Целый месяц после того дня он чувствовал себя счастливым. Чувствовал себя таким же, как все. Он просто не мог думать ни о чем другом, и оценки в школе стали заметно хуже.
Прислонившись к каменной стене, Монс наслаждается прохладой.
Четырьмя этажами выше Джек размешивает таблетку от обезвоживания в стакане воды, чтобы спастись от жары. Вентилятор работает, окно открыто. Согласно календарю, прошло триста пятьдесят девять дней с той ночи, когда они с Эвелин в последний раз любили друг друга. Он точно помнит дату, потому что на следующее утро признался в своей измене, и она исчезла.
Выпив стакан воды с нерастворившейся до конца таблеткой, Джек смотрит на часы. Без пятнадцати двенадцать. В час, когда пробки рассасываются, он обычно обедает.
Джек поднимает трубку, набирает код, чтобы скрыть номер, и звонит Эвелин на работу. Она поднимает трубку, и он молчит. От звука ее дыхания в трубке у него мурашки бегут по коже.
– Джек, это ты?
Он кладет трубку, встает, подходит к окну, смотрит в стену на другой стороне улицы, расстегивает ширинку и начинает мастурбировать, представляя ее тело.
Через пару минут он со стоном кончает. Вытирается салфеткой, застегивает ширинку, возвращается в приемную и по очереди начинает вызывать пациентов, записанных на первую половину дня.
Хельга Гиертц, семьдесят четыре года, на грани старческого маразма, трещит, как попугай, приходит раз в неделю и жалуется на мозоли и изжогу. Это начинает действовать ему на нервы. Он уже подумывает о том, чтобы отправить ее к психиатру или выписать таблетки, от которых она так устанет, что не сможет сюда дойти.
Агнета Буман, сорок три, мать троих детей. Недавно сделала пластическую операцию и теперь постоянно жалуется на беспричинную усталость и требует направление к специалистам во всех областях.
Оке Андерссон, пятьдесят семь, смущенно показывает свою экзему и просит выписать мазь, чтобы не так чесалось. Без проблем. Выписывает рецепт. А как обстоит дело со сном? Неважно. Снотворное пробовали? А от них не бывает побочных эффектов? Совсем никаких. Тогда выпишите, доктор. Спасибо доктор, большое спасибо. Он чуть ли не кланяется, хоть Джек ему в сыновья годится.
Пора на обед, но сначала он звонит в цветочный магазин и просит послать двадцать пять роз Эвелин на работу. Они обещают доставить их до конца рабочего дня. Нет, на карточке ничего писать не нужно.
Покинув приемную, Джек выходит на улицу Вэстерлонггатан и проходит мимо Монса, вернувшегося после сосиски с картофельным пюре к своему месту на площади.
Уличные музыканты ему не нравятся. Они насилуют уши своей музыкой. Им наплевать на то, что иногда людям хочется побыть в тишине. Окинув Монса презрительным взглядом, Джек спешит в свой любимый ресторан, где заказывает здоровый обед: вареную треску с отварным картофелем и вареными овощами. Удивительно, как его мозг еще не размягчился от всей этой вареной еды. Он жует обед без особого удовольствия, только потому, что хочет быть в форме, если вдруг Эвелин пожелает снова до него дотронуться.
Он помнит наизусть каждый сантиметр ее тела. Нежный пушок на затылке. Кудрявые волосы. Веснушки. Родимое пятно на внутренней стороне бедра. Шрамик после операции. Сухую кожу на локтях, которые она все время забывала смазывать. Обкусанные ногти – привычка, от которой она никак не может избавиться. Места, чувствительные к щекотке. Ее запах и вкус. Звук, с которым она ломала пальцы, хотя он просил ее этого не делать. То, как она зарывалась пальцами ног в теплый песок.
– Ты выйдешь за меня замуж? – спросил он, когда они были на Мадейре.
Рассмеявшись, она откинула волосы:
– Конечно.
Счастье казалось тогда таким абсолютным и таким естественным. Откуда ему было знать, что все так просто можно разрушить.
Он заказывает двойной эспрессо, размешивает сахар, выпивает, бросает на стол сотенную бумажку и выходит из кафе.
Монс чувствует дыхание скорби, когда Джек проходит мимо и скрывается в переулке, но не успевает разобрать его лица.
Он играет еще около часа под звон монет, которые слушатели бросают на дно футляра. Иногда раздается хруст купюр. Он гадает, где она и чем занимается.
На автомате Беа ворует кошельки у ничего не подозревающих юных дам, увлеченных шопингом на верхнем этаже торгового центра. Они были так заняты отбором последних модных новинок, что даже не заметили серую мышь за своими спинами. Со своей добычей Беа скрылась в туалете на первом этаже, где вытащила из кошельков всю наличность. 328,5+ 559 + 107 + 982,5 + 54 + 170. Итого: 2201 крона. Неплохо для импульсивной кражи. Беа и не думала сегодня воровать. В торговый центр она зашла за продуктами.
Пустые кошельки она запихнула в черный пластиковый пакет для прокладок, как и в тот первый раз.
Иногда она спрашивает себя, какой была бы ее жизнь, если бы она тогда рассказала все Катиному отцу и не стала воровать Катин кошелек.
Ей нравится представлять свои альтернативные жизни, особенно те, в которых она не одна.
Но это не меняет того факта, что Беа остается банальной воровкой, которая, сходив на дело, снимает перчатки, прячет их в карман куртки, моет руки и плещет в лицо холодной водой.
Банальной воровкой, да к тому же уродливой. С усталой кожей и темными кругами под глазами. Ей стоило бы сходить к косметологу. Уж это она может себе позволить, с ее-то доходами.
Выйдя из туалета, Беа направляется в цветочный магазин, чтобы послать анонимный букет цветов, или, как они это называют, цветочную телеграмму. Теперь осталось купить продукты:
2 вегетарианских шашлычка;
4 порции длиннозерного риса;
4 порции жареных овощей.
– Что-нибудь еще? – спрашивает мужчина за прилавком с готовой едой, улыбаясь тому, что она все время берет одно и то же.
Беа качает головой, мысленно посылая его к черту. Разве нелюбовь к переменам – это преступление?
Продавец думает: «Шашлычки пользуются популярностью. Поставщик будет рад. Клиентам надо улыбаться».
– Что-нибудь еще жела ете?
Беа расплачивается в кассе и выходит из торгового центра через гараж. В гараже прохладно. Пахнет бензином и подвалом, а из невидимых динамиков доносится музыка.
В один прекрасный день Беа уловила ее, музыку, и теперь у нее вошло в привычку останавливаться и вслушиваться.
Ей хочется думать, что где-то спрятан настоящий музыкант, играющий для немногочисленных прохожих на скрипке. Музыкант, который часами играет для одних только серых цементных стен.
Беа молча стоит и слушает, составляя компанию музыканту. Усталость давит на плечи.
Последние ночи она плохо спала: мешали кошмары. Один ей запомнился особенно хорошо.
Джек открывает дверь и принимает ее цветы. С улыбкой говорит, что ждал ее прихода. Не хочет ли она зайти? Они могут заняться любовью. Если, конечно, она хочет. Конечно, Беа хочет. Она кивает. И тогда Джек оглушительно смеется ей в лицо и захлопывает перед ней дверь. Через отверстие для почты он выкидывает смятые и поломанные цветы. Беа собирает их с пола руками и прижимает к себе, думая о маме.
