Книга Самый далекий берег, страница 66. Автор книги Александр Бушков

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Самый далекий берег»

Cтраница 66

В полной растерянности Кирьянов сначала проскочил по инерции мимо. Опомнившись, развернул машину, снизился, вошел в отчаянное пике, приземлился, практически упал в высокую траву, ломая верхушки жесткого корявого кустарника, рядом с двумя подбитыми машинами, лежавшими на сухой земле почти что бок о бок, в паре метров друг от друга.

Откинув назад прозрачный колпак, выскочил. Но прапорщик Шибко опередил – он уже стоял на земле рядом со своим обгоревшим истребителем, крутя головой в некотором обалдении, пытаясь вернуть себя к реальности.

Внутри кабины атаковавшего ничего не удавалось рассмотреть – ее напрочь заволокло густым сизым дымом, от машины за версту воняло горелой пластмассой и еще чем-то схожим, чад паленой синтетики забивал горло, но Кирьянов все равно кинулся вслед за прапорщиком, Тот, отвернув лицо и жутко перхая от хлынувшего наружу дыма, уже вытаскивал за шиворот кого-то безвольно обвисшего, перевалил через борт, поволок в сторону. Кирьянов наконец добежал, помог, тоже отчаянно кашляя. Вдвоем они оттащили Митрофаныча подальше, опустили на траву. Оружейник пошевелился, перевернулся на живот и, упираясь ладонями в землю, принялся ожесточенно блевать, кашляя, содрогаясь всем телом. Хорошо еще, ветерок относил вонь горелой пластмассы в другую сторону…

Прапорщик Шибко двумя пальцами вытянул из нагрудного кармана пачку сигарет. Дышал он почти нормально, и лицо казалось почти спокойным, но руки все же подрагивали, и губы кривились.

– Нутром чувствовал, право слово, – наконец выговорил он, двумя пальцами поддерживая в углу рта зажженную сигарету, глядя куда-то сквозь Кирьянова прозрачными синими глазами. – Давно к тому шло, но тогда в каминной глазыньки у него стали дозревшими… – Он произнес длинную затейливую фразу на неизвестном Кирьянову языке, судя по интонации, определенно матерную. – Кулибин, мать его, Левша доморощенный, народный умелец, гений-золотые руки… Это ж уму непостижимо, расскажи кому – не поверят. В жизни бы не подумал, что можно кустарным образом, чуть ли не голыми руками переделать излучатели на убойный залп… На один-единственный, правда, вон как все замкнуло-коротнуло, но все равно, уважаю… Ум-мелец, чтоб тебя!

Оружейник, все еще дергаясь в последних приступах рвоты, сдавленным голосом отозвался:

– Все равно урою, сука власовская, еще не вечер…

– Остынь, хрен старый, – сказал Шибко почти спокойно. – Ишь… Ярость благородная вскипает, как волна… Я бы еще понял, сокол, будь ты фронтовичком, но ты ж всю жизнь проторчал в тылах, и не просто в тылах, а в галактических…

– Куда родина поставила, там и торчал! – прохрипел Митрофаныч, тщетно пытаясь подняться на ноги. Хриплый кашель гнул его к земле. – И торчал, промежду прочим, в наших тылах, на своей стороне!

– Ну, предположим, я тоже болтался не на чужой передовой, а на самой что ни на есть своей, – произнес Шибко совсем бесстрастно. – Это ведь как посмотреть…

– Все равно урою, власовская морда, – уже другим тоном, безнадежным и вялым, пообещал Митрофаныч, кое-как усевшись и упираясь в землю кулаками. – Ур-рою…

– Ох, не уроешь, старина, – сказал Шибко, тускло улыбнувшись. – В себя придешь, вспомнишь про уставы, регламенты и правила, прикинешь на трезвую голову… Охолонешь.

– Хрен тебе, – отозвался Митрофаныч без особой убежденности.

– Охолонешь, – уверенно заключил Шибко. – Черти б тебя взяли, народного мстителя, теперь изволь голову ломать, как все это замазать. Ну да ладно, что-нибудь придумаем… – Он уставился на Кирьянова, словно впервые обнаружив его присутствие, криво улыбнулся: – Степаныч нас не выдаст, ага? К чему трясти грязным бельем на публике?..

