— Пока нет. Может, попозже.
— А я налью себе еще.
Он поднялся на ноги — высокий, очень красивый и, видимо, немало переживший, хотя для Элис конец его истории оставался пока неясным.
— Через девять месяцев после свадьбы, — продолжал он, заняв прежнее место на полу, — нас отправили во Францию. К тому времени британцы уже освободили ее. Вскоре мы оказались в Германии, пробиваясь к Берлину. Мы вошли в Берлин в тот замечательный день, когда было объявлено об окончании войны. Помню, мы устроили грандиозную пирушку. Все перепились, включая меня. А потом один парень, которого я едва знал и с которым не перемолвился и парой слов, упомянул об этой «маленькой шлюшке», как он назвал ее, с которой спал в Лондоне. Он намеревался позвонить ей сразу же по возвращении. Ее звали Барбара Грини, и ее рекомендовали ему как «хорошую подстилку» — это американское выражение, насколько мне известно. Парень сказал, что ему жаль ее беднягу мужа. Потом вмешался еще один малый, который тоже знал Барбару Грини — по его словам, она научила его нескольким штучкам, которые доселе были ему неизвестны. — Нейл горько рассмеялся. — Вскоре мне стало казаться, что весь полк переспал с Бабс.
— Ох, дорогой! — выдохнула Элис. — Это ужасно. И что же вы сделали?
— Я напился до полусмерти. Вероятно, во всем мире я был единственным англичанином, который хотел покончить с собой в такую историческую ночь.
— И что вы сделали — после той ночи?
Нейл пожал плечами:
— Дослужил до конца, демобилизовался, отправился к своей дорогой жене и сказал ей, что между нами все кончено. Она не особенно расстроилась. С тех пор дороги наши разошлись. Несколько лет назад она попросила у меня развод, но я отказал ей. Понимаете, мы оба католики. Не думаю, что разведенного учителя приняли бы в католической школе.
— Получается, вы все еще женаты?
— Да. Но какое это имеет значение, если я не собираюсь еще раз жениться? — Он снова пожал плечами. — Ну, а теперь не хотите ли выпить еще капельку? Я, например, точно хочу.
— Не возражаю, только совсем немного. Вы же не желаете напиться сегодня вечером, а? — с беспокойством спросила Элис.
— Нет. — Он потянулся, заложил руки за голову и улыбнулся. Внезапно он снова стал похож на себя самого, прежнего. Элис почувствовала облегчение. — Я больше не напиваюсь до потери сознания. И я больше не люблю Бабс, если хотите знать правду. Но я никогда не смогу простить предательство. Как она могла сделать такое ? Время от времени я все еще задаю себе этот вопрос.
— Что заставило вас стать учителем?
— Затрудняюсь ответить. — Он задумался над вопросом. — После окончания Кембриджа я почувствовал, что мне надо исчезнуть из того мира, который я всегда знал, заняться чем-то совершенно другим. Я стал преподавать, к ужасу моих родных. Они полагали, что подобное занятие приличествует, скорее, человеку среднего класса. Понимаете, себя они считают принадлежащими к высшему обществу. — Он взглянул на Элис, и в глазах его сверкнуло веселье. — Я никогда не говорил вам этого, но моего отца зовут сэр Арчибальд Нельсон Миддлтон-Грини.
Элис расхохоталась:
— Язык сломаешь. Предполагается, что я должна была слышать о нем?
— Нет. Я рад, что вы находите это веселым, а не впечатляющим.
— О, это произвело на меня большое впечатление, можете не сомневаться.
— Вы чувствуете себя лучше?
— Намного лучше.
— Я тоже. Я еще никому и никогда не рассказывал об этом. — Он наполнил ее стакан в третий раз. — Теперь ваша очередь излить душу.
— Сейчас это уже не кажется мне таким ужасным. То есть я хочу сказать, это отвратительно, но мне все равно легче. — Она поведала ему свою историю с самого начала, рассказав о том, как они с Джоном были счастливы со своими четырьмя детьми и как потом Джон обжег лицо и все изменилось. Она не утаила от него и того, как муж обзывал ее. — Потом он внезапно снова переменился, почти не бывал дома и дети практически не видели его. А сегодня я пошла в мастерскую, чтобы рассказать ему об Орле. Он всегда отговаривал нас от посещения его конторы. Вы не поверите, что я обнаружила. — Она описала, как постучала в дверь и как молодая светловолосая женщина на последнем месяце беременности открыла ее, а к ноге этой женщины прижималась девочка, едва начавшая ходить. — Она так мило улыбнулась мне. Потом появился маленький мальчик и позвал своего отца, находившегося наверху. К тому времени я уже понимала, что это должен быть Джон, но все равно меня как обухом по голове ударили, когда он появился. А его глаза! Они были просто ужасны! Я вдруг почувствовала себя вот такой маленькой. — Элис чуть-чуть раздвинула большой и указательный пальцы. — Но знаете, что меня бесит больше всего?
— Что, Элис?
— Звучит глупо, конечно, но у нее был ковер на весь пол. Джон знал, что я всегда хотела такой для нашей гостиной. И это заставило меня понять, насколько важнее для него новая семья. Словно мы для него больше не существуем. — Она шмыгнула носом. — О боже, Нейл. Кажется, я сейчас снова заплачу, а у меня нет носового платка.
— Сейчас принесу. — Нейл вскочил на ноги и вернулся с чистым, хотя и неглаженым носовым платком. К ее изумлению, он опустился рядом с ней на колени и принялся вытирать ей слезы, что показалось ей не совсем уместным. Она чувствовала, как ее ресниц касаются его губы. Прошло много лет с тех пор, как Джон прикасался к ней, и она испытала неловкость, хотя нельзя было отрицать и того, что ей было очень приятно.
— Вы не должны делать этого, вы же знаете, — пробормотала она.
— Я делаю это, потому что мне хочется, а не потому, что должен. — Нейл обнял ее за талию. — Я испытываю к вам желание, миссис Лэйси, с того самого дня, когда впервые перешагнул порог вашего салона.
— Но мне тридцать восемь, — растерянно пробормотала Элис.
— А мне все равно, что вам тридцать восемь, я просто обожаю вас. — Он притянул ее к себе и крепко обнял.
— Нейл… — Она попыталась освободиться из его объятий. — Вы слишком много выпили.
— Нет, это вы выпили слишком мало. Стойте спокойно, Элис, я не буду касаться вас там, где нельзя.
Элис замерла на месте, сознавая, что должна уйти, и одновременно испытывая странное нежелание хотя бы пошевельнуться, а Нейл провел пальцем по ее бровям, потом по ушам, щекам, по носу. Вокруг стояла мертвая тишина… если не считать тиканья часов, не было слышно ни единого звука. Твердый палец Нейла скользнул по ее подбородку, и она уловила исходящий от него запах душистого мыла. Джон всегда был нежным в любви, но он никогда не делал ничего подобного. Палец переместился к ее губам, и Элис почувствовала, что тает. Потом Нейл подался вперед, нежно поцеловал ее в лоб — и больше она не могла этого выдержать. Она обхватила его руками за шею, ощущая себя падшей женщиной, но, странное дело, это ее уже не заботило.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
1956 год
