Какое-то время ничего особенного не происходило, затем я услышал, как заурчал Сигизмунд на плече у Джона, и моя тень внезапно исчезла.
— Моя тень исчезла, — удивленно констатировал я.
— Ваша тень поймана, Альфред, — сказал Джон Райден.
— Но что это доказывает?
— Это доказывает, что вы обычный человек. Потому что, если бы это было не так, то исчез бы вы, а не ваша тень. Но где-то в этом городе есть существо, которое может быть словлено и исчезнет, как только что была словлена и исчезла ваша тень, ибо это существо и есть Тень.
Внезапно моя тень появилась снова.
— Нет смысла держать дольше вашу тень, — сказал Джон Райден. — В конце концов она принадлежит только вам и едва ли нужна кому-нибудь еще.
— Но как все это может быть связано с ситуацией в Леквите? — не сдавался я.
— Когда до нас в Лондоне дошла информация о том, что в Кардиффе резко упал уровень преступности, мы сразу же предположили, что в мире появилась Тень. Тень действует как своеобразный коагулянт. Сначала, как молоко начинают сворачиваться, экстравертные формы психической деятельности — проявления агрессивного, направленного вовне сознания. Отсюда и случаи членовредительства. Ведь человек отождествляет себя со своим собственным телом, поэтому агрессия, ранее предназначавшаяся чему-то внешнему, теперь обращается на самого носителя агрессии, на его тело. Постепенно таким же образом сворачивается все сознание целиком. Сворачивается внимание — человек перестает проецировать себя в будущее. Время останавливается. Сворачивается язык — референция прекращается. Смыслы становятся простыми утробными шумами. Наступает рай, в центре которого высится Тень, а человек в этой Тени превращается в абсолютно невинного, ничего не различающего идиота. Мы здесь для того, чтобы этого не допустить.
Странное дело, — он меня убедил. Я действительно поверил в существование сверхъестественной вещи или Тени, одно присутствие которой может изменить до неузнаваемости весь мир.
— Но как же мы найдем эту Тень, если она, по вашим словам, внешне ничем не отличается от нормальных вещей? — спросил я.
— Мне предстоит решить несколько математических задач, — таинственно произнес Джон Райден.
Несколько последующих дней Джон Райден провел не выходя из своего гостиничного номера. Я несколько раз заходил к нему и заставал его ползающим по разложенным на полу картам и планам Кардиффа. Повсюду были разбросаны циркули и наугольники. На столе и на кровати лежали раскрытые книги с изображением странных диаграмм и знаков, запредельность значений которых не вызывало у меня никаких сомнений. На кипе бумаг совершенно невозмутимо восседал Сигизмунд. Его мало интересовали занятия хозяина, и он явно не питал особого почтения к древним таинственным знакам.
Утром 29 июня в квартире, которую я снимал в уютном доме на Кливленд стрит раздался телефонный звонок, и я услышал в трубке взволнованный голос Джона Райдена:
— Альфред, приезжайте скорей! Я знаю теперь, где находится Тень.
Через полчаса я был у входа в гостиницу, где меня уже поджидал Джон Райден с неизменным Сигизмундом на плече.
— Это совсем недалеко, в заброшенном доме у обвалившейся штольни на Паркер Роуд.
Минут через пятнадцать мы были на месте.
В этом доме никто не жил наверное уже лет пять. Вокруг валялся разнообразный строительный мусор, поломанная мебель, какие-то гнутые кастрюли и прочая кухонная утварь. Дверь была не заперта, и мы вошли в темный холл. Кое-где на стенах еще оставались обрывки обоев. Лестница, ведущая на второй этаж, провалилась, а на первом этаже вдоль противоположной стены виднелись три запертые двери.
— Крайняя слева, — прошептал Джон Райден.
Стараясь не наступать на осколки стекла, мы подошли к двери, остановились и прислушались. Не было слышно ни единого звука. Джон Райден хлопнул в ладоши раз, потом еще раз. Приятный мужской голос — неописуемый голос Тени — пригласил нас войти.
— Сигизмунд, — обращаясь к коту сказал Джон Райден шепотом и слегка приоткрыл дверь.
Сигизмунд легко спрыгнул с плеча и мягко просочился в образовавшуюся щель.
— Тени ловят глазами, — сказал Джон Райден, как бы отвечая на мой недоуменный взгляд. — Но человеческий глаз с этой задачей справиться не может. Здесь требуется особое строение хрусталика и роговицы. Да, Альфред, коты ловят не только мышей, и только коты знают, что делать с пойманными тенями… Что ж, кажется, мы уже можем войти.
С этими словами Джон Райден распахнул дверь, и мы вошли. В комнате было пусто. На полу у заколоченного окна сидел Сигизмунд и мыл лапкой свою усатую мордочку.
Год спустя после описанных мною событий я был проездом в Лондоне и решил навестить Джона Райдена. Увы, наша встреча не состоялась. По адресу, который он мне дал, находился кошачий питомник".
Приведенный мною документ вызывает множество вопросов, ответы на которые увели бы нас слишком далеко за рамки данного исследования. Хочу коснуться только замечания Джона Райдена о том, что Тень действует в этом мире как своеобразный коагулянт.
Ноам Хомский писал: "Значение, которое присваивается человеком миру, предполагает, что в мире существует только человеческое сознание. Любое другое — не человеческое — сознание, если бы таковое вдруг отыскалось, по определению не смогло бы прикоснуться к этому миражу человеческого присутствия, поскольку последнее просто испуганно свернулось бы или притворилось бы мертвым, будучи не в силах вынести наличия рядом чьего-то чужого зеркала. В лучшем случае человеческое присутствие просто не заметило бы прикосновения иного".
[22]
Но если человеческое сознание самонадеянно присваивает себе и адаптирует в себя всё многообразие мира, то не является ли заблуждением думать, что писания древности были написаны людьми и для людей? И не сыворотка ли они?
Лишь две опасности существуют для демиурга, чьи дела всегда предваряются словами. Первая: недооценить силу собственных слов. Вторая: переоценить эту силу.
В первом случае выйдет хаос, а во втором — и вовсе балаган.
Аркадий и Борис Стругацкие. Понедельник начинается в субботу. Фрагмент
Сначала машина двигалась скачками, и я был озабочен тем, чтобы удержаться в седле, обвившись ногами вокруг рамы и изо всех сил цепляясь за рулевую дугу. Краем глаза я смутно видел вокруг какие-то роскошные призрачные строения, мутно-зеленые равнины и холодное, негреющее светило в сером тумане неподалеку от зенита. Потом я сообразил, что тряска и скачки происходят от того, что я убрал ногу с акселератора, мощности двигателя (совсем как это бывает на автомобиле) не хватает, и машина, двигаясь неравномерно, то и дело натыкается на развалины античных и средневековых утопий. Я подбавил газу, движение сразу стало плавным, и я смог наконец устроиться поудобнее и оглядеться.
