— А что было до него?
— До него был некто, кого звали Майкл Вебстер.
— И он был то что надо?
— Я была влюблена в него по уши. Мы встретились, когда учились в университете Карнеги. Он был актером. Когда я его впервые увидела, я решила — это он. К счастью, любовь была взаимной. Настолько взаимной, что начиная со второго курса мы были с ним неразлучны. После университета мы семь лет пытались устроить свою жизнь в Нью-Йорке, но большую часть времени ругались. Затем он получил работу на сезон в «Гатри», это было фантастическое везение, к тому же и мне удалось получить работу в сценарном отделе. Мы с ним привыкли к Миннеаполису. Режиссеру «Гатри» очень понравился Майкл, и он продлил с ним контракт на следующий сезон. Потом Майкл успешно прошел кастинг в Лос-Анджелесе. Мы начали поговаривать о ребенке… Иными словами, все для нас складывалось неплохо. Но однажды снежной ночью Майкл решил съездить в ближайший магазин за пивом. Возвращаясь домой, он не удержал машину на повороте и на скорости сорок миль в час врезался в дерево… Все бы обошлось, но, понимаешь, этот идиот забыл пристегнуться… В результате он вылетел через лобовое стекло и попал головой прямо в ствол…
Марта потянулась за мускатом:
— Тебе налить?
Я кивнул. Она наполнила наши бокалы.
— Какая жуткая история, — сказал я.
— Да, жуткая. Хуже всего то, что четыре недели он провел на поддерживающих жизнь аппаратах, хотя врачи сказали, что мозг его умер. Майкл был одинок: родителей он похоронил много лет назад, брат служил где-то в Германии, поэтому решение об отключении должна была принять я. А я не могла сделать этого. Я как ненормальная жила в надежде, что случится чудесное исцеление и самая большая любовь моей жизни вернется ко мне целым и невредимым. — Марта тяжело вздохнула. — Потом одна медсестра, которая многое повидала, работая в реанимации, пригласила меня зайти в местный бар. В те дни я сидела у постели Майкла круглосуточно — не спала почти неделю. Короче, эта женщина едва ли не силком притащила меня в ближайший кабак и настояла, чтобы я выпила пару рюмок чистого виски. «Твой парень больше никогда не проснется, — сказала она мне прямо, без обиняков. — Чуда не будет, Марта. Он мертв. И чтобы самой не сойти с ума, ты должна отпустить его». Затем я уже сама выпила третью рюмку, и она отвезла меня домой. Дома я заснула и проспала двенадцать часов. А когда проснулась, сразу позвонила в больницу и сказала дежурному врачу, что готова подписать необходимые бумаги, чтобы снять Майкла с жизнеобеспечения… Через неделю после похорон я узнала о вакансии, которая открылась в репертуарном театре Милуоки. Мне удалось ее получить. Оставалось только собрать вещи и отправиться в дорогу. — Марта выпила вина, потом продолжила: — Я вот что хочу сказать: если ты убита горем, полагается ехать в Париж, Венецию или Танжер. А что сделала я? Я отправилась в Милуоки, штат Висконсин. Довольно большой город на западном берегу озера Мичиган, где тон задает компания «Аллис-Чалмерс», занимающаяся машиностроением… Да что тут говорить… — Марта замолчала и уставилась на море.
— И вскоре ты встретила Филиппа? — продолжил я за нее.
— Нет, не так уж и скоро: примерно через год. Но за ту неделю, что мы работали над сценарием, я рассказала ему про Майкла. Филипп был первым мужчиной, с кем я переспала после его смерти. Поэтому то, что Филипп не давал о себе знать, было вдесятеро тяжелее пережить. Я запрещала себе даже думать о нем… особенно когда увидела, что он сотворил со сценарием. Но потом он появился на моем пороге, умоляя о прощении.
— И ты его сразу простила?
— Нет, я заставила его побегать за мной. Что он и сделал, причем с большим прилежанием. Вскоре я поняла, что влюбляюсь в него. Он воспринимал меня такой, какая я есть, и это не могло не подкупать. И он во мне нуждался. Представляешь, он говорил, что я — самое лучшее, что случилось с ним. Это было удивительно — при таких-то деньгах он мог получить все что вздумается, а оказывается, ему не хватало меня…
— И он завоевал тебя?
— Да, в итоге завоевал… как рано или поздно завоевывает все… благодаря своей настойчивости. — Она еще выпила вина. — Но вся беда в том, Дэвид, что, как только он что-то завоевывает, он быстро теряет интерес.
— Глупец.
— Ха!
— Нет, правда, — услышал я свой голос. — Как кто-то может потерять интерес к тебе?
Марта задержалась на мне взглядом, затем протянула руку и погладила меня по волосам. И произнесла:
О сердце, пусть любви пожар
Исчезнет в дымке лет.
Забудь тепло, что он нам дал,
А я забуду свет
[20]
.
— Догадаешься, чьи стихи, получишь поцелуй!
— Эмили Дикинсон, — ответил я.
— Браво, — восхитилась она, обняла меня за шею и легонько поцеловала в губы.
Тогда я сказал:
— Моя очередь. Условия те же:
Любой, способный размышлять
На мнений ярмарке цветной,
Вам скажет: красноречья мать —
Бездушный говор заводной
[21]
.
— Ну, это посложнее, — задумалась она, снова обвивая руками мою шею. — Эмили Дикинсон.
— Я потрясен!
Мы снова поцеловались. На этот раз поцелуи длился дольше.
— Теперь я, — сказал она, не убирая рук с моей шеи. — Готов?
— Абсолютно.
— Слушай внимательно, — заметила она. — Хитрый ход.
Печаль — это мышь,
Что скребется в груди — ныряя
В свою чуткую тишь, —
И в поисках быстро шныряя
[22]
.
— Трудная задачка, — сказался.
— Давай рискни.
— Но вдруг я ошибусь? Что тогда?
Она притянула меня к себе:
— Я надеюсь, что ты дашь правильный ответ.
— Это случайно не… Эмили Дикинсон?
— Бинго, — просияла она и повалила меня на песок.
Наши поцелуи были страстными. После нескольких сумасшедших мгновений, однако, голос разума протрубил мне в ухо не хуже воздушной тревоги. Внимая ему, я попытался высвободиться, но Марта прижала меня к песку и прошептала:
— Не вздумай. Только…
— Не могу, — сказал я.
— Можешь.
— Нет.
— Всего на одну ночь.
— Так не получится, и тебе это известно. Такие вещи обязательно аукнутся. Особенно…
— Да?
— Особенно если… ты ведь знаешь, что одной ночью мы не ограничимся.
