– К сожалению, это невозможно.
– А в следующие выходные? Или на неделе.
Он боится смотреть ей в глаза:
– Этого не будет никогда.
Повисает тишина. Беа смотрит на него. Джек не осмеливается поднять глаза.
– Почему?
Он не может выдавить из себя ни звука.
– Отвечай, черт тебя возьми!
Он не знает, что сказать. Хочет только, чтобы она ушла и никогда больше не возвращалась.
– Ты милая, Беа, – говорит он, пытаясь подобрать правильные слова. – Правда, милая. Но я…
Удар!
Рука горит. Щека горит. Беа одевается и, прежде чем он успевает что-либо сообразить, вылетает из кабинета, на бегу кричит ожидающим в приемной, что доктор, который трахает своих пациентов, вызывает следующего. Мужчина тут же поднимается и выходит. Женщина нагибается, чтобы в открытую дверь получше разглядеть Джека, в одних трусах мечущегося по кабинету.
Оказавшись на улице, Беа останавливается и прислушивается к звонкой пустоте внутри.
Она чувствует себя пустой скорлупкой. Ей хочется вернуться в клинику и убить его. Или вернуться и сказать, что все это не важно, лишь бы Джек продолжал заниматься с ней сексом. Все равно на большее она не в праве рассчитывать.
Нет, назад возвращаться нельзя. Я его ненавижу.
Беа сплевывает на землю. И вдруг ее внимание привлекает музыка. Она поднимает глаза и видит Монса.
Монс.
Он ее заметил, но отводит глаза, потому что после встречи с противником не верит, что у него может быть шанс. Все, чего ему хочется, это забыть ее.
Беа не знает, почему подходит к нему и спрашивает:
– Чего ты не знаешь?
– Что? – удивленно смотрит на нее Монс.
Она кивает в сторону стопки кассет с надписью «Монс Андрен. I do not know»
[3]
. Беа не ждет ответа. Она сама не понимает, зачем задала этот вопрос.
От удивления Монс не знает, что ответить, и, не дождавшись от него реакции, Беа разворачивается и идет прочь.
– Это долгая история, – говорит он наконец. Поднимается, быстро собирает вещи и бежит ее догонять.
Беа не замечает, что Монс идет за ней следом. Она вообще ничего вокруг себя не замечает. Она просто идет вперед, с каждым шагом все острее ощущая пустоту внутри себя.
Вторая пациентка тоже в спешке покидает клинику, стоит ему выйти из кабинета в трусах и полурасстегнутой рубахе. Лицо у него такое, что можно детей пугать.
Джек себя не узнает.
Он запирает дверь. Лишь бы никогда больше ее не открывать.
У него больше нет сил помогать другим. Ему самому нужна помощь, и только один человек в целом мире может ему помочь. Но она сказала «нет».
Джек возвращается в кабинет и ложится на кушетку. Ему трудно дышать. Грудь сдавило невидимыми тисками. Джек ловит ртом воздух, забыв, как дышать.
Протягивает руку к сотовому на краю стола, но нет сил. Собирает силы, приподнимается на локте, чтобы взять телефон, берет его и в ту же секунду падает на пол.
Звонит ей на мобильный.
– Ты обещал, – сердито отвечает она.
– Я умираю… – шепчет он. – Не могу дышать… Я…
Это не ложь. Джеку правда кажется, что он умирает. И Эвелин слышит по голосу, что он не лжет, и ей становится страшно. Страшно за него. Потому что она не хочет, чтобы он умирал. Исчезал из ее жизни.
– Где ты?
Слова даются ему с большим трудом.
– Кли…
– В клинике?
Он кашляет.
– Сейчас буду.
Она срывается с места, забыв про разговор по другому телефону. Не говорит коллегам, куда она направляется и когда вернется. На улице ловит такси и просит водителя гнать как можно быстрее. Через пять минут она уже у подъезда. Набирает код, взлетает по лестнице, дергает за ручку и, обнаружив, что дверь закрыта, начинает трезвонить в звонок.
Услышав звонок, Джек ползет к двери. Она успевает позвонить раз двадцать, прежде чем он допоз до двери. Услышав щелчок, Эвелин толкает дверь, но что-то ей мешает. Джек лежит на полу прямо за ней. Она пролезает в узкую щель, падает на колени рядом с ним и обнимает.
Грудь отпускает. Джек снова может дышать.
– Я думала, ты умираешь.
Из глаз у нее льются слезы. Эвелин сморкается ему в плечо.
Она протягивает ему пластиковый стаканчик с водой. Джек пытается выпить, но вода не попадает в рот, течет по подбородку вниз. Эвелин вытирает его своей кофтой.
– Я хочу спать.
Она помогает ему добраться до кушетки, накрывает одеялом и смотрит, как он засыпает.
На следующее утро они позавтракают вместе, и она вернет свои вещи в правую часть шкафчика в ванной, которая год пустовала, ожидая ее возвращения.
Она опускается на колени рядом с койкой. Из-под одеяла виднеется его коленка. Эвелин протягивает руку и нежно гладит ее.
Мамин голос во всю громкость наполняет квартиру, террасу, проникает к соседям, которые сначала удивляются (из ее квартиры обычно не доносится не звука), а потом раздражаются, льется на улицу, где на горящих от боли ногах стоит Монс, которому пришлось бежать, чтобы не упустить ее из виду.
Беа танцует на скрипящем паркете, переходя из комнаты в комнату. И с каждым па ей становится легче. Она чувствует себя совершенно невесомой. Чувствует себя пустотой. Это будит в ней гнев. Беа озирается по сторонам и видит, что все вокруг нее – краденое. И ей хочется уничтожить эту роскошь. Она бьет фарфор, вырывает страницы из книги, набрасывается на кожаный диван с ножом для резки хлеба.
Собирает все золото и серебро, которое еще не успела продать скупщику краденого. Надо положить в коробку и закопать в песочнице, чтобы осчастливать какого-нибудь карапуза.
Она разбирает тренажер и складывает части в черный пластиковый мешок. Звонит и отказывается от подписки на Канал+ и ТВ 1000. Выбрасывает вибратор.
Все свои воровские инструменты она собирает в другой мешок. Завязывает и выставляет на лестничную клетку вместе с покойным велотренажером, чтобы не забыть их выбросить.
Кто-то звонит в дверь. Беа смотрит в глазок. Это разгневанный сосед. Она рывком открывает дверь. Сосед инстинктивно делает шаг назад: видит, что жаловаться не стоит, если не хочешь получить по морде.
– Я только хотел спросить, не желаете ли записаться на праздник.
– Нет.
Она захлопывает дверь у него перед носом. Запирает на все замки. Выключает музыку. Ставит книги обратно на полки. С чувством глубокого раскаяния оглядывает пострадавший диван. Только его ей жаль.
