После яичницы он, как честный человек, должен будет на Тоне-Тане жениться.
Все-таки придется поговорить с девушкой, как-то все деликатно объяснить и проститься, с глухой тоской подумал Мотя.
– Матюша, – щебетала нудисточка, – ты иди полежи, телик посмотри. Я все сделаю и позову тебя. Нечего мужчине делать на кухне.
Цветок-убийца. Венерина мухоловка. Росянка. Манящий запах вводит жертву в заблуждение, дурманящие вещества подавляют мозговую активность: секунда – и усыпленная жертва скользит по гладкой восковой поверхности в смертельную ловушку. Цветок ее утилизирует и выплюнет шкурку. Или даже шкурку не выплюнет – утилизирует без остатка.
Скрипнув зубами, Мотя поплелся в комнату и включил телевизор.
От телевизора Степура тоже отвык.
Это выяснилось, как только он напоролся на зубодробильную голливудскую комедию. Тупые реплики, прямолинейный юмор в духе сэра Чарли Чаплина добили Матвея окончательно.
В душном воздухе висела гроза, хотелось есть и спать.
Осоловевший, Мотя пощелкал пультом, выключил телевизор и вернулся на кухню.
Тони-Тани у плиты не оказалось. Миска со взбитыми яйцами свидетельствовала о том, что далеко Тоня-Таня уйти не могла.
Матвей с осторожным любопытством сунулся в ванную, потом в туалет – оба заведения были свободны. Неужели гостья покинула негостеприимную квартиру?
Не успел Матвей возликовать, как нудисточка нарисовалась в прихожей. Вид у нее был слегка потрепанный.
– Я же просил тебя… – начал Матвей.
Недовольная физиономия хозяина не произвела никакого впечатления на Тоню-Таню.
– Ну и соседка у тебя, – пожаловалась она, едва войдя, – настоящая стерва. Так на меня зыркнула, будто я денег одолжить пришла. Сказала, что у нее соли нет, – прикинь? Ну и люди. Может, у вас что-то с ней было? – В глазах нудисточки появился интерес.
Под этим заинтересованным взглядом в черепной коробке у Моти произошло легкое сотрясение: если он отлично слышит все, что делается у соседей, то и они тоже слышат все, что делается у него… Ё-мое!
Буквально в то же мгновение Матвей почувствовал дискомфорт в районе пупка, который стремительно превратился в острую боль – не иначе, кара небесная.
– Какого черта, я же просил не соваться к соседям! – Он согнулся пополам и поплелся на диван.
Стремительно налетев, боль так же стремительно отпустила, будто зверь, который впился в живот, разжал челюсти. Виски покрылись испариной – что за черт?
– Хорошо, сядем на бессолевую диету, – донеслось до Матвея.
– Слушай, шла бы ты домой, – проворчал интеллигент во втором поколении, филантроп и гуманист Матвей Степура.
Невпечатлительная Тоня-Таня захлопала ресницами:
– Можно я сначала поем?
Матвей почувствовал себя ничтожеством.
Боль окончательно исчезла, оставив ближайших заместителей: слабость и страх.
Омлет с колбасой поглощал вяло, пропуская мимо сознания ворчание нудистки:
– Почти ровесница, а корчит из себя мамочку. Уставилась на меня, как на вошь.
– Кто вошь?
– Я вошь. То есть у нее на фейсе было написано.
Не так уж не права соседка, сердито подумал Матвей, прислушиваясь к себе. Силы возвращались, интерес к жизни тоже.
А может, повторить с Тоней или Таней? Если уж она здесь?
Глаза задержались на ясно обозначенной под топом груди. Не торкало. А если закрыть глаза и попробовать на ощупь?
Матвей осуществил задуманное и испытал огромное облегчение, ощутив нужную реакцию внизу живота. Все-таки с тайгой пора завязывать.
Белье пересохло и взывало к совести. Августа включила утюг.
Итак: сосед водит шлюх – вот откуда эти ненатуральные стоны.
Халат нужно выгладить кровь из носу. Вчера опрокинула на себя йод в лаборатории. Теперь хорошо бы в стационаре попросить у девчонок сулемы, чтобы свести пятно. Халаты дорогие стали, застрелиться можно. Вообще, все дорожает и дорожает.
Что-то у соседей давно тихо, последние полсуток только слышен Rammstein, боевики и вестерны (с точки зрения Августы, сосед был примитивен во всем)
От децибелов воздух вибрирует. Глухота дураку гарантирована. И импотенция.
Августа не заметила, как загладила складку на халате. Сбрызнула заутюженное место водой из распылителя, поводила утюгом – порядок.
Руки монотонно двигались, голова постепенно переключилась на вчерашний день, вспоминала эпизод за эпизодом, как слайд-шоу.
Эта нахалка из 22-й квартиры явилась за солью – верх цинизма. Ни стыда ни совести. Хотя откуда у таких совесть и стыд? Бабочка-однодневка. Такие живут инстинктами. Быстро спарились, быстро разбежались. И выглядит соответственно. Злоупотребляет всем, чем можно злоупотреблять: косметикой, сигаретами, спиртным и сексом – лицо порочное, взгляд циничный, улыбка блудливая – без необходимости, в силу привычки.
Тяжелый рок сотрясал стены, ударные били прицельно в мозг.
Хотелось взять топор, выйти в подъезд и садануть по электрощиту, устроить замыкание. Но тогда сосед, не признающий никаких других развлечений, переключится с тяжелого рока на тяжелый секс, и Августа выбрала рок.
Место халата на гладильной доске заняла футболка брата. Размером уже догнал ее, сорванец.
Как раз в этот момент за стеной наступило затишье, и не успела Августа обрадоваться, как заскрипело ложе любви. Августа только мрачно ухмыльнулась от того, насколько точно уже изучила повадки примитивного самца.
Через пять минут затылок Августы взмок, кровь прилила к малому тазу.
Нет, это невозможно. Что такое нужно делать с женщиной, чтобы она так стонала?
Как остановить этих рабов собственных инстинктов? Снова позвонить в дверь или постучать по трубе? Или бросить камень в открытую балконную дверь? А если бы Данька был дома? Ужас!
Августа щелкнула пультом, нашла на каком-то канале боевик, усилила звук и тут же принялась прислушиваться к тому, что делалось за стеной.
За стеной царило безумство плоти, экстаз, разгул.
Бросив утюг, Августа понеслась на кухню, трясущимися руками распахнула шкафчик с аптечкой, сунула в рот таблетку бромида и проглотила не запивая.
Эти двое доведут ее до нервного срыва. Уже довели.
Тут в Августе заговорил скептик: дорогая, отчего ты больше злишься – от оскорбленной нравственности или от неудовлетворенности и зависти? Страдать от всего сразу в двадцать девять лет невозможно. Определись, наконец.
Уж поверь, будь у тебя мужчина, вы с ним шокировали бы соседей не меньше, чем парочка за стеной. После стольких лет воздержания ты вела бы себя ничуть не скромнее.
