– Михал Михалыч, а вы его выписывать будете?
Терехов посмотрел на него с искренним любопытством, но
легкое раздражение профессионально превозмог. И поинтересовался кратко:
– А что?
– Да так…
– А конкретнее?
– Да выписать бы его…
– С чего бы вдруг?
– Да так…
– Валерик, – сказал Терехов отработанным в общении
с верзилой тоном, частью благодушным, частью приказным. – Ты меня
загадками-то не бомби, у меня их и так полное отделение, ходячих и привязанных…
В чем дело?
– Да ну… Штуки он разные делает… И днем тоже, но ночью
чаще…
– Это какие?
– Не скажу. Вы меня лечить начнете, а я здоровый,
честное слово, я ж не виноват, что он такое вытворяет…
– Что конкретно?
Валера прочно замолчал, пялясь в пол, и Терехов знал по
опыту: коли уж принял детинушка такую вот позу и этакое вот выражение лица
состроил, ничего от него более не добьешься. Неужели и впрямь пролечить
придется?
– Ладно, – сказал он, подумав. – Давай
Кирьянова.
Менее чем через минуту он получил заказанное. Пациент по фамилии
Кирьянов опустился на хлипкий стул – вся мебель тут была ранешняя – с
равнодушной покорностью судьбе.
Чересчур равнодушной, отметил про себя Терехов, и это свежее
наблюдение легло в копилочку к множеству других.
И он упер локти на стол, переплел пальцы, при этом двумя
большими подперев подбородок. Спросил без особой вкрадчивости:
– Не надоело вам у нас? Может, взять вас да и выписать,
благо опасности для окружающих от вас никакой? – И бросил уже резче,
напористей: – Ну что, выписываем?
«Ага! – торжествующе возопил он про себя. – Ах ты,
сукин-распросукин кот! Ежишься! Ерзаешь!!!»
– Да как-то…
– Что – «да как-то»? – спросил Терехов с
отработанной вкрадчивостью. – Не понял я что-то…
– Ну, вам виднее… – сумрачно сказал пациент по
фамилии Кирьянов, глядя в пол.
– Мне виднее, – согласился Терехов. – У меня
диплом и халат белый, я тут, в натуре, в нехилом авторитете… А знаете что,
Константин Степаныч? На вашем месте девяносто девять из ста – а то и сто
из ста, поверьте моему опыту – тут же начинают упорно утверждать, что доктор,
то бишь я, совершенно прав, что выписывать их следует незамедлительно…
– И что?
– Да ничего. Больные, я имею в виду…
– А я, по-вашему, здоровый?
– Ну да, – сказал Терехов с нескрываемым
злорадством. – Больной нашелся, тоже мне… Пробы негде ставить… Вы, хороший
мой, стопроцентный симулянт, бухгалтер Берлага… Помните такой персонаж? И даже
если вы на моих глазах выхлебаете чернила из этой вот скляночки, нисколько меня
не разубедите, наоборот… Ну, будете хлебать чернила?
– Зачем? – угрюмо отозвался Кирьянов, не меняя
позы.
– Так вы ж шизофреник, что вам стоит?
– А что, шизофреник непременно обязан чернила хлебать?
– Ну что вы, вовсе нет, – сказал доктор
Терехов. – Тут все сугубо индивидуально… – он задумчиво потыкал себя
большими пальцами в подбородок. – Константин Степаныч…
– А?
– Может, разойдемся по-хорошему? Без долгой болтовни?
Вы мне культурно признаетесь, что симулировали весь этот месяц, я вас
моментально на выписку оформлю – и грядеши вы себе, камо хотите. Ну? Нет, вижу,
нет… Придется мне убивать на вас массу времени, словно ловеласу на капризную
красотку… Ладно, ничего не поделаешь, время у меня есть… Константин Степаныч?
– А?
– Если уж по всем правилам, давайте заходить издалека…
Вот вы – пожарный. Ну, предположим, не простой топорник, а целый подполковник,
начальствуете… Не в том дело. Если мы с вами встретимся где-нибудь случайно, в
поезде, скажем, и начну я выдавать себя за старого пожарного, имея о сем предмете
самые смутные представления, вы меня быстро разоблачите или много времени
пройдет?
– Ну…
– А вы не нукайте и не зыркайте так настороженно.
Вопрос отвлеченный и к медицине отношения не имеющий…
– Ну… Быстро.
