Тяжело вздыхая, она на всякий случай еще раз спрашивает:
— Совсем никак нельзя?
— Нельзя.
Нина вообще недовольна ситуацией. Нина недовольна тем, что Кши всего полтора года назад проходила полный морф — и вот опять морф; Нина недовольна тем, что Кши полтора года назад меняла пигментацию волос — и вот опять меняет пигментацию волос; Нина недовольна тем, что Кши не делает постную мину типа ай-яй-яй, какая ужасная у меня работа, приходится опять делать такой вредный, такой нехороший полный морф с изменением пигментации — но вместо этого светится, сияет и подпрыгивает и уже десять минут скачет джойстиком по цветовой палитре:
— Нина! Вот такие волосы или помедовее?
Нина смотрит укоризненно и уплывает обратно, а Кшися решает все-таки помедовее, ну, не рыжие, но с такой слабой рыжиной, с отблеском таким; хочется надеяться, что холо не искажает цвета, а не то красить потом. Ну, вряд ли искажает.
Суд был двадцать пятого, и вечером того же дня Кшисечка прямо в здании суда попрощалась с большинством коллег, и с мамой, и с Зухи, который чуть не плакал — хотя его-то разрешили увидеть еще дважды, под страшным секретом, — на его день рождения через две недели и еще раз перед самым отъездом, через три месяца, — правда, прямо в госпитале, никуда не выходя. Дата транспортировки у Кшиси — двадцать шестое ноября, место назначения — город N в штате NN — хороший город, хороший штат, четыре часа разницы во времени, очередной паспорт (так скоро привыкнешь и к поддельным паспортам, и к именам новым, — по алфавиту, может, начнешь выбирать?), никаких, повторяем, сержант, — ни-ка-ких контактов с прошлой жизнью, вы понимаете, сержант? Орала на них в ярости и даже швырнула в Скиннера папкой — да что за ужас, какая транспортировка, вы что, одурели? Какая защита свидетелей, какое что, я полицейский или проститутка, донесшая на свой сайт и теперь дрожащая за собственную шкуру, — ой, найдут, ой, на клочки разорвут! Ну, новый морф, ну, новое имя, ну, другое отделение, может, даже другой город где-нибудь в том же штате, — ладно, это тоже не лучший вариант, но сносный — но ле-теть? Са-мо-ле-том? Да я полицейский или кто, да вы в своем уме или как? — но тут Скиннер швырнул в нее папкой обратно, выскочил из-за стола, схватил за локоть и начал орать в ответ: а много ли полицейских имеют внешность двенадцатилетней девочки? А часто ли они по случайности заняты темами борьбы с педофилией? А долго ли будут вычислять связь между таким агентом и пропавшей после свидетельства против «Андерэйдж оф Инносенс» сержантом Кшисей Лунь? А? А? Отвечайте, сержант; вы понимаете, что говорите? А? Да отвечайте же! И Кшисе, с самого начала, с момента прихода в кабинет прекрасно понимавшей, что отсылки от греха подальше не миновать, ничего не оставалось, как сесть на пол в кабинете начальника отдела по борьбе с нелегальной порнографией и разреветься по-детски в три ручья. И Скиннер тоже сел на пол и гладил ее по головке и говорил ей: «Ну детка… Ну тихо… Ты же понимала, что такое может случиться, правда?» — «Ууууууу! Ыыы-ыыыы!» — подвывала Кшися. — «Ыыыыыы! Ууууууу!» — и зверела при мысли, что — да, конечно, понимала все, но не верила же ни на секунду. Что за абсурд, — за эти годы свидетельствовала три раза! три! — никогда не приходилось прятаться, и вот на четвертый — пожалуйста, программа защиты свидетелей! Да это же ыыыыы! это же ууууууууууу-ууущ! — завыть еще пуще и едва не высморкаться в Скиннеров дорогущий пиджак. Не увернулся, не попытался спасти костюмчик, но ладонь положил Кшисе на затылок, трепал короткие черные волосы, говорил терпеливо, как маленькому ребенку: «Потому что, деточка, от них цепочка пошла длинная, от твоего Хави… Не одна студия и не две, и не в студиях дело, а клиенты, клиенты… Нельзя, деточка, нельзя тебе оставаться; хочешь, я тебе дам досье этих клиентов почитать?» — «Уууууууууууууу! — говорила Кшися. — Ыыыыыыы-ыыыыыы!» — но умудрилась кивнуть сквозь слезы и сопли, и потом до шести утра читала досье и холодела, и в девять пришла к Скиннеру, спросила — когда? А дальше оставалось только улыбаться, улыбаться всем, позитивно себя вести — съездить к маме и позитивно пережить образовавшийся по получении известия ад, проводить у психотерапевта по два позитивных часа в день, прощаться тихонько — даже это тихонько — с друзьями, которые почему-то никак не хотели позитивно смотреть та предстоящую разлуку навсегда и верить в то, что всех гадов возьмут, Кши вернут и «навсегда» закончится. Позитивно собирать вещи, позитивно придумывать себе имя, позитивно ехать к Нине и позитивно, бодро, весело на Нинино недовольство реагировать — все же хорошо, все идет по плану, остались три месяца прежней жизни у Кшиси Лунь, иди сюда, Нина, подбодри меня добрым словом, — мертвый человек выбирает себе цвет посмертных глаз, не оставляй его, позитивного, одного, будь другом.
