Должность прапрадеда в соединении с личными качествами Феди Кузнецова и породила прозвище Царь. И Федором Ильичом его называли тоже из-за особенных личных качеств. Вот этих самых, благодаря которым именно он принимал окончательное решение в любых обстоятельствах, к которым каким бы то ни было образом оказывался причастен.
Конечно, времена, когда Царь мог быть причастен к Кириным жизненным обстоятельствам, давным-давно прошли. Но так велика была сила ее детской привычки, что она послушно ответила на его вопрос.
– У того человека, о котором я тебе писала, остался сын, – сказала Кира. – Двенадцать лет.
– Это у его матери инстинкт отсутствует?
– Ага.
– Кроме инстинкта, есть еще закон.
– По закону она ему не мать.
– То есть?
Кира пересказала все, что какой-нибудь час назад услышала от Ольги Длугач. То есть от Ольги Мустонен. Федор слушал спокойно, во всяком случае, Кире так казалось. Она хорошо знала разные выражения его лица и заметила бы, если бы искра негодования или хоть недоумения мелькнула в его глазах.
– Ты как будто и не удивляешься, – сказала она.
– Не удивляюсь. Думаешь, тоже на кошку стал похож? – усмехнулся он.
– Дурак ты, Федька.
– Если ты таких людей узнала, то ведь и я мог, как считаешь?
– В Америке ты их узнал, что ли? – Кира недоверчиво покачала головой. – Там такие, по-моему, не водятся.
Она, конечно, была в Америке пятнадцать лет назад, но не предполагала, чтобы за эти годы страна слишком разительно переменилась по части человечности. Уж что-что, а быть бездушным в Америке, ей показалось, считается просто неприличным. Или она тогда чего-то не заметила, не осознала по малолетству?
Вместо ответа Федор спросил:
– Значит, ты хочешь взвалить воспитание этого ребенка на себя. Я правильно понял?
– Хочу!.. – хмыкнула Кира. – Да в том-то и дело, что нисколько я этого не хочу. Я детей вообще не понимаю, и что с ними делать, не понимаю, и всю жизнь их стороной обхожу.
Это была чистая правда. Когда началась ее связь с Длугачем, мелькнула у нее мысль, вполне здравая, что, наверное, надо родить, ведь четвертый десяток пошел, скоро поздно будет. Но представив себе это не отвлеченно, а явственно, Кира сразу же эту мысль из своей головы изгнала. Именно по той причине, которую и назвала сейчас: детей она не понимала, боялась и существование их на белом свете никак с собой не связывала.
– Инстинкта у тебя, значит, нет?
Царь улыбнулся. У него было такое лицо, которое даже злость, наверное, не сделала бы отталкивающим. Федька всегда считался красавцем, и всегда в него были влюблены все девчонки, кроме разве что Киры и Сашки. Кира не была влюблена потому, что не понимала, как можно влюбиться в человека, с которым ты практически спал в одной коляске. А Сашка заявляла, что такие правильные мужчины, как Федор Ильич, совершенно не в ее вкусе, и даже его внешность Финиста Ясна Сокола с билибинских иллюстраций ее не впечатляет.
Вот Сашка-то ему как раз и нравилась, кажется. Ей-то сугубая правильность никогда не грозила, а такие женщины нравятся всем мужчинам.
В общем, улыбка освещала его лицо особенным образом. Даже такая, как сейчас, короткая и не очень-то веселая. К тому же на Киру Федькина улыбка всегда действовала ободряюще, точно так подействовала и сейчас.
Она улыбнулась в ответ и сказала:
– Да, Царь, ни инстинкта у меня нет, ни закона на меня нет.
– Но ты любила этого человека и потому не можешь бросить его ребенка в беспомощном положении.
Он не спросил это, а просто отметил как данность. Кира кивнула. По сути правильно, а подробности ее отношений с Длугачем – зачем Федьке их знать? Она и сама их не очень-то понимает.
– Я и бросить его не могу, и быть с ним не могу тоже, вот в чем дело, – сказала она. – Если б ты этого Тихона видел! Мамаша его сказала, что он девиантный. Она, конечно, сволочь, но, похоже, так оно и есть.
– Кира, так не бывает.
– Чего не бывает? Девиантных подростков?
– Что и бросить его не можешь, и с ним не можешь быть. Степень неприемлемости этих двух вариантов поведения для тебя все-таки разная. Значит, реши, в каком случае неприемлемость выше.
«Вот про это Сашка и говорила, – сердито подумала Кира. – С ума сойдешь от такой правильности! Если даже для меня чересчур…»
Да, даже для ее рационального ума это было как-то слишком. Разве в подобных делах можно что-то решить вот так, по нехитрой схеме?
Но Царь, видимо, считал, что можно и нужно.
– Ты решишь и сразу почувствуешь радость, – сказал он.
– Ой, Федька, ты прямо как моя тренерша по фитнесу! – воскликнула Кира. – Она тоже говорила, что вот позанимаюсь я подольше, привыкну и начну чувствовать мышечную радость.
– Начала? – с интересом спросил он.
– Счас! Я на этот фитнес уже второй год хожу, и все как на каторгу.
– Но ходишь же.
– Только усилием воли.
– Значит, и с мальчишкой этим будешь прикладывать волю.
– Ты, я смотрю, уже решил, что я должна делать? – фыркнула Кира.
– Я предлагаю тебе тот вариант поведения, который мне кажется более для тебя приемлемым, – спокойно ответил он. – Если ты с этим не согласна…
– Я с этим согласна, Федь. – Кира расстроенно шмыгнула носом. – Что я, сама не понимаю? Только очень мне это будет тяжело, – жалобно добавила она.
– Возможно, насчет его девиантности ты преувеличиваешь, – заметил Федор. – Ее степень тоже еще оценить надо.
– Да, придется его к психологу вести, – вздохнула Кира. – Если он со мной куда-то пойдет, конечно.
– Могу я сводить, – предложил Федор. – Если найду это необходимым.
– А ты, что ли, с ним встречаться собираешься? – удивилась Кира. – Зачем?
– Хорош бы я был советчик, если б на него даже не взглянул.
– Ты, кстати, на сколько приехал? – вспомнила Кира.
Она только теперь сообразила, что не задала Федьке ни единого вопроса о нем самом. Только рыдала на его широкой мужской груди да вываливала на него целый ворох своих неурядиц.
– Насовсем, – ответил он.
– Как?! – ахнула Кира. – Почему?
Вот это новость! Быть такого не может. Ведь они с Варей в Америке отлично устроены. Ну, положим, Варя со своим ландшафтным дизайном и здесь точно так же устроится – будет загородные имения облагораживать. Но Царь-то!..
Окончив Колумбийский университет, он занимался экономическим консультированием. Кира постоянно читала его статьи в очень солидных международных журналах. Статьи были по математическим экономическим моделям. Или по экономическим математическим? Они были такие непростые, эти статьи, что она с трудом продиралась к их смыслу и понимала хорошо если четверть содержания, только Федьке в этом не признавалась: стыдно, она же не дурочка с переулочка, а главный редактор экономической, между прочим, газеты.
