А тем временем на улице — самый восхитительный летний день, какой только можно вообразить, ну и что, что понедельник, подумаешь.
Вторник, 27 июня
Понимать все про людей легко и приятно, а вовсе не «многие печали», как принято думать.
Это бывает так. Два мальчика лет восемнадцати, в шортах до колен и тяжелых высоких ботинках идут по улице, рассекая горячий воздух острыми локтями. Коротко стриженные, взъерошенные, крашенные, один в огненно-рыжий цвет, другой — в жемчужно-белый. Хмурые и суровые, как это удается только совсем мелким мальчишкам, впервые в жизни более-менее удачно скопировавшим отцовское выражение лица. Этакие юные спартанцы, у каждого за пазухой, подозреваю, не один, а целая дюжина лисят. И вдруг рыжий сбивается с шага, останавливается на миг, начинает ужом крутиться, угрем изгибаться, подпрыгивать, выполняя при этом причудливые движения руками. Миг спустя к дикому этому танцу присоединяется второй юный спартанец.
Внимательный наблюдатель несколько секунд простоит с открытым ртом, глядя на удивительное зрелище, пока не сообразит — это же они пушинку ловят. Кто поймает пушинку, тому скоро придет письмо или просто доброе известие, примета такая, ну!
И в это мгновение наш внимательный наблюдатель вдруг понимает все — и про мальчишек этих, и про людей вообще. Нет ничего подлинней и драгоценней этого знания, кто хоть однажды ощущал на губах его сладковато-горький вкус, подтвердит.
Среда, 28 июня
У многих, в том числе очень хороших (я точно знаю), людей есть дурацкая манера — хвалить что-то одно за счет чего-то другого, как правило, ни в чем не повинного чего-то другого, которому выпало несчастье под руку ретивому говоруну подвернуться. И тогда каким-то непостижимым образом выясняется, что некий, без сомнения, прекрасный и восхитительный Федя Рашпин — у нас в школе Федя Рашпин выполнял ровно ту же функцию, с которой теперь успешно справляется брат его Вася Пупкин, — так вот, Федя Рашпин наш пишет так, что Харуки Мураками, Терри Пратчет или, скажем, Скотт Фитцджеральд нервно курят в коридоре — поодиночке или всей честной компанией, это уж как получится. Понятное дело, не только в окололитературной болтовне прослеживается эта омерзительная тенденция. Что бы ни взялись обсуждать, да хоть слесарей из РЭУ, непременно выяснится, что кто-нибудь да курит в этом чертовом коридоре, прижизненно, посмертно ли — неважно, никто не избежит насильственного противостояния с коллегами.
Тогда как объективная картина мира выглядит совершенно иначе. Дивный слог, тройной тулуп, бархатный баритон и прочие несомненные достоинства глубокоуважаемого Феди ничуть не умаляют чужих заслуг и вообще никак не ущемляют его предшественников, современников и потомков заодно. Просто в мире стало одним хорошим писателем, художником, футболистом или слесарем больше. Повод скорее для радости, чем для заочных оскорблений живых и мертвых.
Мне кажется, это из современного, как бы даже отчасти цивилизованного человека прут первобытные, если не вовсе звериные, инстинкты. Вожак стаи должен быть один, к тому же всякий Акелла обязан рано или поздно промахнуться, чтобы не было мучительно больно всем остальным, кого в вожаки не выбрали и не выберут никогда.
Стыдно-то как, честно говоря.
Четверг, 29 июня
Надо обязательно хотя бы иногда гулять по городу в сумерках, когда зажигают фонари. Я имею в виду тот самый момент, когда еще светло, так что читать на улице можно, а фонари уже горят и окна вспыхивают одно за другим, леденцово-желтый электрический сироп растворяется в густой вечерней синеве; а еще были когда-то (возможно, где-нибудь до сих пор есть) такие старые фонари, которые светились бледно-фиолетовым, они в сумерках хороши настолько, что коленки дрожат, честное слово.
Надо, надо гулять по городу в сумерках. Нет или почти нет таких важных дел, ради которых стоит отказаться от этого удовольствия. Во время таких прогулок глаза незаметно учатся у фонарей, как надо сиять. А нам того и надо.
Пятница, 30 июня
Странники благословенны по определению; однако именно сегодня, в последний день первого летнего месяца пусть будут благословенны они втройне. Уезжающие на поездах, улетающие самолетами, киснущие на пригородных перронах в ожидании электрички, втиснутые в автобусы, по трапам взбегающие на корабли, поднимающие паруса на яхтах, проверяющие перед поездкой колеса своих автомобилей — словом, все, кому предстоит уснуть вне дома в ночь с пятницы на субботу, вернее, в ночь с июня на июль, помните, вы соль земли, даже если отъехали всего на пятнадцать километров от городской черты, добрались до дачи и развалились в гамаке, ваш вклад в великое, хоть и бессмысленное вполне общечеловеческое дело преодоления пространства не останется незамеченным. Только не останавливайтесь, пожалуйста; вернее, вы останавливайтесь, конечно, но не очень надолго, ладно?
Суббота, 1 июля
Маленькие внучки соседки Ванды, жуткой, как персонификация чумы, пожирательницы одеколонов, очаровательные девчонки, которых мама время от времени привозит к кошмарной этой старухе, видимо, потому что их просто некуда больше деть, — так вот, внучки бегали нынче за Вандой по двору, спрашивали наперебой: «Бабушка, бабушка, ты нас любишь? А кого ты любишь больше?» — и восторженно запищали, когда бабушке с пятой, что ли, попытки удалось выговорить: «Обеих люблю».
Прежде мне в голову не приходило, что любовь Ванды может быть такой великой ценностью. А оно вон как.
Люди все же умом повредились на этой теме: «Ты меня любишь?»
Сами попробовали бы, честное слово. В данном вопросе самообслуживание только на пользу.
Воскресенье, 2 июля
В книге Елены Щварц «Видимая сторона жизни» есть замечательная история. Юная Лена придумала поэта из Таллинна по имени Арно Царт. Сочиняла «его» стихи, гнала о нем друзьям какие-то немыслимые телеги. В этом как раз нет ничего удивительного, многие так делали и делают, и будут, редкую судьбу не сводит время от времени демиургова судорога, это у людей, можно сказать, наследственное заболевание.
А история поэта Арно Царта хороша потому, что много лет спустя Елена Шварц нашла в книжном магазине брошюру «Кирпичи мироздания», автор А. Царт. Купила брошюру за двадцать, что ли, советских еще копеек, принесла домой и обнаружила, что книга вышла в начале двадцатых годов, но страницы так и остались неразрезанными, то есть Шварц стала первым (и, подозреваю, единственным) читателем.
Мне кажется, что вот это событие — одно из наиважнейших и наипрекраснейших, какие только могут случиться с человеком. Я как-то смутно, но без тени сомнения понимаю, что именно для чего-то такого мы и живем на земле, а остальное — так, ерунда для заполнения пауз.
Понедельник, 3 июля
Народные приметы и языческие ритуалы, причудливым образом перемешанные с церковными праздниками, — это, как говоривал чайный мастер Антон из клуба «Железный феникс», нереальный фарш.
Вот нам с вами полная миска этого самого нереального фарша — просто для разнообразия.