Глава 49
— Ну, конечно, у нас провинция, конечно. Мне вот наш китаец, Юрий Михайлович, ну, то есть учитель китайфкого, говорил еще когда: «Женя, китайфкий — это уже вчерашний день. В Мофкве все элитные школы давно ввели индийский». То есть не индийский, конечно, нет такого языка, я знаю, а фуахили. Или хинди, вам, конечно, видней, на чем все нынче говорят в Европе. То ефть, я понимаю, что на китайфком говорят, но завтра-то будут на индийском, ведь так? Вот в «Вокруг фвета» была статья, перевод из «Вай-Ред», что Индия — фтрана будущего, как Китай фегодня. Интерефно, правда? А я вам фкажу, мифтер Рукавишников, что может еще придет черед и Роффии — не сразу, конечно, потому что народу-то у наф поменьше, чем в Индии, не сразу, да, но может лет через фто — потому что талантливые у нас люди, офобенно в провинции. Вот моих учеников хотя бы взять: каждый год нефколько человек в МГУ пофтупают. Да, я знаю, МГУ тот еще гадюшник, но образование-то там прекрафное, не все профеффора еще в Шанхай уехали, да. Была, кфтати, прекрафная история, мой выпуфкник, Саша Громов, тезка, кфтати, гофподина Лифицына, на первом курфе загулял немного… ну, вы понимаете, дело молодое, гулянки, драг-бионы, гаудеамус, профтите, игитур… так вот, отчифлили его пофле летней фессии. Зафемел он, как положено, в армию, и через полгода попал в Чечню. Из огня, как говорится, в полымя: мальчик только из Фмирновфка в Мофкву перебрался, нафтоящей жизни пофмотрел, а тут — Чечня, фовфем фказка, мечта. НАТОвфкий контингент, израильфкие труперз, японфкие войска, ООНовфкие чафти — каждой твари, профтите, по паре. Понимаете, что там творится? Обстановка нервная, но пока тихо, так что все гуляют как могут. И через полгода Саша женится на китайфком лейтенанте из ООНовфких войск. Фотофафию потом из Гонконга прифлал: мальчик милейший, глазки маленькие, ручки трогательные, но бицепс под рубахой так и ифает. Я, знаете, не по этой чафти, хотя, конечно, Кузмина очень уважаю и Дмитрия Половцева, но даже я оценил. Кфтати, прекрафный сюжет, мифтер Рукавишников, вам может пригодитьфя. Фмотрите сами — тут вам все: и руффкий колорит, и война, и любовь, и дружба народов. У вас же наверняка есть гейский отдел, да? Ну, это еще не конец ифтории, вы не думайте. Итак, Саша отфлужил и уехал себе в Гонконг вмефте со своим Джаном или там Ченом, не помню уже, как звали. Пофтупил в мефтный Универфитет, лучший в Азии считается, то ефть один из лучших в мире, да? И пофле первого курфа говорит фупругу: мол, никуда это не годится, программа слабая, профеффора лыка не вяжут, хочу назад в Мофкву. И уломал-таки его, приехали в Первопрефтольную, отучился он еще четыре года — на втором-то курфе он, конечно, воффтановилфя. Так окончил с отличием — и уж только потом поехал в Пекин работать. Вот что значит — роффийфкая фифтема образования! Я и ученикам своим вфегда говорю: «Всяк фверчок хвалит фвой шефток!» Вы говорите, пора фнимать? Очень хорошо, я уже готов. Как вы думаете, гофподин Рукавишников, сколько времени уйдет? Профто я еще хотел фегодня вечером на дом 302 бис взглянуть, все-таки как ни крути — памятник культуры. Я это еще в Фмирновфке задумал: мол, как приеду в Мофкву — сразу на Патриаршие, а потом — в 302 бис. Да, был уже, конечно, вчера вечером. Сел себе, пирожок с мяфом купил, и тут — вы не поверите, мифтер Рукавишников! — кот. Ну, не большой, конечно, не как в романе, врать не буду, но все-таки — кот. Явно мефтный, гладенький такой, черный, крафивый. И умный, шельмец! Я его пирожком покормил, так он тефто фъел, а мяфо — офтавил. Мяфо-то небось плохое было, ай да умный кот! Я вот думаю, что наши, фмирновфкие, не такие умные, наши жрут что дают, профтите за выражение. Так что вот, был мне подарочек от мефтных мофковфких божков, чтобы не фказать — от фамого Михалфанасича. Так как вы думаете, уложимся в два часа? А то очень хочется, знаете, вечер не терять, вфе-таки, знаете, Мофква, жалко же, великий город. Как фказал поэт, куполов, что голов, а шпилей, фоответфтвенно, что задранных ног, профтите за невольный каламбур. Так что — можем начинать в любую минуту, я готов!
