– Ты прав, – кивнула Руби.
Крис невесело усмехнулся:
– Чтобы понять это, мне понадобились все эти годы. Я был тогда слишком эгоистичен, правда?
– Я бы так не сказала.
Он стоял, прислонившись к стене и сунув руки в карманы. Когда у них был роман, Крис казался Руби очень привлекательным, обладающим особым шармом мужчиной. Если бы они продолжали жить вместе, ее мнение на этот счет, вероятно, осталось бы прежним. Но сейчас перед ней стоял стареющий шестидесятилетний мужчина с редеющими волосами, и в его внешности больше не было ничего особенного.
– Я хотел поговорить с тобой по двум причинам, – продолжал Крис. – Во-первых, мне хотелось извиниться за свой эгоизм, во-вторых, попрощаться. Мы втроем уезжаем в Новую Зеландию, и вполне возможно, что мы с тобой больше никогда не увидимся. Ливерпульский воздух вреден для Тимми: здесь слишком сыро. Кроме того, после выхода на пенсию я чувствую себя каким-то потерянным. Я собираюсь открыть собственное детективное агентство.
– Желаю удачи. Надеюсь, здоровье Тимми улучшится, а твои дела пойдут хорошо. – Руби протянула руку, и Крис пожал ее.
– Руби, я часто думаю о том времени, когда мы были вместе и собирались пожениться, – сказал он, не отпуская ее пальцы. – И я всегда буду жалеть о своей глупости.
Руби вырвала руку:
– Не стоит. Прошлого не воротишь, и какой смысл постоянно вспоминать о том, что случилось почти двадцать лет назад? Лучше смотреть в будущее – я всегда поступаю именно так.
Вскоре после Рождества Мэттью выставил на продажу свой огромный дом в Ормскирке – ему срочно понадобилась наличность – и сказал Руби, что поживет у нее, пока не найдет жилье подешевле.
– А я думала, что у тебя полным-полно домов и квартир! – воскликнула Руби, услышав об этом.
– Я избавился от них еще много лет назад. Доход от них не стоил вложенных денег и хлопот.
– Но ведь от этого дома ты не избавился?
– Это совсем другое дело. Это мой второй дом, место, где я всегда могу укрыться от неприятностей.
Руби почесала затылок:
– Свободна только маленькая спальня, но там даже яблоку негде упасть. Во всех остальных живут студенты. Ты владелец дома, и селить тебя туда было бы нечестно.
– Спасибо, Руб, меня эта спальня вполне устроит. Я ведь ненадолго.
Руби подготовила комнату для временного жильца, покрасив двери и рамы белоснежной краской, а стены – нежно-голубой. Результат понравился ей самой. Кроме того, Руби купила комплект нейлонового постельного белья, которое не нужно утюжить, и ковер, который она повесила на стене рядом с кроватью. Женщина вдруг осознала, что ждет переезда Мэттью с нетерпением. Если бы не ее склочный характер, они могли бы стать друзьями еще много лет назад.
«Наверное, я причинила самой себе больше зла, чем все остальные люди вместе взятые», – в который уже раз сказала себе Руби.
– Очень неплохо, – одобрительно заметил Мэттью в день своего приезда, после завтрака. Все остальные уже разошлись, и они с Руби остались в доме одни. Было первое февраля. Стоял пронизывающий холод, хотя небо было чистым. Над горизонтом висело солнце, слишком слабое, чтобы хоть немного растопить корку льда, покрывшую землю. Сад превратился в морозное царство, а голые деревья, покрытые пушистым инеем, поражали своей неземной красотой. Этот день Руби было суждено запомнить навсегда, и впоследствии она все время вспоминала о нем с сожалением – несмотря на свой принцип «никогда не жалеть о том, что прошло».
– Надеюсь, кровать достаточно длинная для тебя, – сказала она.
– Обычно мне хватает длины.
– Мне кажется, что в последнее время ты стал еще выше, – заметила Руби.
– Я худею, вот в чем дело. Наверное, это какой-то оптический обман.
– Я постараюсь откормить тебя. Надеюсь, тебе нравится обычная еда. Мне некогда заниматься всякими эксклюзивными блюдами. Пойду сделаю чай, – сказала она и повернулась, чтобы уйти, но Мэттью схватил ее за руку.
– Я с удовольствием буду есть то, что ты готовишь, Руби.
– Это то немногое, чем я могу отблагодарить тебя за твою доброту. Ведь ты столько для нас сделал.
– А ты когда-нибудь задавалась вопросом, почему я все это делал?
– Иногда, – неопределенно пожала плечами Руби. – Я решила, что дело в том, что я напоминаю тебе о Фостер-корт и о твоей бабушке. Кроме того, я и мои дочери всегда были твоей второй семьей.
– Ты серьезно так думаешь? – Мэттью слегка нахмурился, а его глаза потемнели. Руби почувствовала, что длинные худые пальцы, державшие ее руку, напряглись.
– А как еще я могу думать?
– Ну, могла быть и другая причина.
Пальцы Мэттью начали едва заметно дрожать.
– И какая же?
Отпустив ее руку, Мэттью сел на кровать:
– Мне всегда было сложно говорить с тобой. Поскольку я был человеком небедным, ты считала, что я пытаюсь покровительствовать тебе. Тебе нравится держаться с людьми на равных, а еще лучше – смотреть на них сверху вниз. Но сейчас положение изменилось.
Он робко взглянул на нее, и Руби сразу вспомнила их первую встречу и то, каким неуверенным в себе он тогда казался. Впоследствии она ни разу не видела в глазах Мэттью такого выражения.
– К концу года я, наверное, стану бедняком, так что сейчас я могу сказать тебе, что чувствую – что я чувствовал всегда, с того самого момента, как ты вошла в дом, вся перепачканная краской. Я…
Зазвонил телефон.
– Секундочку, – сказала Руби и побежала вниз.
Звонил Клинт – ему, разумеется, нужна была Дэйзи.
– Она у зубного, – сообщила Руби. – Разве она тебе не говорила?
– Да, говорила, я просто забыл. – Клинт начал пространно объяснять, что они с Дэйзи должны были встретиться в полдень, но он опоздает, поэтому он предлагает встретиться в «Макдональдсе», а не возле театра. – Если меня не будет, я зайду в «Форум» во второй половине дня.
Возле телефона на стене висело зеркало, и Руби стала рассматривать свое отражение. Она выглядела явно моложе своих пятидесяти семи лет, и ее все еще можно было назвать красивой – но это была красота приближающейся старости. Черные волосы посеребрила седина. Перед Рождеством Руби подкрашивала их, но краска уже почти смылась. Кожа на шее становилась дряблой, и пора было переходить на свитера с высоким воротом. Голос Клинта все жужжал в трубке, и мысли Руби перешли на сказанное Мэттью пять минут назад: она поняла, что именно он не успел ей сказать. Он едва не сказал, что любит ее! Но когда эти слова уже готовы были сорваться с его языка, она пошла отвечать на телефонный звонок.
На лестнице послышались быстрые шаги. Мэттью с каменным лицом спустился в прихожую. На нем был пуховик, и было очевидно, что он собирается уходить.
