— Про несчастную любовь я уже понял. Неужели все так безнадежно?
Броня печально вздохнула и рассказала новому знакомому про кодекс Иродо, закончив сакраментальным: «А вы бы, Петя, оценили подобный подвиг во имя любви?»
Петр поперхнулся чаем, не желая даже представлять себя в такой экстравагантной роли — ему бы не понравилось, если какая-нибудь девушка, им вдохновленная, вдруг начала отрезать волосы, а также другие части тела. Кстати, когда Броня рассказала про идею с отрезанием пальца, Петр схватился за голову и едва не взревел: «Да на что ему твой палец? Какая с него польза?!»
— Это акт любви! — печально и гордо сказала Броня.
Петр не выдержал и отрезал:
— Акт любви — это другое. Объяснить, что именно?
Она смутилась. Он долго молчал, тарабаня пальцами по столу, потом поинтересовался, не голодна ли Броня. Та честно призналась, что не знает, мол, как-то не до еды было. Он прошел к холодильнику, открыл его. Там стояла только бутылочка с соевым соусом.
— Ясно, — мрачно сказал Петр. — А тебе не говорили, что страдать можно и на сытый желудок?
Броня равнодушно пожала плечами, дав понять, что такие пустяки, как еда, ее не волнуют.
Петр задумался, что ему делать с этой чудачкой, свалившейся на его голову невесть откуда. Уйти? Пусть сама разбирается со своими проблемами? И то верно! Как-нибудь, глядишь, все наладится и без его срочной психологической помощи! Он взглянул на нее — девица понурила голову, того и гляди опять зальется слезами. Ладно, для начала ее нужно хотя бы накормить.
— Собирайся!
— Куда? — растерялась Броня.
— Ужинать. Поедем в ресторан!
— Я не хочу!
— Я тебя не спрашиваю!
* * *
В ресторане, оказавшемся, с Брониной точки зрения, чересчур помпезным, она смущалась, чувствуя себя среди модных декораций и разодетых посетителей инородным телом. Петр заказал несколько блюд и буквально заставил ее поесть. Она вяло поклевала какой-то салатик, скорее из благодарности к Петру — все-таки старался человек. А вот от предложения выпить Броня не отказалась, надеясь, что от вина осмелеет. Ей хотелось избавиться от скованности и быть естественной.
— Откуда ты такая взялась? — спросил Петр, разглядывая ее. — С какой луны или звезды?
— Я из Питера.
— Ну да, странный город, странные девушки! Ты почему ничего не ешь?
Она честно призналась:
— Не хочется… И вообще мне здесь как-то неуютно.
— Почему?
— Так… Место неприлично роскошное, наверное, дорогое. Кажется, что я здесь не к месту. У тебя бывает так, что ты чувствуешь себя «не к месту»?
Он пожал плечами:
— Не знаю, не думал об этом.
— Значит, не бывает, — вздохнула Броня.
Петр улыбнулся:
— Ну, если честно, то бывает. Правда, редко.
Броня обрадовалась неожиданной поддержке:
— А бывает так, что вот ты чувствуешь — город очень большой, нет, просто огромный, а ты маленький, тебе неуютно и одиноко, в этом городе тысячи людей, но никому из них нет дела до тебя, и ты идешь по улицам и понимаешь, что тебе некуда идти. И не к кому. И так паршиво от этого. Бывает?
Он так искренне улыбнулся, что она мгновенно почувствовала к нему симпатию и доверие. Кстати, вино начинало действовать, и ресторан перестал казаться ей противным, посторонние люди куда-то исчезли, остался только их столик с зажженными свечами и лицо Петра напротив.
— А бывает, что от какого-то запаха или вкуса вдруг нахлынут сотни ассоциаций и воспоминаний из детства?
А у него так бывает. И это ему тоже знакомо. А то, что он только что сказал, понятно ей. Она переживала те же ощущения много раз.
А глаза у Петра серо-голубые… Хотя нет — скорее, голубо-серые, потому что голубого больше. А ресницы пушистые. Девочкины ресницы. Даже странно, как у такого высокого, плечистого парня вдруг такие ресницы. И он все понимает. Вот она только что призналась ему в самом сокровенном — в том, что ее первой любовью был Пушкин, а Петр не засмеялся, а восхищенно присвистнул: «Надо же! Не какой-нибудь сопливый Вася из параллельного класса, а Пушкин! Влюбиться в Пушкина — это, может быть, самое лучшее, что может случиться с девочкой в нежном карамельном возрасте!» — и попросил рассказать о Пушкине.
А что рассказывать? В семь лет она узнала о том, что Пушкин был убит на дуэли, она его пожалела и полюбила. А Дантеса возненавидела и хотела убить. Когда узнала, что Дантес уже умер, даже расстроилась, что не сможет отомстить за Пушкина. Пушкин был для нее другом и возлюбленным, она держала под подушкой его портрет и книгу стихов.
Она призналась, что до сих пор любит его стихи. Петр попросил прочесть самые лучшие. Броня с удовольствием согласилась, после каждого стихотворения подкрепляясь вином. И так как она была начитанной девушкой и стихов знала много, в итоге сделалась совсем пьяная. Петр страшно развеселился, сказал, что легкая степень опьянения ей весьма идет, она становится «невыразимо очаровательной и забавной! Но если она будет кричать „Я помню море пред грозою…“ так громко, их, пожалуй, выведут!»
«Отличный ресторан, — подумала Броня, — просто я поначалу не разобралась, что к чему! И музыка здесь ненавязчивая. И Петр — хороший собеседник!»
— Вот теперь на тебя приятно смотреть, — улыбнулся Петр, — смеешься, шутишь и выглядишь не как вдребезги несчастный человек, а как юная счастливая девица!
Она мгновенно погрустнела и вздохнула так горестно, что Петр испугался:
— Ну что опять?
— Ты сказал «счастливая»… А я даже не знаю, что это такое… Недавно в одном романе я прочла, что счастье в том, чтобы у тебя был кто-то, кого можно утратить. Меня пронзил смысл этих слов. И я поняла, что несчастна. Потому что мне и утрачивать некого. У меня никого нет.
Петр пожал плечами:
— Ну, если так рассуждать, то и меня не назовешь счастливым человеком.
Броня растерялась:
— А как же Фаня?
Петр усмехнулся, ничего не ответил и после паузы предложил поехать домой.
В машине он спросил, хочет ли она спать. Броня представила тихую пустую квартиру и покачала головой. Тогда он предложил поездить по ночному городу. «Я покажу тебе Москву».
Он умел рассказывать, и благодаря ему она начинала видеть город, его улочки, церкви, скверы, стрелы проспектов, убегающие вдаль кривые переулки… Она удивлялась и умилялась красивым округлым названиям: Остоженка, Варварка, Таганка, Сретенка…
— Это удивительный город, — улыбнулся Петр. — Как у любого большого города, у него своя энергетика, свои вибрации, ритмы, настроения, которые надо услышать — увидеть — почувствовать!
