Помнится, Илюша что-то такое сказал в присутствии Евы, а та почему-то обиделась, раскричалась, назвала их «избалованными сукиными детьми». А по сути, если вдуматься, Илья абсолютно прав. На самом деле все этого хотят. Разве кто-то добровольно может пожелать себе болезней, немощи и нищеты? Все хотят видеть себя и своих детей здоровыми и богатыми. Неплохо бы еще и знаменитыми! Нормальное, естественное желание. Просто Илья имеет смелость говорить о нем искренне и честно, не прикрываться всякими затертыми до дыр вечными ценностями и гуманистическими идеями.
Лера как-то спросила Илью, как он относится к товарно-денежным отношениям между мужчинами с кошельками и женщинами с запросами.
Нормально отношусь, хмыкнул Илья, пусть тебя лучше имеет мужик с кошельком, чем родина. И вообще, это какой-то странный стереотип, считать, что если тебя имеет родина — это почетно и заслуживает уважения, а если богатый дядька, честно расплачивающийся по тарифу, — это неприлично и вне всякой морали. Вдаваться в объяснения Илья не стал, но Лера поняла, о каких отношениях с родиной идет речь.
Собственно, про эти отношения она давно стала кое-что понимать. Как и про многие другие вещи тоже. Например, что весовой коллекционный чай лучше и полезнее дешевого в пакетиках, а правильно сваренный кофе дорогого зерна вкуснее растворимого суррогата, и что жрать всякую дрянь, как большинство российских женщин, например, макароны с хлебом, не комильфо, и что в тридцать-сорок лет надо начинать принимать дорогие гормоны, чтобы законсервировать свою красоту и не превратиться в старуху уже в пятьдесят, и что если не будешь ценить и любить себя любимую, то ведь и никто другой не оценит. Из выведенных аксиом следовала одна, главнейшая: молодость — это товар, надо суметь им выгоднее распорядиться.
Ева называла дочь безнадежно испорченным буржуазным существом (и считала, что тут, видимо, кто-то со стороны Дымова подгадил; не иначе была какая-нибудь стерва с запросами, из тех, что привычны к шелковым простыням и булкам со сливками! Вот мы, Симаковы, всегда ставили на первое место духовность!).
Лера только зевала — как надоела эта ваша духовка! И с удовольствием закусывала скучную беседу вкусной конфеткой.
Если слушать Еву, то получается, что даже привычка есть с дорогой посуды — это неприличный буржуазный предрассудок, а иметь «буржуазные» привычки стыдно. А Лера, например, считает, что дурная привычка — как раз полностью отрицать значение быта и мелочей, которые определяют качество жизни. С этой точки зрения у нас большинство людей дурно воспитано. Советской властью, что ли?
Вот, скажем, Леру всякий раз раздражает Евина манера есть. Мать вечно куда-то спешит, все-то у нее бесконечные дела (тетки на телефонном проводе ждут своей возможности излить душу), нормально поесть, понятное дело, нет времени. И Ева зачастую ест, стоя с тарелкой в руках.
Лера говорит, раздражаясь: «Мать, ты же не лошадь, есть стоя!»
Ева смеется: «Да это же мелочи!» Ха, мелочи!
Между прочим, не зря говорят, что дьявол — в деталях. А подумать — так все важно.
Глава 10
После окончания школы Лера озаботилась вопросом, куда податься, и критически оценила свои возможности с тем, чтобы без иллюзий разложить по полочкам все, что имеется. В резерве значилось:
— юный возраст (но следовало признать, что это, увы, продукт скоропортящийся);
— смазливая мордашка и привлекательная фигура (спасибо маме и папе-пианисту);
— отдельной строкой «Черт побери, я даже не лишена внутреннего содержания!» (бабка-графиня напела про вечные ценности, и кое-что из ее песен даже принято на веру).
В общем, неплохой стартовый капитал, да еще мозги в качестве бонуса, то есть понимание того, как выгоднее распорядиться капиталом. Ну и где у нас сейчас легкие деньги? Правильно, в кино или извольте в модельки, девочка!
И Лера устремилась в модельный бизнес. Пришла на кастинг. Дама неопределенного возраста (ей могло оказаться и сорок, и пятьдесят, и шестьдесят, но выглядела она при этом на честную тридцатку) просверлила Леру взглядом-рентгеном во всех местах и вынесла вердикт: «К строевой службе не годен».
— Почему? — изумилась Лера.
Дама развела руками:
— Ну, как почему? Красивая, конечно, девочка! Даже более чем. Но по росту ты пролетаешь. Как минимум на десять сантиметров. Жаль! Морковки, что ли, в детстве мало ела?
— Родительские гены, — вздохнула Лера.
— Гены — вещь серьезная, против природы не попрешь. Кстати, мордаха не подкачала. И тело в норме! Я б тебя взяла, не будь ты такой малышкой.
— Ну а в виде исключения?
Дама честно обрисовала ситуацию:
— А на кой? Желающих-то много. Всех мастей и расцветок! Слушай, попробуй в фотомодели податься, там такой рост при такой мордахе прокатит. Хотя это, сама понимаешь, не то…
Лера понимала и решилась на отчаянный шаг.
— А если ноги нарастить?
Дама усмехнулась:
— Ходули переломать? Попробуй. Не затягивай только, для нашего дела ты и так уже старая. Ну ладно, подрастешь — приходи!
«Будем ломать!» — решила Лера.
К делу она отнеслась серьезно, выяснила все подробности предстоящей операции, но споткнулась на банальном отсутствии денег (операция оказалась не из дешевых). Деньги она решила попросить у отца, но так как тот совсем недавно раскошелился на приличную сумму, истраченную Лерой на машину, то решила повременить с просьбой. Тем более что за обучение в академии тоже требовалось платить.
В общем, денег отчаянно не хватало, и не только на удлинение ног. Конечно, если жить, как советует Ева, «не выпендриваясь», то, может, и удалось бы существовать в рамках отпущенного бюджета. Но, черт побери, зачем человеку жизнь, если он не имеет возможности выпить нормальный кофе в модной кофейне, проголодавшись — утолить голод в приличном ресторане без страха получить отравление (что его ждало бы в дешевой закусочной) или ездить на собственной машине, избавив себя от ада метро? А без этих естественных привычек получается уже не жизнь, а издевательство, муляж.
Лера, кстати, честно пыталась заработать. В меру возможностей, конечно. Разгружать вагоны по ночам она, разумеется, не стала бы, торговать у метро — тоже не вариант. Лера пробовала работать «по специальности» — в кино. Но как студентка-младшекурсница и девушка с улицы она могла рассчитывать в лучшем случае на съемки в массовках. Денег это, понятное дело, принести не могло. Кому-то, впрочем, обламывались роли в сериалах и даже (редкое везение) — в большом кино, но за таким везением, увы, стояла пошлая протекция.
Лера попробовала было обратиться к отцу. Позвонила, прощупала почву на предмет знакомых в киномире, но Дымов, узнав, в чем дело, решительно сказал, что помочь дочери не может. Не будет он звонить «кому-то там, от кого что-то зависит» и унижать себя и свою дочь подобными просьбами.
