Девушка упрямо хранила молчание.
– Надо… надо вызывать «Скорую помощь»! – вдруг обрадованно вспомнила Наталья Андреевна. – Ни одна женщина не сможет утешить так, как это сделает мужчина! Дайте телефон. Я сейчас позвоню и скажу…
– Сиди уже на насесте, я сама, – вырвала из ее рук телефонную трубку Дарья Андреевна.
Елисеев прибыл к ним по первому звонку, еще быстрее, чем ученики к Марье Андреевне.
– Ой, как вы вовремя! – встретила его у дверей Наталья Андреевна, в цветастом домашнем платье. – У нашей девочки любовный бзик, и она не хочет нас видеть. Ну и… мы по этому поводу переживаем. Кстати… Машенька! А не выпить ли нам чаю с приятным человеком?
Наталья Андреевна уже успешно освоила некоторые красивые позы из старых журналов и теперь стояла перед Елисеевым, выпятив грудь, далеко отставив зад и поигрывая ножкой.
– Феденька! Вы не представляете! Лёля уже целый вечер ничего не ест! Ни-че-го! – подлетела к врачу Марья Андреевна со слезами на глазах. – Она… она доведет себя до истощения! И… Ой, вам ли не знать, до чего еще могут довести себя прекрасные девушки, неопытные в делах любви. Я уж и так к ней подхожу, и эдак, а она…
– Федор! – отстранила всех мощной рукой Дарья Андреевна. – Чего тут думать – помогите нам выломать дверь!
– Погодите… – не успевал вертеть головой Елисеев, – дайте мне пройти к Ольге… Где она?
– Ну так в своей же комнате! – повела его в комнату к Ольге Марья Андреевна. – Пойдемте, я вам покажу… И… может быть, обойдется без взломов? Мне кажется, это крайняя мера.
– Марья! К тебе ученики! – позвала Дарья Андреевна, и сестре пришлось оставить дочь на доктора.
Елисеев громко постучал и весело позвал:
– Ольга! У меня есть для вас хорошие новости.
Дверь распахнулась сразу же.
– Заходите, – проговорила девушка и захлопнула за ним дверь прямо перед носом у тетушек.
– Ну и ничего! – повернулась к Наталье Андреевне старшая сестра. – Зато здорова… я ж вижу! Успела увидеть…
А в маленькой комнате расстроенная Марья Андреевна диктовала двум паренькам:
– В лирике Лермонтова выделяют более тридцати мотивов. Но основные – это свобода, борьба, одиночество… Одиночество… Боже мой, и Лермонтов туда же! Кхм… Значит, одиночество, написали? Вот стихотворение «Желание»…
– Маша! – появилась в дверях голова старшей сестрицы. – Не беспокойся, Ольга впустила Елисеева в комнату, мы сейчас подслушаем, ты работай.
И на душе у Марьи Андреевны стало спокойнее. Федор – настоящий врач, а значит, в беде Оленьку не оставит.
Елисеев же тем временем вошел в комнату к девушке и сообщил:
– Ну что, Ольга, я уже почти договорился насчет вашего компьютера. Позвонил этому пациенту, он даже не в фирму его, а себе возьмет, с путевками все как положено – встретитесь, договоритесь.
– Ничего мне не надо! – вдруг горящими глазами взглянула на Федора девчонка. – Только заберите его от меня! У меня из-за этой фиговины вся жизнь наперекосяк! Ничего! Жила со старым и еще проживу! Заберите! Сегодня же!
Елисеев даже перепугался от такого напора.
– Ну хорошо, что уж вы так. Заберу… Только… Вы б мне рассказали – что случилось-то? Ваши тетушки сильно волнуются.
– А вам какое дело? – прищурилась вдруг Ольга. – Вы ко всем так бегаете? Не успели ваш номер набрать, а вы уже здесь! Вы и в самом деле ко всем так? Или только мы чем-то выделились?
