А через несколько дней ее счастье разбилось. Вдребезги.
Утром она варила кофе «по-венски».
Павел вышел на кухню, поздоровался с ней.
— Кофе? — улыбаясь, спросила Броня.
И в этот самый момент на кухне появилась девица в красном шелковом халате. Длинная, тощая и до безобразия эффектная блондинка.
Зевнув, она подошла к Павлу и чмокнула его в небритую щеку. Потом бросила Броне:
— Привет!
Броня кивнула, мол, да, здрасте, а вы вообще кто?
А это оказалась жена Павла.
От неожиданности Броня выронила чашку с Пашиным кофе.
— Ты женат?!
Павел недоуменно пожал плечами:
— Ну да… Эти дни Лена жила у своих родителей. Что поделаешь — она не привыкла к таким условиям.
Блондинистая Лена участливо посмотрела на Броню и спросила:
— Как вы здесь живете, бедные?
Броня даже обиделась:
— Ничего, живем…
Лена брезгливо оглядела коммунальную кухню и хмыкнула:
— М-да… Двадцать первый век на дворе, подумать только!
Броня повторила слова Аврелия про то, что всюду можно жить хорошо, но блондинка в бесстыжем красном халате решительно отрезала:
— Бред!
После чего уселась к Павлу на колени и впилась в него ярко накрашенными губами.
Броня бросила кофе и убежала к себе. Она даже не пошла на работу — два дня валялась на диване и плакала, жалуясь кошкам на несправедливость мира.
Да, мир несправедлив к ней! Она так долго ждала любовь, не размениваясь на пустяки, наконец встретила мужчину своей мечты, а он оказался вовсе не «ее мужчиной». Обиднее всего для нее было несоответствие масштабов Павла и его избранницы.
Нет, наверное, Броне не понравилась бы любая Пашина жена, то есть сам факт наличия жены у любимого мужчины, но такая, как Лена, ей не нравилась категорически. Слишком красивая, вульгарная, избалованная, наконец! Условия ей, видишь ли, неподходящие, — пустышка!
Понятно, что такая жена недостойна Павла. Надо что-то делать. Спасать Павла из Лениных цепких наманикюренных рук.
* * *
Обстоятельства складывались благоприятно — Лена опять переехала к родителям, Павел остался один. Броня целый день готовилась к серьезному разговору с избранником, тщательно подбирая фразы и репетируя.
И хоть прежде она никогда не употребляла алкоголь, вечером зашла к Лаврову и спросила, нет ли у него чего выпить — «для храбрости».
У Никиты, конечно, оказалось «чего выпить», и он, страшно поразившись внезапно открывшимся Брониным порокам, налил ей граммов пятьдесят водки.
Броня опрокинула рюмку и поспешила к Павлу.
— Мы должны поговорить! — решительно заявила она прямо с порога.
— А что такое? — удивился Павел.
— Ты не догадываешься?
— Нет. — Он пожал плечами и, кажется, еще больше удивился.
— Ты не находишь, что у нас много общего? — задала наводящий вопрос Броня.
— Возможно, — согласился Павел. — Кстати, тут как раз показывают третью часть вестерна, который тебе тоже нравится!
И уткнулся в телевизор. Броня смотрела на лихо стреляющих ковбоев и мечтала получить пулю прямо в сердце.
Через день она решила повторить попытку «серьезного разговора». По ее мысли, он должен был состояться в «располагающей обстановке». Она взяла билеты на спектакль «Ромео и Джульетта».
«Павел, не хочешь сходить сегодня вечером в театр?»
«Нет, — помотал головой Павел, — извини, я вообще сейчас убегаю — мы с Ленкой идем на вечеринку в клуб».
В итоге на спектакль Броня предложила пойти Лаврову.
Лавров коротал вечер за водкой и пухлым томом «Истории философии». Узнав про театр, он сильно изумился:
— Ты что, сестра? Где театр и где я?
Броня грустно развела руками:
— Но мне вообще не с кем пойти!
— А это… друзья-подруги?
— У меня нет ни друзей, ни тем более подруг!
— Почему «тем более подруг»?
— Я не верю в женскую дружбу. У меня с самого детства не было подруг… У меня только кошки. Но с ними в театр, сам понимаешь… — После паузы Броня добавила: — Получается — ты мой единственный друг. И если ты не пойдешь со мной в театр, я тоже не пойду, напьюсь водки и закушу транквилизаторами!
— Эй, — испугался Никита, — ну и шутки у тебя! Что хоть нынче дают в театре?
— «Ромео и Джульетту»!
— О господи! — простонал Лавров.
В финале Броня неожиданно для самой себя разрыдалась. Никита сжал ее руку — все в порядке?
— Нормально, кроме того, что все умерли!
— Ну, им не повезло, — пожал плечами Никита.
Когда они вышли в вечерний осенний город, Броня вздохнула:
— Любовь — это всегда страдания! Как говорил один писатель: «Но на всем ее пути цветы и кровь! Цветы и кровь!»
— Да ладно, — усмехнулся Никита, — этому писателю, видно, тоже не повезло. Я с ним не согласен! Любовь далеко не всегда подразумевает страдания! Напротив — это прекрасное чувство, дарящее нам радость и позитив!
— Не верю! — крикнула Броня на всю Фонтанку. — Ты врешь! Посмотри на себя!
— А что такое? — удивился Никита.
— Ты, потрепанный жизнью рокер, гениальный поэт, говоришь мне, что любовь — это веселое, позитивное чувство?!
— Ну, — мрачно кивнул Никита.
— Да у тебя на морде написано, что ты сам от нее страдал и до сих пор страдаешь!
— Слушай, какого черта ты, малолетняя пигалица, строишь дурацкие предположения о моей жизни?!
Он развернулся и зашагал в противоположную сторону.
Броня почувствовала себя совсем несчастной и всеми покинутой. Подошла к ограде моста и зарыдала с отчаянием.
Лавров вернулся:
— Хватит выть, как пес на луну! Расскажи лучше, что случилось!
Броня поведала ему о своей любви.
Никита развел руками:
— Плохо, что он женатик, это я тебе как мужчина говорю! С другой стороны, мою жену это не остановило, мало того что сама была замужем, так еще и мужика женатого отбила и ушла от меня к нему. Ничего — живут, кажется, даже счастливы. Так что всякое в жизни бывает. Верь в победу и сражайся за свое счастье!
Когда они пришли домой, Никита пригласил Броню в гости:
— Давай, что ли, выпьем за бессмертную любовь и Шекспира?
— Ник, а ты не сопьешся? — вдруг спросила Броня.