Подплыла вплотную и, решительно притянув его голову, крепко,
продолжительно и умело поцеловала в губы, на миг прижавшись всем телом. Потом
парой сильных гребков отплыла и, оглянувшись через плечо с непонятным
выражением, понеслась прямо к берегу.
Кирьянов достиг оного значительно позже – не только оттого,
что плыл неуклюже. Ему понадобилось время, чтобы подавить извечную реакцию
нормального мужика на столь непринужденное обращение.
Тая как ни в чем не бывало сидела на бережку, опустив
безукоризненные ножки в воду. Выбравшись, Кирьянов уселся рядом, глядя куда
угодно, только не на прелестную соседку.
– Что вы надулись, милейший обер-поручик? –
негромко спросила Тая. – Можно подумать, это вы – невинная
благонравная девица, которую помимо ее воли чмокнул в алые губки нахальный
гусар… Стойте-стойте… Ага! Знаю, что вы подумали! Что взбалмошная и не особенно
высокоморальная генеральская дочка от скуки хватает то, что подвернулось под
руку, за неимением лучшего… Ага?
– Не люблю я, когда мной забавляются от скуки, –
сказал он хмуро. – Да и кто любит…
– Ой, а вы прелесть… Только совершенно не берете в
расчет технический прогресс, пребывая в плену расхожих штампов… При чем тут
скука? Если бы мне позарез понадобился представительный кавалер или уж, прямо
скажем, любовник, я, использовав последние достижения транспорта и связи, уже
через четверть часа обрела бы желаемое… Неужели вы мне не могли понравиться
просто так?
– Вот так, сразу?
– А почему бы и нет? – сказала она без
улыбки. – Вот взяли и понравились. Я вполне взрослая, между прочим. И не
особенная дура. Смотрю на вас и думаю: нормальный мужик, спокойный, не трепач и
не бабник, взглядом не раздевает… ну, самую чуточку, в пределах средней нормы.
Пошлых комплиментов не отпускает с масляной улыбочкой, на поцелуй реагирует с
очаровательной старомодной романтикой. Честное слово, вы мне понравились. И я
вам тоже, правда? – Она тихонько рассмеялась, глядя ему в глаза. –
Правда-правда, не отпирайтесь. Понравилась. Вон как смотрите – не
по-кобелиному, а с тем самым романтическим трагизмом…
– Не подозревал в себе таких талантов – с маху
очаровывать юных красоток, – сказал Кирьянов, злясь на все на свете, и в
первую очередь на себя, поскольку прекрасно понимал, что влипает… А кто бы не
влип? Прелесть какая…
– Не дуйтесь. Говорю вам, мы друг другу нравимся…
– И что теперь? – спросил он серьезно.
– А просто давайте попробуем подружиться. Что из этого
выйдет, совершенно неизвестно, но давайте попробуем? Вдруг это судьба нам такая?
Он не был ни ярым романтиком, ни идеалистом. Пожарный в
годах. Прекрасно знал, что внешность обманчива, и знал, что порой способны
вытворять такие вот славные, светлые девочки с ангельскими личиками. По
собственному опыту знал, чего уж там. Хуже всего, ее хотелось так, что зубы
сводило…
– У вас примечательное лицо, обер-поручик, –
тихонько рассмеялась Тая. – Никак не сообразите, что вам делать, можно ли
теперь, после столь недвусмысленных девичьих откровений, сграбастать меня в
охапку и завалить в траву… Да нет, вы не такой. Вот это мне и нравится – ваше
лицо сейчас… Примитивный кобель на вашем месте давно бы стал с меня купальник
сдергивать… И непременно получил бы по физиономии – я не настолько раскрепощенная,
хотя по жизни и балованная генеральская дочка. И не люблю дешевки. Знаете что,
обер-поручик? Давайте, как писали в старинных романах, отдадимся неумолимому
течению времени, способному все расставить на свои места! Проще говоря, вы
назначите мне свидание, уже целеустремленно и вовсе не случайно, а умышленно.
Здесь же, над озером, у той вон беседки – она тут единственная, так что не
заблудимся. Мы будем гулять по берегу, вы, если умеете, будете читать стихи, а
если не умеете, и не надо. Что из нашего свидания выйдет, то и выйдет.
Согласны?
– Согласен, – сказал Кирьянов.
– Завтра, в это же время? Нет, давайте за часок до
заката, так романтичнее…
– Если нас только не пошлют куда-нибудь. Вполне могут.
Тая ненадолго задумалась:
– Ну, это не препятствие… Я просто буду вас ждать
каждый вечер за час до заката. Только не пропадайте надолго, а то кто вас
знает, вдруг провалитесь в неведомые бездны лет на сто… ой, типун мне на язык!
В общем, я буду ждать…
Глядя ей вслед, Кирьянов почувствовал себя совсем молодым.
Не в жеребячьем смысле, ничего общего с пресловутой сединой в несуществующей
бороде и вполне реальным бесом в районе ребра. Совсем другие чувства. Он словно
бы стал прежним, молодым, невероятно наивным юнцом, которому только предстояло
вступать в жизнь. Тот давний юнец твердо знал, что уж он-то непременно будет ни
на кого не похожим и отнюдь не станет незаметным винтиком в огромном механизме.
Лет в двадцать яростно верилось, что жизнь его будет какой-то необычной…
Получилось, разумеется, с точностью до наоборот, дорога
выпала не блиставшая оригинальностью:
институт-завод-пожарка-семья-служба-отпуска-продвижение. Жизнь, как ей и
положено, быстренько превратила очередного мечтателя в очередной необходимый
элемент народного хозяйства, безликую статистическую единицу. А впрочем, вина
тут была исключительно его собственная: никто не виноват, что ему так и не
удалось выломиться из общего течения, подняться над рутиной, не оказалось к
тому возможностей и талантов.
И вот теперь… Теперь он вновь ощутил, что настоящая жизнь лишь
начинается. Мало того, у него появилось что-то свое, совершенно не зависящее от
воли начальства, служебного распорядка и регламента. Свой собственный секрет,
ничуть не постыдный и не запретный, нечто личное…
Глядя вслед девушке, так ни разу и не обернувшейся, он
мечтательно промурлыкал, отгоняя грешные видения:
Спрячь за высоким забором девчонку —
выкраду вместе с забором…
И направился к поселку упругой молодой походкой довольного
жизнью человека, по-прежнему насвистывая нечто фривольное и поддавая ногой
здешние камешки, коричневые и легкие, как пемза.
Заливистый посвист над головой хотя и застал его врасплох,
но ничуть но напугал. Он попросту задрал голову и увидел на ветке мохнатого
Чубураха – тот висел вниз башкой, зацепившись задними лапами за морщинистую
желтую кору, а передние лапки разведя в стороны, как заправский гимнаст.
– Напугал, Соловей-Разбойник, – беззлобно сказал
Кирьянов.
Чубурах заухал, замурлыкал, проворно слетел на землю с
обезьяньей ловкостью и, прокосолапив к Кирьянову, принялся хватать его за
форменные брюки.
– Держи, извращенец, – сказал Кирьянов, протягивая
ему зажженную сигарету. – Завидую, вот кому на свете жить просто…
Интересно, ты за бабами ухаживаешь? Наверняка, млекопитающее ты, или уже где?
Настроение у него было невероятно благостное. Чубурах
преданно таращился на него снизу, ловко пуская дым, с таким видом, будто и в
самом деле понимал человеческую речь – стриг ушами с величайшим вниманием,
таращил огромные глупые глаза…
