– Небо кажется пропитанным кровью, – долетел сзади голос Чарльза. – Я пришел за вином. Решил, что оно хоть немного нас взбодрит. Завтра я принесу еще несколько бутылок – мне известно, где их можно взять.
– Если завтра наступит.
– Руби, завтра всегда наступает.
– Может быть, для нас его не будет, – хрипло произнесла Руби. – Какой смысл делать вид, что все хорошо, что все идет по плану, если мы не в силах управлять собственной жизнью? В прошлом, когда дела шли плохо, я просто стискивала зубы и старалась исправить положение. Но сейчас я не могу этого сделать – и никто не может.
– В таком случае надо стиснуть зубы и надеяться на лучшее. Оставь чай, давай лучше выпьем хереса. А еще я купил тебе на Рождество коробку шоколада. Завтра я принесу еще.
Мысль о том, что Чарльз купил ей подарок, была очень приятной. Руби подумала, что ничего не купила ни ему, ни Венди. Что ж, купит завтра!
Чарльз сказал:
– Может быть, это лишь игра моего воображения, но мне кажется, что кто-то поет.
– Пойду принесу бокалы, – сказала Руби и направилась к посудному шкафу миссис Харт. – Детям мы нальем лимонад.
Вернувшись в подвал, они увидели, что Рона сняла китель, ослабила галстук и красивым сопрано выводит: «Добрый король Венцеслав вдень святого Стефана…»
Грета и Хизер чудесным образом оживились и громко подпевали Роне, их глаза светились, а лица сияли от радости. Джейк не знал слов, но, не отрываясь, смотрел на Рону и пытался повторять за ней. Повернувшись к Руби, Бет подмигнула:
– Здорово, правда? И бомб больше не слышно…
Вино и лимонад были разлиты по бокалам. Раздали шоколад. Настроение у всех сразу улучшилось. Конни и Венди танцевали ирландскую жигу, а Руби пела «Твоя до скончания мира». К собственному удивлению, она обнаружила, что знает слова песни наизусть. Грета и Хизер прочли стишок, которому их научил Рой Дикон и который был полон двусмысленностей и нехороших намеков, – но девочки этого не понимали. Слушатели смеялись до колик в животе, затем по бокалам вновь разлили херес.
– А ну-ка изобрази нам Пола Роубсона, – обратилась к Чарльзу Венди. Молодой человек запел низким грустным голосом, от которого всем захотелось плакать. Рона прервала его, начав петь веселые рождественские гимны.
Снаружи все также сыпались бомбы и сотрясалась земля, но люди не слышали этого – или притворялись, что не слышат. Ну и что с того, что их голоса были чересчур громкими, а поведение – слишком буйным? Им надо было отгородиться от печальной действительности, создав свой собственный мир.
Поэтому никто не обратил внимания, что пламя свечи затрепетало оттого, что дверь подвала открылась. Прихрамывая, по ступенькам спустился молодой человек в форме военно-воздушных сил.
– Народ, добрый вечер, – произнес он, разом оборвав всеобщее веселье. – Извините, что перебиваю вас, но вы не будете возражать, если я к вам присоединюсь?
– А вы кто? – спросила Руби, заранее зная ответ. Она никогда не встречала этого молодого человека, но на буфете в комнате на втором этаже стояла фотография юноши, очень похожего на него, – такого же кудрявого и с такой же озорной улыбкой.
Это был Макс Харт.
– Это Макс, – сказала Руби собравшимся, про себя молясь, чтобы он не спросил, что они делают в доме его матери. Но было похоже, что у Макса нет намерения устраивать скандал. Несмотря на улыбку, его лицо показалось Руби усталым до изнеможения.
– Макс, это Бет, Конни, Чарльз… – представила она.
– Снимай шинель и присаживайся, – сказала Конни.
Но сказать это было проще, чем сделать, – Макс едва смог поднять руки. Чарльз вскочил и помог ему.
– О Боже! – воскликнул Чарльз, когда показался серо-синий форменный китель летчика. – Так ты лейтенант ВВС и к тому же получил крест за отвагу! – Он энергично затряс Максу руку, а на глазах у Чарльза даже блеснули слезы. – Наша страна обязана тебе и твоим товарищам всем на свете! Вы такие храбрые! Как там Черчилль говорил про воздушную битву за Британию? «Никогда еще столь многие не были столь сильно обязаны столь немногим».
От смущения Макс Харт покраснел:
– Вы не возражаете, если я выпью?
– У нас только херес, – сказала Руби.
Макс устало усмехнулся:
– Пойдет.
Он объяснил, что получил отпуск и два дня добирался с базы в Кенте на поездах и попутках.
– Часть пути я проехал на машине «скорой помощи». В Бедфорде один парень одолжил мне свой велосипед, который я оставил его двоюродному брату в Нортгемптоне. Этот двоюродный брат потратил весь бензин, который у него был, чтобы довезти меня до Бирмингема.
Спал Макс в вагоне. В Ливерпуль он прибыл лишь час назад и, не обращая внимания на опасность, пошел к дому матери.
– Потом меня остановил какой-то тип из гражданской обороны, прочитал мне лекцию, но потом довез сюда. Перед самым отъездом я растянул лодыжку, поэтому мне дали целых десять дней отпуска. Я собирался провести Рождество в своем доме – надеюсь, вы меня понимаете? – Молодой человек вновь усмехнулся. – Наверное, я хотел убедиться, что в мире осталось хоть что-то нормальное, но вместо этого увидел, что Ливерпуль превратился в развалины, а в доме, по всей видимости, завелись привидения. Клянусь, когда я услышал пение, доносящееся из подвала, то испытал настоящий шок!
– А мать не сказала тебе, что, уезжая в Америку, она разрешила Руби поселиться в доме? – спросила Конни.
– Наверное, она просто забыла упомянуть об этом, – с серьезным видом ответил Макс. – Послушайте, когда я появился, вы тут веселились вовсю. Может, вы продолжите? Это намного приятнее, чем слушать то, что происходит снаружи.
Бомбардировка уже возобновилась.
Рона сказала:
– Специально для тебя. «Вернулся парень на побывку…»
К полуночи у них не осталось ни песен, ни сил – но Люфтваффе, похоже, и не думало прекращать обстрел. Бомбы по- прежнему дождем сыпались на город. К счастью, дети уже уснули, и взрослые завели разговор.
– Я знаю, кто ты, – сказал Макс Руби. – Ты посыльная ломбарда. Мама говорила, что ты напоминаешь ей какого-то экзотического жука.
– Не могу понять, комплимент это или нет!
– На твоем месте я счел бы это комплиментом, – подмигнул Макс. – Из чистого любопытства: что вы здесь делаете?
Руби знала, что этот вопрос неизбежно прозвучит.
– Твоя мама попросила меня присматривать за домом, – объяснила она. – Но случилось так, что нам с Бет было негде жить, и я решила, что, если мы с детьми поселимся здесь, это никому не причинит вреда. Потом мне начали твердить, что мой долг перед страной – предоставлять ночлег другим людям и присматривать за чужими детьми. Наверное, – хмуро добавила Руби, – ситуация вышла из-под контроля. Одному Богу известно, что скажет твоя мама, когда все узнает.