– Я не стукач, – сердито сказал Кирьянов. – Только как вы собираетесь замазать…

– Не первый год на свете живем, – уверенно сказал Шибко. – Сочиним убедительную бумагу: мол, по неизвестным причинам бортовые излучатели совершенно самостоятельно и непроизвольно вместо обычного режима сработали непонятным образом в неподобающем диапазоне… Если изложить толково и направить бумагу умеючи, все будет в ажуре: полностью исключив человеческий фактор, создадут, как водится, комиссию из бюрократов и ученых мужей, те и другие везде одинаковы, что на Земле, что в Галактике… Поставят кучу экспериментов, моделируя здешние условия, будут грешить на флюктуации звезды, гравитационную постоянную, пояса ионизирующего излучения, выдвинут несколько взаимоисключающих гипотез, и каждая группа будет сражаться за свою так долго и яростно, что о самом предмете спора постепенно забудут насовсем…

– Серьезно? Все же – Галактика…

– Ну и что? – пожал плечами Шибко. – Подумаешь, цаца какая… Бывали прецеденты. Нет, все сойдет с рук, если грамотно отписаться. Кулибин, мать его…

На них упала небольшая тень и тут же ушла в сторону – это приземлилась рядом еще одна машина, оттуда проворно выскочил Кац, мгновенно оценил обстановку и грустно сказал:

– Как дети малые, честное слово. Ни на минуту нельзя оставить. Обязательно нужно сводить счеты прямо на задании, а мирить их должен Кац по всегдашней жидомасонской привычке… Что вы смотрите, товарищ командир? Нужно же обследовать…

– Ничего, оклемается, – щурясь, сказал Шибко. – Старые кадры – народ живучий…

Отмахнувшись, Кац снял с пояса блестящий цилиндрик аптечки-анализатора, присел на корточки возле Митрофаныча и попытался приложить к его виску моментально выдвинувшийся блестящий щупик диагноста, увенчанный чем-то вроде зеленого фасеточного глаза стрекозы. Митрофаныч сумрачно отпихнул его руку и задушевно вопросил:

– Соломоныч, у тебя спирт есть? Вместо этой пакости…

– Ну разумеется, – сказал Кац, извлекая из набедренного кармана пузатую фляжку. – Как же без спирта, среди вас находясь? Приличный жидомасон просто обязан вас спаивать во исполнение тайных зловещих планов… Коньяк сойдет?

– А то, – сказал Митрофаныч, самую чуточку повеселев, надолго присосался к горлышку. Кац заботливо сидел возле него на корточках, задумчиво и печально качая головой.

Прапорщик Шибко отрешенно курил, все так же щурясь на солнце. Странно, но воцарилось нечто вроде умиротворенности и покоя, от аппарата Митрофаныча все еще пронзительно воняло жженной пластмассой, ветерок колыхал кусты, и вдали черный дым поднимался до самого неба, до пресловутой хрустальной тверди.

– Насчет власовца наш ветеран изрядно преувеличил, – сказал Шибко, косясь на Кирьянова словно бы испытующе. – Никогда не был ни власовцем, ни нацистом. Первые – тупое быдло, вторые… а, в общем, тоже. Эта их теория крови и национальной исключительности…

– А ты у нас ангелочек… – сварливо протянул Митрофаныч.

– Ничего подобного, – сказал Шибко, обращаясь не к нему, а опять-таки к Кирьянову. – Не ангел и не дьявол. Обыкновенный шарфюрер СС. Ваффен СС. Если тебе это интересно, Степаныч, ни евреев, ни славян я в печах не жег. Иначе никто бы меня не поставил в одну группу с Кацем. Есть строгие правила: не перемешивать, скажем, буденновцев с деникинцами, гестаповцев с евреями, гугенотов с лигистами, суннитов с шиитами, и тэ дэ, и тэ пэ… В печах жгли черные. А мы – зеленые СС. Мы воевали.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация