– Погиб? Мои сожаления. А у тебя есть дети?
– Две дочери, Грета и Хизер. В декабре они выходят замуж – в один и тот же день.
– Наверное, ты вся в хлопотах. Помню, когда моя дочь… – Оливия запнулась, заметно смутившись. – Я имею в виду, моя вторая дочь… – По ее щеке побежала слеза. – Я так понимаю, что мы вряд ли сможем подружиться. Ведь прошло столько времени…
– Пожалуй, что да, – медленно произнесла Руби.
Но когда она заметила, как бледное, печальное лицо Оливии Эппелби исказила гримаса боли, ей стало стыдно за себя.
– Мне пора уходить, – сказала Оливия. – Я понимаю, что ты очень занята и я тебя задерживаю.
Она протянула руку к шубе.
– Пожалуйста, останьтесь! – воскликнула Руби, подумав, что, если сейчас Оливия уйдет, она до конца жизни будет корить себя за то, что не узнала побольше о себе. Кроме того, фактически выставив мать за дверь, она поступила бы очень грубо. Безусловно, Оливия горевала по утраченному ребенку намного больше, чем сам ребенок по ней. Руби попыталась представить, что она чувствовала бы, если бы одну из ее дочерей вырвали у нее из рук и сказали, что она больше никогда ее не увидит, но это было выше ее сил.
– Расскажите мне о моем отце, – как можно более дружелюбным тоном попросила Руби.
Гостья впервые за все время визита по-настоящему улыбнулась, и эта милая, почти детская улыбка понравилась Руби. В глазах Оливии появилась жизнь.
– Его звали Томас Джеральд О'Хэган, – сказала она. – Мы познакомились во Франции в конце Первой мировой войны. Я была медсестрой, а он – моим пациентом.
– Он знал, что я родилась?
– Нет, он погиб еще до того, как я узнала, что беременна. Он был американцем из Бостона.
– Американцем? – удивленно переспросила Руби.
– Он работал в книжном магазинчике, принадлежавшем его отцу. Мы должны были пожениться после войны. – Оливия понурилась. – Он был моей первой и единственной любовью, после него я так никого и не любила. Я вышла за Генри Эппелби, просто чтобы не оставаться в одиночестве. Он был вдовцом, намного старше меня. Я никогда не рассказывала ему о тебе. Он умер, когда мне было всего сорок лет. – Оливия покрутила обручальное кольцо на пальце. – Это был хороший брак: мы абсолютно устраивали друг друга. У нас родилось трое детей, дочь и два сына. Все они уже женаты, замужем и живут своей жизнью. У меня восемь внуков, – с ноткой гордости сообщила она.
– Десять.
Оливия Эппелби вспыхнула.
– Да, десять, если считать твоих дочерей, – сказала она и, наклонившись вперед, внимательно посмотрела на Руби. – Скажи мне, ты счастлива? Я вспоминала о тебе каждый раз, когда видела девочку твоего возраста, а в твой день рождения думала о тебе целый день. Мадж сразу предупредила меня, что это обязательно будет происходить. Мне хотелось знать, чем ты занимаешься и где живешь, но больше всего меня интересовало, счастлива ли ты.
– Пожалуй, я была счастлива чаще, чем несчастна.
– Я рада этому. Что ж, мне действительно пора, я и так без спросу вмешалась в твою жизнь. Должно быть, все это стало для тебя настоящим потрясением. – Оливия зажгла очередную сигарету и стала натягивать свою шубу. – Я понимаю, тебе нужно время, чтобы подумать, привыкнуть к мысли, что в твоей жизни неизвестно откуда появилась мать. Возможно, мы еще когда-нибудь встретимся. Я уверена, нам есть что обсудить.
– Возможно, и встретимся, – холодно ответила Руби.
Оливия Эппелби поморщилась.
– Я оставлю свою визитку. Мне очень хотелось бы получить свадебные фотографии твоих дочерей… то есть моих внучек, – поправилась она, поджав губы. – Ах да, чуть не забыла! Я привезла тебе кое-что. – Порывшись в своей сумочке, Оливия достала небольшую бархатную коробочку. – Это кольцо подарил мне Том, твой отец. Когда-то оно принадлежало его деду. На нем выгравировано «ИМОНУ ОТ РУБИ, 1857». После свадьбы Имона и Руби прошло ровно сто лет… Теперь ты знаешь, в честь кого тебя назвали.
– Спасибо, – сказала Руби.
Она проводила Оливию до двери. Женщины пожали друг другу руки, и Оливия пошла по дорожке к большому сверкающему автомобилю, которого Руби не замечала раньше. Открыв калитку, Оливия обернулась и помахала рукой. В ее согбенных плечах и бледном лице было что-то невыносимо грустное.
«Эта женщина приходится мне матерью! А я обошлась с ней как с чужим человеком», – запоздало подумала Руби.
Вряд ли Оливия рассчитывала, что Руби бросится ей в объятия, осыплет ее поцелуями, но она наверняка надеялась на более теплый прием, чем та сухая вежливость, с которой ее встретили. И уж конечно, она ждала, что дочь с большим энтузиазмом отнесется к идее встретиться когда-нибудь вновь.
Несомненно, Оливия сейчас ощущала горькое разочарование. Интересно, сколько миль ей предстоит проехать в таких расстроенных чувствах? Руби посмотрела на визитку. Место, в котором жила ее мать, называлось Бат – Руби вспомнила, что это городок на юго-западе Англии. Она подумала, что не успела задать Оливии много важных вопросов, не расспросила мать о своем отце, о ней самой.
Ей вдруг захотелось подбежать к машине, уговорить мать остаться, поговорить с ней подольше. Но она не могла этого сделать – то чувство легкого презрения, которое появилось у Руби в начале встречи, так никуда и не делось.
Оливия дошла до машины, открыла дверцу и пригнулась, чтобы сесть в салон.
– Погодите! – крикнула Руби.
Унылое лицо озарилось надеждой:
– Да, Руби?
– Почему бы вам не прийти на свадьбу? Она состоится третьего декабря, в субботу.
– С огромным удовольствием.
– Я вышлю приглашение по адресу на визитке.
Мать Руби села за руль и с улыбкой кивнула:
– Большое спасибо.
Затем она закрыла дверцу, завела мотор и поехала прочь.
– Ты сегодня такая молчаливая, – сказал вечером Крис.
Роб с Ларри повезли девочек куда-то, так что дом был в их распоряжении – если не считать жильцов на втором этаже.
– Я думаю.
– А ты не могла бы думать вслух? Я чувствую себя лишним.
– Прости, – сказала Руби, в качестве извинения сморщив нос.
Она почему-то не могла заставить себя рассказать Крису о визите матери, лишь решила, что, после того как он уйдет, напишет письмо Бет, с которой всегда делилась самыми сокровенными своими тайнами.
– Может, ты до сих пор терзаешься вопросом, какого цвета платье надеть на свадьбу?
– Нет, – засмеялась Руби. – Я решила, что это не важно. Подойдет любой цвет, кроме хаки, – скажем, красный.
Ее всегда привлекали яркие цвета.
– Ты будешь отлично выглядеть в хаки, но еще лучше в красном.
