00′01'' – 12°51′25''
Названия европейские: Каальбеда, Кальдеба, Каальдабала, Содохаха, Зодельболюх, Зандельдена
Названия арабские: Сад аз-Зибих – «Счастье Жертвоприносителя»
Восходящие звезды: альфа и бета Козерога
Магические действия: заговоры для снятия вражды всякого рода
День не прошел – пролетел, хоть и вместил в себя несколько десятков чужих лет. Я, в общем, перегнул палку, совсем не обязательно было сегодня покидать постель и отправляться искать приключения на свою задницу. Медовый месяц – это, конечно, перебор, но уж один-то единственный медовый денек, краткий и безмятежный, вполне можно было себе устроить.
Я, однако, бываю порой упрям как осел – даже вопреки собственным насущным интересам. Под вечер велел Варе одеваться. Пришло, дескать, твое время договор выполнять, а я снова заступлю на вахту после полуночи, как нам, демонам да упырям, и положено. Она, собственно, и не возражала, даже посмеялась над моими формулировками, словно бы это я, болван, договор такой нелепый выдумал собственной глупой головой.
Оно, впрочем, и хорошо, что посмеялась. Сразу бы так. Но теперь расслабилась наконец – не только моими стараниями, но и ценой собственных усилий. Погасила опасный огонек безумия, тлевший в ее зрачках со вчерашнего вечера, и вдруг снова стала прежней Варенькой, резкой, немного угловатой умницей-красавицей, острой на язык, властной и беспомощной одновременно. Такое сочетание я прежде встречал только у совсем мелких детишек, избалованных родительской опекой. Откуда это в ней, такой самостоятельной, одинокой, давным-давно взрослой барышне? Неведомо. Однако же никуда не денешься, есть. И идет ей чрезвычайно.
Ей, впрочем, все идет, кроме разве вот почти беспричинного отчаяния, которое, по правде сказать, вообще никого не красит.
Смех смехом, но Варя честно выполняла собственные условия. Изображала неподдельный энтузиазм, постоянно оглядывалась по сторонам в поисках подходящих объектов внимания, теребила меня расспросами. Сперва – все в той же кофейне на Большой Дмитровке, затем – в модном бутике и даже в вагоне метро, куда мы спустились по ее собственной просьбе. Вспомнила вдруг давешний рассказ Капы про Олега, Подземного Жителя, заинтересовалась: а действительно, как оно бывает под землей? То и дело тянула меня за рукав: «Ты тоже давай попробуй, тебе же хочется! Вон та тетенька с синими волосами – по-моему, просто прелесть! А мужик с портфелем тебе как? Кажется, там такие достоевские бездны кроются… Или ну его, как думаешь?..» Увлеклась новой игрой так, что почти демонстративное притворство постепенно превратилось в искреннюю заинтересованность – она и сама не заметила. Так часто бывает; я, собственно, на то и рассчитывал.
