— Но ты была с ним дольше всех! Я давно про тебя узнала! Сразу заметила, что моего мужа будто подменили, опоили дурманом! Глаза блестят, пульс учащенный и смотрит в пространство. Ну, думаю, не иначе какая-нибудь ведьма его одурманила. И что обидно — воспользовалась, негодяйка, тем, что я в это время лежала в больнице!
Басе стало окончательно ясно: нет здесь никакой логики, и вообще ловить нечего — женушка Эда неизлечима.
Словно подтверждая худшие Басины подозрения, Марианна ни с того ни с сего принялась кричать. Пронзительно и долго. При этом она указывала рукой в сторону окна.
Барбара, схватившись за сердце, уставилась в направлении перста Марианны, однако же ничего сверхъестественного не узрела. Окно как окно. Штора, правда, не задернута… Чего она орет, эта психопатка?
— Видите, видите его? — спросила Марианна, перестав орать.
— Кого? — с отчаянием прошептала Барбара.
— Белый. С крыльями. Только что заглядывал в твое окно! — пояснила Марианна самым будничным тоном.
Барбара покачала головой, нет, не видели. Хотя дело так плохо, что, наверное, скоро и мы узрим… Белого. И непременно с крыльями.
— Скажите, а вам нравится розовый цвет? — неожиданно поинтересовалась Марианна у присутствующих.
Народ озадачился и даже задумался — а как правильно ответить, чтобы не навлечь на себя гнев женщины с пистолетом?
Первым догадался Чувалов (на правильный вариант ответа его, по всей видимости, навел цвет одежды Марианны).
— Я это… розовый уважаю. У меня даже рубашка есть! Розовая!
Марианна благосклонно улыбнулась.
— Да, розовый очень симпатичный цвет, такой гламурный! — угодливо подтвердила Соня.
— А сколько оттенков розового вы различаете? — с въедливой иезуитской интонацией спросила Марианна.
— Один? Два? — наугад выпалил Чувалов.
Ответ страшно разгневал Марианну, и она обозвала Чувалова идиотом.
— Теперь ты! — Она указала на Барбару. — Отвечай!
— И гадать не буду, — не знаю!
Марианна обдала Басю взглядом, полным презрения, и отчеканила:
— На свете есть тысяча тридцать восемь оттенков розового, тупица!
— Может быть… — мрачно усмехнулась Бася. — Я не подсчитывала.
— А знаете ли вы, что это такое — лежать в психиатрическом отделении? — Марианна грозно посмотрела на Чувалова.
Тот поспешно и испуганно ответил:
— Никак нет, не знаю…
Марианна сокрушенно покачала головой и даже сняла корону.
— Ужасно, когда тебя считают сумасшедшей, хотя на самом деле ты нормальная, а безумцы — они, другие! И эти безумцы издеваются над тобой, надевают на тебя смирительную рубашку и заставляют принимать всякую гадость! А в это время твой муж развлекается с блудницей, каких свет не видывал! Хорошо, что мне вовремя рассказали про это! И мне было видение — пришла Небесная Дева и сказала, что надо очищать землю от таких вавилонских блудниц, как любовница моего мужа.
Бася усмехнулась — нечего сказать, добрая Небесная Дева!
— И я пообещала Небесной Деве, что выйду из больницы и во что бы то ни стало отомщу за себя! И вот я здесь! — Марианна расхохоталась.
Барбара обратила внимание на то, что у жены Эда очень резкие, как бы изломанные движения, усиленная жестикуляция и при этом движения рук словно обгоняют речь…
Кроме того, у нее одни эмоции быстро сменяются другими — она то становится возбужденной и смеется, то погружается в угрюмую задумчивость. Сейчас она пребывала явно в приподнятом настроении. Весьма весело, жестикулируя руками (пистолет прибавлял выразительности жестам), она принялась рассказывать, как они познакомились с Эдом. Речь Марианны отличалась некоторой бессвязностью, зачастую она теряла нить повествования, потом вновь возвращалась к истории своей жизни.
Барбаре пришлось продираться через дебри странных речевых конструкций, смешков и вздохов рассказчицы, и в итоге она поняла примерно следующее: Марианна и Эд познакомились семнадцать лет назад. Отец Марианны, известный режиссер, снимал фильм, в котором Эд, тогда студент театрального института, играл эпизодическую роль. Со слов Марианны, Эд начал ухаживать за ней, и вскоре они поженились.
— Вы не думайте, в молодости я была стройной красавицей! — гордо заметила Марианна.
Бася попыталась представить низенькую, толстую Марианну молодой — неужели когда-то она была привлекательной и могла понравиться Эду? Или Эд польстился на бонусы, которые прилагались к замужеству: тесть — известный режиссер, роли и будущая слава? Неужели он настолько меркантилен?
Впрочем, Марианна также придерживалась этой версии.
— Вы только представьте, какой Эд подлец! Женившись на мне, он переехал из общежития в нашу квартиру в центре города, начал много сниматься благодаря стараниям моего отца, а потом разлюбил меня! Теперь я даже думаю, что он, возможно, и женился из-за корысти! Но это неважно! Мы могли быть счастливы и без всякой любви, если бы не эта тварь! — Марианна указала рукой на Барбару. На нее тут же уставились все присутствующие, и Бася почувствовала себя средневековой ведьмой, которую сейчас сожгут на костре.
— Все дело в том, что эта тварь охмурила моего мужа! — Марианна уже начала подбрасывать дрова в огонь для Баси. — Она одурманила моего Эдуарда! Обольстила его так, что он обо мне и думать забыл! А представьте, каково мне было узнать, — Марианна заломила руки, тем не менее не выпуская из них пистолета, — что мой законный супруг увлекся бездарностью, писателишкой, которой только сказки про колобков сочинять!
Бася вздрогнула и хотела было что-то возразить, но Марианна пресекла ее попытку выразительным жестом.
— И с этой вавилонской блудницей он ездил на море! И с ней же собирался отмечать Новый год! Вы только посмотрите, до чего эта тварь дошла в своей наглости!
Марианна полезла в карман, вытащила листок бумаги и зачитала: «Эд, пупсик! Думаю о тебе каждую минуту каждого дня. Хочу тебя страстно… Представляю, как в новогоднюю ночь ты будешь сжимать меня в объятиях под бой курантов…»
У Баси глаза на лоб полезли — она не писала это письмо. Она даже возмутилась, неужели подобный, невыразимо вульгарный слог: «лапусик», «пупсик», «нежно обнимаю» — могли приписать ей? Неужели она, Барбара Лесневская, могла унизить себя каким-то пупсиком?
— Это не мое письмо! — сухо заметила она.
— Не ври, — предупредила Марианна. — Все равно не отмажешься!
— Где вы его взяли?
— Сегодня вытащила у Эда из кармана!
— В письме есть подпись?
— Есть! — усмехнулась Марианна: — «Целую тебя сто тысяч раз, твоя зайка».
Бася задумалась: вот интересно, а кто эта самая любвеобильная зайка, которую Эд собирался сжимать в объятиях «под бой курантов»? Ушки бы ей оторвать!
