— Я бы и сама приехала к тебе, но в двенадцать мне нужно забирать Сару.
— Ты знаешь, я сейчас не в настроении принимать гостей.
А почему бы и нет? Энни заподозрила неладное.
— Твой голос звучит несколько странно!
— Твой тоже! — И Сильвия повесила трубку, бросив резкое «пока».
Энни отвела сына к соседям. Валерия пылесосила в гостиной. Трейси с Келли сидели на диванчике, делая вид, что им очень страшно.
— Ты не сможешь пару часов присмотреть за Дэниелом? Сильвия неважно себя чувствует, поэтому я хотела бы ее навестить. — Дэниел не цеплялся за нее при расставании, как это делала Сара, и Энни не чувствовала себя неловко, прося об этой услуге, поскольку Валерия частенько обращалась к ней с такой же просьбой. — Я скоро вернусь.
— Ну, конечно же, сегодня Сара пошла в садик, так ведь? Тебе, должно быть, немного грустно, — неожиданно сказала Валерия. — Можешь не торопиться. Я заберу Сару вместе с Гари. Ты вряд ли успеешь вернуться вовремя, проделав путь в Беркдейл и обратно.
Энни напоследок взглянула на Дэниела. Он уже залез на диван и пытался отобрать у Келли куклу.
Особняк Черчей находился на тихой, обсаженной деревьями улице, расположенной недалеко от площадки для игры в гольф. Стены здания были облицованы штукатуркой с каменной крошкой. Жалюзи на огромных окнах были опущены, чтобы дорогостоящие ковры не выцвели на солнце. Новая машина Сильвии, на этот раз красная, была видна в приоткрытые ворота.
Энни нажала на звонок, который зазвучал, прямо как Биг Бен. Ей никто не ответил, и она прошла через левую арку и толкнула боковую калитку, которая оказалась открытой.
Войдя внутрь, Энни крикнула:
— Сильвия? Это я, Энни.
Энни вошла в холл громадных размеров, густо устланный коврами нежно-зеленого цвета. На стенах висели картины, нарисованные масляными красками, но ни одна из них не показалась Энни такой же прекрасной, как репродукции импрессионистов в ее собственной гостиной.
— Сильвия, — снова позвала она.
Откуда-то доносилась звуки песни «We can work it out» в исполнении «Битлз». Энни открыла еще одну дверь и заглянула внутрь. Сильвия, в одной ночной рубашке, сидела на кровати, облокотившись на подушки, и читала журнал. Она как раз собиралась положить кусочек шоколада в рот, потом подняла глаза и, как ни в чем не бывало, сказала:
— Привет.
Вид у нее был достаточно бодрый, здоровый, и она вела себя совершенно непринужденно.
— А почему ты не отвечала мне, когда я тебя звала? — с негодованием спросила Энни.
— Потому что я знала, что неутомимая Энни Харрисон — прости, Менин — обязательно меня отыщет.
Энни заморгала, ничего не понимая. Сильвия говорила холодным тоном, почти грубила.
— Я беспокоилась о тебе, — запинаясь, сказала Энни. — Я подумала, что мне следует прийти и удостовериться в том, что с тобой все в порядке.
— Но я же сказала, что мне немного нездоровится, вот и все. Слава богу, со мной не случилось ничего серьезного, а то бы ты, наверное, наняла вертолет и приземлилась прямо на газоне.
— Я думала, ты обрадуешься, узнав, что есть человек, который о тебе беспокоится.
Сильвия надменно сказала:
— У меня уже есть несколько человек, которые обо мне беспокоятся, спасибо. Сиси, миссис Черч и, конечно же, мой муж. — Она указала на шоколадки. — Вон тот пористый с имбирной начинкой, твой любимый.
— Нет, спасибо. Но я бы не отказалась от чашечки чая.
— Тебе придется сделать его самой, ведь мне немного нездоровится.
Руки Энни дрожали, когда она доставала чайную посуду. Неужели она ошиблась? Но ведь она не хотела обидеть Сильвию, она лишь беспокоилась о ней. Так почему же подруга ведет себя так, как будто злится из-за того, что Энни догадалась о ее семейных проблемах? И с какой это стати она носит такую длинную рубашку, словно хочет что-то скрыть? Может быть, она прячет шрамы и синяки? Наверное, лучше всего было бы обсудить это с Сильвией лицом к лицу и посмотреть, что из этого получится.
Энни внесла поднос в спальню.
— Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала, — медленно произнесла она.
— Все, что угодно, миссис Менин. Скажи, что ты хочешь, и я сделаю это.
— Я хочу, чтобы ты сняла ночную рубашку.
От удивления у Сильвии чуть не отпала челюсть.
— Ничего себе, Энни! В тебе просыпаются наклонности, о существовании которых я никогда прежде не догадывалась. Ты что, хочешь меня изнасиловать? Пресса от этого точно будет без ума. А в свои защитники можешь взять Питера Черча. Это как раз по его части.
— О, не говори глупостей, Сильвия, — сказала Энни, зардевшись. — Я просто хочу увидеть, есть ли на твоем теле синяки, вот и все.
— Синяки! И с какой это стати у меня должны быть синяки, моя дорогая подружка?
Энни не ответила. Тогда Сильвия расстегнула пуговицы на рубашке, но сняла ее не полностью, обнажив тело лишь до бедер. Энни покраснела.
Несмотря на то что они много лет жили под одной крышей, ей никогда не приходилось видеть Сильвию обнаженной. Энни очень удивилась, увидев, какая у нее маленькая грудь. Сильвия повернулась к ней спиной. Бугорки позвоночника были похожи на крупные белоснежные жемчужины. На теле Сильвии не было ни одного синяка.
— Ну что, довольна? Думаю, теперь-то ты убедилась, что моя кожа безупречна. По крайней мере, именно так говорит Эрик: «Сильвия, дорогая, твоя кожа безупречна».
Энни отпрянула, увидев гнев в ее глазах.
— Я заметила подозрительное выражение твоего лица на дне рождения Дэниела, когда ты обратила внимание на мою руку! Я, кстати, поранилась в «Гранде», но ты тут же предположила, что во всем виноват Эрик. И я снова почувствовала этот немой укор в твоем голосе сегодня утром, и как только услышала, что ты зовешь меня, тотчас поняла, зачем ты явилась. Как тебе могла прийти в голову такая отвратительная, я бы даже сказала, омерзительная мысль? У тебя поистине больное воображение. Мне искренне тебя жаль: носить в себе столь гадкие предположения насчет совершенно невинных людей. Эрик — самый замечательный муж на свете. Мы безумно любим друг друга, и он никогда бы не посмел меня и пальцем тронуть.
Энни налила чай и поставила чашку Сильвии на прикроватную тумбочку.
— Я хотела как лучше, — не к месту сказала она.
— Я бы предпочла, чтобы впредь ты этого не делала.
Они пили чай, не говоря ни слова. Сильвия все еще кипела от злости.
— Думаю, мне лучше уйти, — наконец произнесла Энни.
— Это было бы совсем неплохо. Я с трудом сдерживаю желание швырнуть в тебя чашку. Я бы, наверное, выплеснула ее содержимое, но боюсь, на ковре останутся пятна.