Елисеев чуть покраснел. Ну… честно говоря, были у него некоторые корыстные мотивы, но не раскрывать же их сейчас перед этой рассерженной Ольгой! Да и велика ли корысть?
Сам Елисеев уже жил с отчимом, мать давно умерла, а Ивана Даниловича Федор любил, считал его отцом и звал батей. В последнее время батя стал сильно сдавать. Ему нужно было срочно переезжать в деревню – там и воздух другой был, и движение, и дело каждый час, а здесь, в городской квартире, пенсионер сидел на диване, круглыми сутками смотрел телевизор, на улицу уже и не спускался, чувствовал себя никому не нужным и… и медленно угасал. А ведь еще и семидесяти не стукнуло. Нужно было в деревню. И уже домик Федор прикупил, и уже сколько раз говорил бате про деревню, но… не хотел его отчим перебираться, и хоть ты что! Все говорил, что живет только для Федора и куда ж еще от него уезжать?! И на кого он оставит своего сынка? А Елисеева расстраивало совсем другое – его старик еще хоть куда, однако ж… кто ж там будет ему варить, убирать? Постирать рубашку, и то некому будет. А ведь как славно было бы, если бы батя познакомился с женщиной! Жили бы вместе, он бы по хозяйству крутился, во дворе – строгал, пилил, кромсал бы чего-нибудь, а она… она бы дом держала. Да Елисеев бы сам лично им помогал! Корову бы купил! Да, а что? Купил бы! Вот и мечтал Федор Елисеев найти своему отчиму подругу. А подруга никак не находилась. И столько женщин, а все делились на две категории – либо были уж совсем старенькие, которым далеко от больницы отъезжать нельзя было, либо, наоборот, молодые, которые о деревне и слышать не хотели. Столько искал, а тут – на тебе! Сразу три «девицы», да еще такого аппетитного возраста! Вот и ходил к ним Елисеев по первому зову, присматривался… А напрямую предложить деревню с коровой еще опасался. Лучше уж постепенно. Ну и разве об этом Ольге расскажешь? Она ж… поймет все не так, еще взбрыкнет, и вся идея насмарку!
– Оля, я… я просто очень люблю людей… зрелого возраста. Ну… понимаю я их.
– А кто их не понимает? – недоверчиво фыркнула Ольга.
– Вы! – поймал ее за язык Федор. – Вот вы и не понимаете! Они с вами живут, а вы… ну вот смотрите – из-за чего у вас сейчас трагедия?
– У меня не трагедия, кто вам наплел? – возмутилась девушка.
– Не наплели, а сказали… ваши же родственницы, – поправил ее Елисеев. – Может быть, для вас это не трагедия, но ведете вы себя так, будто бы завтра собираетесь в монахини постричься! А они к этому еще не готовы.
– Не в монахини! А просто… – сорвалась Ольга. – А просто… я разочаровалась во всех! В любимом! В подруге, в друзьях! Гады!
– Ого! – удивленно вздернул брови Федор и решительно приказал: – Рассказывайте. Ну не молчите, не молчите, я врач, мне можно. Давайте – что у вас болит? Что случилось?
Ольга отвернулась к окну… И как-то само собой получилось, что стала ему рассказывать про все.
– …Мотиву свободы противостоит мотив неволи… – методично диктовала Марья Андреевна. – Вот вспомни, Игорь, какой стих…
– Маша! – снова влезла в дверь голова Дарьи. – Он у нее уже все расспрашивает, и Ольга ему все рассказывает, рассказывает. Оказывается, у нее ссора с ее парнем, он, негодяй, ее предал, а Оленька… а вы чего выпучились?
– Даша, а она его впустила? – загорелись глаза у Марьи Андреевны.
– Ну да! Сидят в ее комнате, Наташка подслушивает. Ну ты тут работай, а я потом тебе расскажу… – И голова исчезла.
