— Ты что-нибудь ела сегодня утром? Ну, давай пройдем в соседнюю комнату, и ты присядешь.
Элис усадила свою невестку в кресло и принесла ей стакан воды.
— Тебе нужна чашка горячего сладкого чая, но у тебя есть только вода. Сколько времени это продолжается, милая?
Тот факт, что она едва не потеряла сознание, кажется, надломил Кору.
— С начала года, когда мне исполнилось шестьдесят, — ответила она хриплым, испуганным голосом. — Если не считать тех нескольких шиллингов, которые я получала от Билли и которые шли на оплату аренды квартиры, у меня не было ни пенни. Счета за электричество и за газ не оплачены. Не помню, когда я ела последний раз. — Она посмотрела на Элис, и в ее странных глазах плескался ужас. — Когда они остановили меня за порогом магазина, я чуть не умерла, представив, что мое имя появится в газетах и что все узнают об этом.
— Успокойся, успокойся, — принялась утешать ее Элис, но в том, что сказала Кора, было что-то непонятное. — Я полагала, что в шестьдесят лет женщины имеют право получать пенсию?
— Ох, Элис. — Кора задрожала от страха. — Я сделала кое-что ужасное, намного более страшное, чем воровство в магазинах. Дело в том, что я боюсь прийти за своей пенсией. Я получила книжку, мне прислали ее несколько месяцев назад, но я не осмеливаюсь отнести ее на почту.
— Да почему, Кора?
Кора ломала в отчаянии руки; из уголка рта у нее сочилась слюна.
— Как только мы переехали сюда, — начала она тем же хриплым голосом, — в серванте я нашла жестянку из-под печенья. В ней были бумаги. Здесь раньше жили две старые девы, сестры, им было лет по пятьдесят. Они уехали в Америку во время войны. Я понятия не имею, что было потом, вернулись они обратно или нет. В жестянке лежали свидетельства о рождении, страховые полисы, какие-то акции. Я сберегла их на тот случай, если однажды прежние жилицы напишут и попросят вернуть их. Через несколько лет, — продолжала Кора, — я получила официальное письмо, где говорилось, что одна из сестер, старшая, должна получать пенсию по возрасту. Они прислали ей заявление на подпись.
— О нет, Кора, ты же не подписала его! — выдохнула Элис.
— Мне были нужны деньги. Я отчаянно нуждалась в средствах. У меня не было других доходов, кроме зарплаты Билли. Я подписалась именем женщины и добавила что-то вроде того, что я ее племянница и что она уполномочила меня получать для нее деньги в почтовом отделении. Через два года пришло заявление на имя ее сестры, так я подписала и его. Кроме того, я обратила в наличные страховые полисы и продала акции.
— Ты можешь попасть в тюрьму за это, Кора, и надолго, — строго заявила Элис. — Это называется мошенничеством. — Она была шокирована до глубины души. Воровство в магазинах — одно, а здесь дело было намного более серьезным.
Кора схватила ее за руку.
— Как ты думаешь, станет полиция проверять меня, теперь, когда у них есть мое имя и адрес, а?
— Сомневаюсь. Насколько я понимаю, ты перестала получать пенсию?
— Несколько месяцев назад, когда я услышала о своей собственной пенсии. Я испугалась. Это могло выглядеть подозрительно — то, что я забираю три пенсии из одного почтового отделения и все приходят на один и тот же адрес. — Маленькая ручка клещами сжала руку Элис. — Я боюсь, что меня попросят предъявить свидетельства о смерти, поскольку пенсии больше никто не получает. Я боюсь, что кто-нибудь из чиновников заинтересуется, почему я не получаю свою собственную пенсию. — Кора отпустила руку Элис и, обессиленная, откинулась на спинку кресла. Глаза ее почти исчезли в глазницах. Она выглядела как сама смерть. — Что мне делать?
— Не имею ни малейшего понятия, Кора, — холодно ответила Элис и поднялась. — Сейчас я пойду и куплю тебе что-нибудь поесть. Не хочу, чтобы ты умерла от голода у меня на глазах. И я дам тебе несколько шиллингов на еду. — Она высыпала на стол содержимое сумочки. — Здесь почти три фунта. Когда я вернусь, дай мне счета за газ и электричество, я оплачу их. Но это все, что я могу для тебя сделать. Если хочешь знать, мне глубоко отвратительно то, что ты мне только что рассказала. Не знаю, что посоветовать. Может быть, тебе лучше переехать в домик поменьше, который легче содержать. И, я полагаю, ты можешь получать свою пенсию в другом почтовом отделении.
У дверей Элис остановилась.
— Когда тебе станет лучше, поищи работу. Нам нужна уборщица в салонах. Работать можно или рано утром, или поздно вечером, как удобнее. Подумай, интересует ли тебя такая работа, и скажи, когда я вернусь с продуктами.
Дверь закрылась. Кора, повернув голову, смотрела, как Элис удаляется по дорожке.
Корова!
Она ненавидела сейчас свою невестку так сильно, как никого еще не ненавидела. «Мне глубоко отвратительно то, что ты только что мне рассказала» . Ах, ах, скажите, пожалуйста! Что ей известно о том, какое отчаяние охватывает человека, которому не удается свести концы с концами и который не знает, когда ему снова перепадет что-нибудь поесть? У Элис Лэйси никогда не было таких проблем.
«И все-таки ей вовсе не было необходимости проявлять такое внимание», — неохотно призналась себе Кора. Конечно, она немножко вышла из себя. Но другой человек на месте Элис рвал бы и метал, попросту умыл бы руки, услышав, какое преступление совершила Кора. На столе лежали деньги, а скоро появятся и продукты. Она даже предложила ей работу. Это означало, что Элис беспокоится о ней, хотя и делает это с таким видом, словно она святее Папы Римского, отчего Коре хотелось блевать.
«Нам нужна уборщица в салонах».
Ну что же, Кора занималась уборкой раньше и вполне может делать это сейчас. В сущности, всю свою жизнь она провела за уборкой. Она обвела взглядом безукоризненно чистую комнату. Мебель, пожалуй, выглядела старомодной, но за ней ухаживали с любовью, полировали и чистили. Кружевные занавески были самыми белыми на всей улице. Уборка — вот в чем заключалось призвание Коры. Она согласится на эту работу, потому что ей нужно на что-то жить. И уж, во всяком случае, наша добрая девочка наверняка будет платить ей больше, чем другим работникам.
* * *
Коре нравилось убирать в салонах. Чтобы поменьше попадаться на глаза соседям, она начинала работу рано утром, в шесть часов. На каждый салон уходило примерно около часа, и она испытывала неописуемое удовлетворение, когда после ее ухода пластиковые поверхности блестели, зеркала сияли, раковины сверкали.
Она ничего не имела против того, чтобы работать в одиночестве. Кора привыкла к этому и предпочитала собственное общество любому другому. Ранним утром, когда на улицах почти не было людей и машин, она воображала себе, будто она — единственный живой человек в мире, чему Кора была бы несказанно рада, случись такое на самом деле. Иногда она даже напевала во время работы.
Билли не знал, что она поступила на работу. Билли ничего не знал о ней. Не знал раньше и не знает сейчас. Кора работала уборщицей в салонах уже около двух недель, когда однажды вечером он явился домой в половине восьмого. Они уже очень давно не разговаривали друг с другом, поэтому она удивилась, когда он вошел в гостиную и спросил, не приготовит ли она ему чашечку чая.