– Вот то-то и оно, господин подполковник, то-то и
оно! – торжествующе сказал Терехов. – Быстро. Быстренько. Потому что
вы – профессионал, а я – нет. С чего же вы взяли, что в других профессиях
обстоит иначе? Все то же самое… Психиатры мы, батенька, дипломированные,
патентованные и пожившие на этом свете… И хотя зарплата у нас теперь – кошкины
слезки, и потеряли мы прежний социальный статус, опыт-то остался…Опыт.
Понимаете вы? Стаж у нас с вами, что характерно, одинаковый, я ненароком
обратил внимание: вы в вашей пожарке семнадцать лет служите, и я в этом
заведении без пары недель – семнадцать лет… Дорогой мой Константин Степанович,
у психиатров огромный опыт накоплен по части изобличения симулянтов. Сто-олько
их тут перебывало… Кто от армии косил, кто от зоны, иные таким макаром развода
добивались, иные… Ну, побудительных мотивов тут масса, не о них речь… Поговорим
лучше о ваших проколах… Интересно?
– Допустим…
– Не «допустим», а ужасно интересно, я полагаю, –
сказал доктор Терехов. – Спорить готов, у вас сейчас, простите за
ненаучный термин, шило в жопе. Не терпится узнать, на чем погорели…
– Термины, действительно…
– Бросьте, – сказал Терехов. – Не лепите мне
тут оскорбленную невинность. – Будь я хоть в малейшей степени уверен, что
вы все же больны, разговаривал бы иначе. С должной душевностью и профессиональной
вкрадчивостью. Но поскольку я на сто процентов убежден уже, что вы, сокол мой,
симулируете, то поговорим, как два обычных мужика, ровесники практически,
похожи во многом. Я, правда, капитан запаса, это для врача потолок, а вы целый
подполковник, образование у вас инженерно-техническое, а у меня гуманитарное,
но сие не так уж существенно, я полагаю… Ровесники почти, оба из бюджетников,
земляки, как выяснилось в ходе предшествующих бесед, любим… фантастику.
– Уже нет.
– Что, простите?
– Я фантастику с некоторых пор на дух не
переношу, – сказал Кирьянов.
– Ну, это опять-таки несущественные детали… Так вот,
погорели вы на том, что подготовились плохо. Не просто плохо – архискверно.
Нельзя же так, право, – держали нас за совершеннейших головотяпов… Скрывать
не стану, иные симулянты своего добиваются, есть определенный процент… Но чтобы
в него попасть, подготовочка нужна громадная и адская. А вы, могу спорить,
ограничились парой популярных брошюрок, что под руку подвернулись, ага?
– С чего вы взяли?
– Видите ли, шизофреник обязан быть
шизофреником, – задушевно сказал Терехов. – А никак не параноиком. И
наоборот. Более того, никак не может человек сегодня быть чуточку шизофреником,
завтра – чуточку параноиком, послезавтра пребывать в классическом пограничном
состоянии, а послепослезавтра демонстрировать симптомы мании величия вперемешку
с комплексом неполноценности… Понимаете? Грубо и упрощенно выражаясь, всякой
болезни соответствует свой, сугубо индивидуальный комплект симптомов,
проявлений, поведенческих манер… А вы, любезный, вот тут, – он мимолетно
шлепнул ладонью по карточке, – демонстрировали окрошку из надерганных без
системы и смысла симптомчиков, принадлежащих не одной конкретной хвори, а сразу
нескольким… Так не бывает, уж простите. Именно так, как в вашем случае. Я
неплохой психиатр, поверьте. И оттого, что реформы меня загнали чуть ли не в
маргиналы, специалистом быть не перестал. Мы ж консервативны, Константин
Степаныч, в нашем деле мало что меняется, работаем чуть ли не с тем же набором
хворей, что наши предки сто лет назад… Знаете, есть одно-единственное
психическое расстройство, которое не диагностируется современной медициной:
белая горячка. Вот здесь – широчайший простор для симулянта, возжелавшего по
каким-то своим причинам отдохнуть в уютных стенах психушки. Неделя, а то и две
ему автоматически обеспечены даже при нынешнем разгуле либерализма… Вы это
учтите на будущее, если вздумаете где-то в другом месте… Но про горячку вы не
знали, а? Вы – человек, пьющий умеренно, без всякой алкозависимости, не та
среда общения, негде вам было знаний почерпнуть… как и о шизофрении, кстати.
