— Кора! Ты ставишь меня в ужасно неловкое положение. — Однако Кора видела, что он польщен. Наверное, уже давным-давно женщины не суетились вокруг Джона и не ухаживали за ним, не говоря уже о том, чтобы покупать подарки.
— Она очень красивая. Я надену ее сегодня вечером.
— Дай мне сначала погладить ее.
Билли заявил, что в этой рубашке Джон похож на биржевого маклера или адвоката, и за чаем обращался к нему не иначе как «сэр». Когда они встали из-за стола, Джон пожелал отправиться на прогулку, сказав, что должен кое-кого повидать.
У Коры кровь отхлынула от лица. Она была твердо уверена, что он собирается навестить Элис, и сердце ее заныло от ревности. Что-то подсказывало ей, что он намеревается просить у Элис разрешения вернуться.
— Ты скоро придешь? — спросила она, когда он был уже готов к выходу, свежевыбритый, с причесанными волосами, в рубашке, которую купила она .
— Понятия не имею, Кора.
* * *
Элис отдыхала, положив ноги на табуретку. У нее был трудный день, впрочем, все ее дни были одинаково трудными. Когда она входила в непривычно тихий дом, напряжение отпускало ее. Тишина и пустота дома постоянно напоминали ей о ее двух отсутствующих детях. «Как там Фиона? — с горечью размышляла она. — Почему она не приезжает домой хотя бы погостить?» И еще она непрестанно думала о Кормаке. Она видела сына время от времени, но с ним произошло что-то такое, чего Элис не понимала. Он выглядел каким-то потерянным и мрачным, а ведь раньше Кормак воспринимал мир радостно, всегда смотрел на него с оптимизмом.
Она пробыла дома совсем немного, когда, к ее облегчению, задняя дверь отворилась и послышался голос Бернадетты:
— Это я.
— Поставь чайник, раз уж ты там, — крикнула в ответ Элис. — Как поживают мой отец и дети? — спросила она, когда подруга с глубоким вздохом плюхнулась в кресло напротив.
— Все живы и здоровы. Как ты?
— Скучаю немножко, если говорить правду. Мне не помешало бы чуточку развлечься.
— Как насчет кино? Дэнни освободил меня на сегодняшний вечер. Можем пойти с тобой в город. В «Одеоне» идет фильм с Генри Фонда. Так и съела бы его.
— О, все мы хорошо знаем, что бы ты хотела сотворить с Генри Фонда, но когда я сказала «развлечься», то имела в виду что-нибудь более существенное, чем просто смотреть, как развлекается Генри Фонда.
— Боюсь, Элли, тебе остается кино или вообще ничего.
— Да, пожалуй, кино все-таки лучше, чем ничего, — проворчала Элис. На кухне засвистел чайник. — Можешь приготовить нам чай, пока я буду переодеваться. Я мигом.
Элис надела зеленый льняной костюм с приталенным пиджаком и плиссированной юбкой и расчесывала волосы, когда в дверь постучали.
— Я открою, — крикнула Берни.
Наступила долгая пауза. Элис уже собиралась спросить: «Кто там?» — как в спальню вошла Бернадетта. Лицо у нее было белее мела.
— Это Джон, — сказала она.
— Какой Джон?
— Джон Лэйси, глупая ты девчонка. Твой муж. Я иду домой.
— Берни, не уходи! — воскликнула Элис, но Бернадетта упрямо покачала головой и сбежала вниз по ступенькам. Элис посмотрела в зеркало на свое побледневшее лицо и начала спускаться, крепко держась за перила, чтобы унять предательскую дрожь в ногах.
Посреди гостиной стоял Джон. Он выглядел вполне прилично, хотя и на все свои пятьдесят шесть лет, ни больше, ни меньше. Он очень похудел. Встреть она его на улице, ей пришлось бы дважды взглянуть на него, чтобы признать в нем мужчину, который все еще был ее мужем.
Он наклонил голову.
— Привет, милая.
— Здравствуй, Джон. — Она предпочла бы, чтобы он не называл ее «милой». Это казалось неправильным, учитывая, как давно они не виделись. — Присаживайся, — вежливо предложила она. — Как поживаешь?
— Спасибо, милая. — Он уселся на свое старое место под окном. — Бывало и лучше, но бывало и хуже. Последние несколько недель я живу у Билли.
— Я не знала об этом. — Голос ее был холоден и звучал совершенно спокойно, как с удовлетворением отметила она. Элис не хотела, чтобы он догадался, что внутри у нее все дрожит. Она молилась, чтобы выглядеть такой же уверенной и спокойной, как он.
— Ты совсем не изменилась, — сказал он.
Элис неловко заерзала, увидев в его глазах нескрываемое восхищение, но ничего не ответила.
— Как дети? — спросил он.
— Нормально. Фиона в Лондоне. Я, правда, не совсем уверена, где сейчас Кормак. Он вообще-то много путешествует. Маив замужем, а у Орлы четверо детей — два мальчика и две девочки. — Элис вспомнила, что именно в тот день, когда родилась Лулу, она выяснила, что он нашел себе другую женщину и обзавелся новой семьей.
— Я полагаю, наш Кормак нашел себе приличную работу. По-моему, он учился в университете? — Эпитет «наш» по отношению к Кормаку был очередной ошибкой.
— В конце он решил бросить его, — холодно ответила Элис. Если бы его отец был рядом, может быть, он смог бы убедить мальчика доучиться последние два семестра. — Вместо этого Кормак занялся музыкальным бизнесом. Играет в группе, которая выступает по всей стране.
Он не спросил, как называется группа, что делает в Лондоне Фиона, где живут Орла и Маив. Элис поняла, что он пришел сюда с определенной целью, а вовсе не за тем, чтобы узнать, как живет его семья.
— Хочешь чаю? Бернадетта как раз заварила его перед твоим приходом.
— С удовольствием, милая.
Она вышла в кухню и стала разливать чай, страстно желая, чтобы он перестал называть ее «милая». Это действовало ей на нервы.
— У тебя так хорошо и уютно, милая, — сказал он, когда она вернулась. — Вся мебель новая, правда? Я помню, как ты всегда хотела ковер на весь пол. — Он одобрительно обвел взглядом комнату. — Очевидно, парикмахерское искусство нынче хорошо оплачивается.
— У меня сейчас три салона. — Ей не понравилось напоминание о тех днях, когда она зависела от него. — Теперь я могу сама покупать себе ковры.
Джон принялся задумчиво покусывать нижнюю губу. Он искоса взглянул на Элис. Должно быть, холодность ее тона наконец подействовала на него.
— Полагаю, ты задаешь себе вопрос, зачем я здесь?
— Да, это приходило мне в голову.
— Ну, хорошо, милая, я не стану ходить вокруг да около. Буду с тобой совершенно откровенен. Не возражаешь, если я закурю?
Не проронив ни слова, Элис принесла пепельницу, хотя просьба удивила ее. Раньше он всегда утверждал, что курение — напрасная трата денег: «С таким же успехом можно раз в неделю поджигать банкноту в десять шиллингов или больше». Она заметила, что он лишился своей прежней самоуверенности. Руки у него дрожали, когда он прикуривал.
