Из сада Траверсов доносился звук секатора.
«Она вернулась! О боже, должно быть, ей сейчас очень тяжело!»
Однако глаза миссис Траверс были сухими, когда Энни и Валерия зашли к ней вечером, чтобы выразить соболезнования. Она даже не пригласила их в дом.
— Благодарю, — холодно произнесла миссис Траверс.
Ее лицо, напоминающее пергаментную бумагу, было покрыто сетью глубоких морщин. Через приоткрытую дверь можно было видеть подставку для зонтов в виде ноги слона, а также уродливые деревянные маски, висящие на стене. Миссис Траверс захлопнула дверь прямо у них перед носом.
— Ну и как прикажешь это понимать?! — с негодованием воскликнула Валерия.
— Даже не знаю, — медленно сказала Энни. — И впрямь странно.
Спустя неделю к Энни зашел Крис Эндрюс. Он по-прежнему работал учителем в школе Гренвиля Лукаса. Энни теперь казалось невероятным, что когда-то она считала его старым. В свои тридцать четыре он был всего на несколько лет старше ее. Лотти ушла от него в прошлом году, и какое-то время он чувствовал себя опустошенным, но вскоре взял себя в руки. Крис сбросил лишний вес, стал носить контактные линзы и отпустил длинные волосы, а Энни показала ему, как заплетать косичку. Он предпочитал брюки-клеш, жилетки, украшенные вышивкой, и индийские рубашки. А вошедшие в моду ботинки на высокой платформе очень выгодно увеличивали его рост. Происшедшая с Крисом метаморфоза была щедро вознаграждена, когда эффектные девушки вереницей вдруг потянулись к его дому, а некоторые без зазрения совести даже оставались у него на ночь.
— Если бы Лотти увидела тебя сейчас, она пулей прилетела бы обратно, — говорила Энни, восхищенно глядя на него, но Крис сказал, что не желает ее возвращения.
Он пришел к Энни отнюдь не из праздного любопытства. Просто его дом примыкал к дому Траверсов, а за последние двое суток оттуда не доносилось ни звука. Он постучал, но ответа не последовало, правда, даже тогда, когда старик был жив, Траверсы не всегда открывали дверь. Крис поинтересовался, не видела ли Энни миссис Траверс в саду.
— Вообще-то не многое увидишь за деревьями. — Энни запаниковала. — Надеюсь, с ней все в порядке.
— А почему бы тебе не позвонить в полицию? — предложил Лаури, обращаясь к Крису.
— Пойду-ка я сначала сам взгляну.
Лаури пошел с ним. Позже он рассказал Энни, что они посмотрели в окно и в отверстие почтового ящика, но ничего не увидели, поэтому решили обойти вокруг дома. Миссис Траверс сидела на скамейке в саду. В одной руке у нее были садовые ножницы, а в другой — красная роза. По словам доктора, она была мертва уже два дня.
Приехала карета «скорой помощи», и тело забрали. О похоронах никто ничего не слышал. Позднее приехал фургон и вывез мебель, а на доме появилась вывеска «Продается». Ходили слухи, что Траверсы оставили все свои сбережения сиротскому приюту в Индии.
Дом почти сразу же купили Барклей — супружеская пара средних лет со Смитдаун-роуд. У них было трое детей-подростков, и вся семья разговаривала с ярко выраженным ливерпульским акцентом. Они не принадлежали к тому типу людей, которых обычно можно было встретить в тупике Хезер. Сид Барклей держал палатку по продаже фруктов и овощей на различных рынках: на Грейт хомер-стрит, в Ормскирке и Биркенхеде. Его жену Веру никогда не видели без сигареты. Их машина, последняя марка «форд гранада», заехала в гараж, а громадный, видавший виды фургон был оставлен на подъездной дороге на всеобщее обозрение.
Первым делом супруги Барклей убрали живую изгородь, подрезали деревья и расчистили участок от растений на территории сада за домом, чтобы разбить там газон. И очень скоро не осталось ничего, что указывало бы на то, что здесь когда-то проживали Траверсы.
— Не знаю, почему ты так сокрушаешься, — сказала Сильвия. — Возможно, в Индии Траверсы вели восхитительный образ жизни. Только представь себе одежду, которую они носили в те дни — женщины, облаченные в чистый шелк, струящиеся кружева и драгоценные камни, мужчины в военных униформах. А повсюду витал запах специй и мускусных духов. Держу пари, миссис Траверс крутила роман с каким-нибудь армейским полковником, который пил шампанское из ее туфельки, а мистер Траверс застрелил его, чтобы вернуть себе доброе имя. Вообрази себе облаченных в белую одежду слуг с темными красивыми лицами, источающими сексуальность, которые обмахивали хозяев бамбуковыми листьями, когда те лежали обнаженными, покрываясь потом от любовных услад в своих кроватях под шатром из сетки.
— Ну и воображение у тебя! — сказала Энни. — А по-моему, Траверсы были просто одинокими людьми, которые умерли почти одновременно, с разницей всего лишь в несколько дней.
— Они наверняка жили воспоминаниями, Энни. Мне была бы приятна мысль о том, что мой муж отправится на небеса сразу после моей кончины, потому что не сможет жить без меня. Хотя Эрик, вероятнее всего, лишь громко рассмеялся бы и уже через неделю женился снова.
— В ваших отношениях что-нибудь изменилось в лучшую сторону?
— Между нами уже ничего и никогда не изменится в лучшую сторону. Прошлой ночью у нас была самая ужасная ссора из всех, что когда-либо случались. Мне кажется, Эрик мог бы попросту убить меня, не появись вовремя его мать. И во всем виновата только я сама. Он сказал мне, что я больна, потому что не в состоянии стать матерью, а я ответила, что ему явно не хватает мужественности, раз он не может подарить мне ребенка.
— И почему же ты считаешь виноватой себя? Это просто какой-то детский лепет, ведь он же первый начал.
Был понедельник. Сильвия ходила за Энни по пятам, в то время как та меняла постельное белье. Грязные простыни и наволочки грудой лежали прямо на лестничной площадке, ожидая стирки. Неделю назад Сара снова приступила к занятиям в школе, а Дэниел пошел в садик.
— Я знаю, что мужчины не выносят, когда женщины пренебрежительно отзываются об их сексуальных способностях. Можно сказать, что от них воняет потом, что у них косые глаза или же бородавки на попе, им наплевать, но когда оскорбляют их мужское достоинство, они готовы выйти из себя. А разве Лаури не такой?
— Не имею ни малейшего понятия, Сил. Мне бы и в голову не пришло оскорблять его мужское достоинство.
Энни вошла в их с Лаури спальню и сняла постельное белье с большой кровати, на которой она спала в общей сложности почти девять лет.
Сильвия вдруг произнесла:
— Энни, почему ты никогда не рассказывала мне о своей сексуальной жизни?
— По-моему, это очень личная тема.
— Но я рассказываю тебе обо всем, что происходит между мной и Эриком.
— Это твое дело, — сухо сказала Энни. — Ты рассказываешь, потому что хочешь этого, а не потому, что я тебя прошу.
— Иногда можно подумать, что ты просто мисс Золушка, Энни Менин. — Сильвия села за туалетный столик, открыла шкатулку подруги и стала примерять сережки.
— Наша Мари частенько называла меня так.
