– Природу не переспоришь.
– О себе говори. Я со своей природой сама как-нибудь разберусь. – Последовал еще один толчок.
– Разберешься, – кивнул Мотя, – так разберешься, что закончишь в психушке.
– Тебе-то какое дело? Может, я мечтаю закончить в психушке? – в запале брякнула Августа и снова толкнула коробкой Матвея.
– Тогда желаю, чтобы твоя мечта сбылась! – рявкнул окончательно вышедший из себя Матвей.
До Августы вдруг дошло, что стычка носит все признаки коммунальной склоки, и она разжала пальцы.
Швырнув на пуфик под вешалкой растерзанную коробку, Матвей вылетел за дверь.
В остатках упаковки, скорее похожая на рваную тряпку, перевязанная лентой картонка вылетела следом за Матвеем, съехала по отполированным ногами бетонным ступеням и с вялым шелестом приземлилась между лестничными маршами, как раз напротив мусоропровода…
… С ненавистью захлопнув дверь за идиотом соседом, Августа принялась метаться по дому.
Бестолково хватаясь то за одно дело, то за другое, она тем не менее не забывала чутко прислушиваться к звукам за стеной – теперь там было тихо, как на кладбище. Ну разумеется…
Позиционная война подменила собой Rammstein, боевики с вестернами и даже неистовый секс.
Теперь эта тишина бесила почти так же, как до этого стоны и всхлипы вперемежку со скрипом дивана.
Откровенно говоря, Августа даже засомневалась, сможет ли жить без этих атрибутов самца-производителя-олигофрена-соседа.
Нет, речь шла не столько об истошном скрипе соседского дивана (без этого она как раз прожила бы), сколько о нелепых заигрываниях. Сумка, попытка донести пакеты, улыбки и взгляды – все это, безусловно, были заигрывания. Робкие и неуклюжие по причине скудоумия, но многообещающие.
Сосед, как оказалось, развеял по ветру ее однообразную жизнь. Развалил, как карточный домик. Выпустил на свободу табуированные желания и запретные мысли, в том числе и такую крамольную: «А каково это – заниматься с ним любовью?» Ужасный ужас.
И что теперь? Теперь Данька, работа и подруги уже не могли заполнить эмоциональные пустоты. Требовалось что-то из ряда вон выходящее – как раз такое, что представлял собой сосед.
Все эти сумбурные мысли так взвинтили Августу, что, сдерживая слезы, она подкралась к двери и заглянула в дверной глазок.
Глазок отразил освещенную тусклым, рассеянным светом лестничную клетку.
Стараясь не шуметь, Ава повернула замок и высунулась в подъезд. Так и есть: расхристанная коробка все еще валяется рядом с мусоропроводом.
Ава решительно прикрыла дверь и ринулась в детскую – так называлась у них комната брата:
– Да-аньк!
Напрасный труд – отгородившись от внешнего мира наушниками, Данька с головой ушел в виртуальную жизнь. Пришлось похлопать по плечу.
– Чё? – раздался зомбированный голос. Брат клацнул клавишей, повернул недовольную физиономию и освободился от наушников.
– Быстро сгоняй к мусоропроводу, подбери коробку, которая там лежит, – распорядилась Ава.
– Чё-чё? – Данька испытывал известные трудности при перемещении из одного мира в другой.
– Вставай, – подталкивала брата Августа, – скорей, пока ее кто-нибудь не подобрал.
Подгоняемый не столько сестрой, сколько любопытством, Данька оторвался от стула и припустил к мусоропроводу.
Вернувшись, он получил следующее распоряжение:
– Отнеси это нашему соседу.
– Матвею, что ли? – строил из себя непонятливого Данька. При этом он запустил палец в надорванный край коробки и попытался разглядеть содержимое.
Ава шлепнула брата по руке:
– Матвею. Давай быстро.
– А что это? – Опять он что-то пропустил.
– Сделай то, что я прошу, – попыталась осадить брата Августа.
– Ах так? Может, тогда без меня разберетесь, а?
– Шантажист мелкий.
Данька моментально уловил неуверенность в интонации сестры.
– Нечего детей втягивать во взрослые отношения, – ловко ввернул он. Это был тезис тети Любы, смысл которого Данька не очень понимал, но сейчас, кажется, попал в точку.
– Господи боже мой, – ахнула Августа, – еще один моралист карманный. Неси, сказала.
Она открыла дверь, развернула брата лицом к выходу и подтолкнула.
С коробкой под мышкой Данька оказался за порогом.
– И быстро домой! – прошипела ему вслед Августа.
Что она о себе воображает, эта врачиха?
Да у нее этот… Как он называется? Да! Завышенный уровень притязаний – вот что!
Что ж он, совсем съехал с катушек – подстраивать такое? За малым не угробить человека? Ради того, чтобы покрасоваться? Это ж какое циничное воображение нужно иметь? Даже не циничное, а больное. Вот у нее, у докторши, – больное воображение, а у него – нет. У него самое что ни есть здоровое.
Это же надо додуматься до такого?
Хотя – ничего удивительного: додумалась же она таблетками заменить секс. Вот дура.
Звонок в прихожей настиг Степуру в верхней точке кипения.
Со злополучной коробкой в руках за дверью стоял Даниил – брат дуры докторши.
Вид растрепанного подарка ударил по оголенным нервам.
– Что надо? – рыкнул Матвей.
– Вот так всегда, – Данька надул губы, – вечно я крайний.
Справедливая критика сразу же охладила Мотю.
– Входи. Только убери это куда-нибудь. – Он кивнул на картонку.
Устроив многострадальный подарок на полке для обуви, Даниил прошел следом за хозяином на кухню.
– Пиво пьешь? – спросил гостя Матвей.
– Пробовал как-то. – Данька даже покраснел от удовольствия – здесь его держали за того, кем он является, – за взрослого.
– Слушай, а тебе шестнадцать есть?
Данька скис:
– Мне тринадцать.
– Тогда, наверное, я погорячился. Будешь колу?
Получив колу, Данька устроился на диване и снова почувствовал себя членом мужского Клуба.
– Вы с сеструхой полаялись, что ли?
– Я не лаялся. Я высказал свое мнение, – с достоинством объявил Матвей.
Даниил в этот момент уже потягивал колу и не сразу спросил:
– Это ты про воровство и наезд?
– Ну конечно! Как только этой курице, то есть твоей сестрице, такое в голову пришло? Неужели я похож на больного?
– Нет, – Данька выпустил изо рта трубочку и преданно затряс нестриженой башкой, – не похож.
– Мне что, делать нечего? – продолжал недоумевать Мотя.
