Есть тонкие властительные связи
Меж контуром и запахом цветка.
Так бриллиант невидим нам, пока
Под гранями не оживет в алмазе…
[6]
Слова что-то неощутимо изменяли в атмосфере оранжереи. Четыре лепестка начали медленно оживать. Вот они неторопливо вздрогнули, потом поплыли вверх, сложились попарно… Обратная сторона у лепестков оказалась блеклой, грязновато-коричневой.
Совсем как у бабочек, припомнилось Тимофею. У тех тоже яркие крылышки, под которыми прячется скромная изнанка.
— Послушай, — приглушенным тоном сказал он стоявшему сбоку эльфу. — А стихи какие-то знакомые. У одного из наших поэтов, помнится, были примерно такие же…
— Энергоинформационные среды всех миров соединяются, — противным заумным шепотом известил его эльф. — Что написано в одном, незамедлительно оказывается в другом. Если, конечно, здесь находится разум, способный эти стихи оттуда изъять. Кстати, стихи другого мира — самая лучшая основа для создания новых заклятий. Если б ты знал, что тут один умелец умудрился налепить из знаменитого «Я взял твои белые груди и узлом завязал на спине»
— Что?
— Заклятие по увеличению грудных желез для всех желающих, — совершенно серьезно прошептал эльф. — У вас это делается операцией, а тут все проще и быстрей — сел себе маг-лечебник над страждущей, поводил над ней руками, процитировал поэта из иного мира. И на тебе, получай, дорогая. Раз-два и готово!
Ведьма глянула на них сердито, строго цыкнула. И снова переключилась на наблюдение за цветочком.
Через несколько томительно долгих мгновений лепестки пошли вниз — и все это снова в замедленном танцующем ритме. На свет вновь появилось яркое оранжево-черное великолепие, утыканное мелкими зернышками других цветов. Лепестки проплыли до стебля, соприкоснулись с ним под легкий мелодичный перезвон-перестук. Взявшийся непонятно откуда. Тимофею, не сводившему с этого зрелища глаз, даже показалось, что с лепестков с тишайшим шорохом начали осыпаться вниз черно-золотые песчинки. И сияющим крутящимся вихрем поплыли вдоль ствола по направлению к подножию цветка.
Тихая музыка зарождалась в оранжерее, кружилась под высоким потолком в странном крутящемся ритме…
В какой-то момент — Тимофей так и не успел уловить, когда и как это случилось, — четыре лепестка отделились от стебля. Надменно и медленно взмахнули всеми четырьмя длинными яркими полями во влажном и теплом воздухе оранжереи. Цветок обернулся бабочкой?
Цветок-бабочка взмыл вверх на вершок, а затем важно и неторопливо спланировал на руку ведьмы.
— Все, — сказала ведьма и бережно завернула оранжево-черное чудо в лоскут шелка, неизвестно откуда взявшийся у нее в руке. — Бери, эльф. Это та самая Лика Вера. Цветок всех ищущих. Держи ее при себе. С ней, куда бы ты ни шел, все равно придешь куда надо. И ей не требуется никаких слов — нужно лишь верить и искать.
— И все?
Вигала с сомнением на могучем широкоскулом лице посмотрел на руку ведьмы. Скептически дернул краешком рта.
— Эх эльф… А еще говорят, что эльфы знают о травах и цветах практически все. А что не знают — то чуют, как звери. Разве Вере нужно что-нибудь еще, кроме веры?
Ведьма молча и весьма почтительно подала эльфу шелковый узелок. Края узелка слегка вздымались и легонько трепетали. Эльф принял увернутую в шелк Лику Веру, с некоторой неловкостью засунул ее себе за пазуху.
— Ну а теперь пошли отсюда! Давайте-давайте, убирайтесь. Ходят тут всякие, приличным женщинам, отдыхающим после разнообразных ночных трудов, спать не дают…
Носатая старушонка с завидной решимостью выставила их из своего дома и тут же заперла за ними дверь. Накрепко заперла, под звуки громкого ворчания и утробные скрипы и перестуки дверных запоров. Ясно было, что аудиенции — the end…
На улице уже рассвело. В разные стороны текли ручейки магов, облаченных в свои традиционные хламиды. Лица у всех были задумчивые и деловитые — ни дать ни взять должностные лица, спешащие поутру в свой любимый Пентагон…
— Ну? — спросил Тимофей у вставшего в задумчивую позу Вигалы. — Куда идем мы с Пятачком?
— Секрет, — огрызнулся эльф. — Куда идти, если я и сам не знаю? Одно точно: цветочек у меня в кармане — готовый смертный приговор нам обоим. Последнего натуралиста, возжелавшего позаниматься зеленой магией непременно с травинкой в руке, кураторы среды приговорили к располосовыванию заживо. Вот так-то, человек. Боятся в городе магов зелени, до ужаса боятся — поскольку мир Эллали этот город не принял, ему его навязали… А обиженные миры, в отличие от вашей и нашей бедной планеты по имени Земля, умеют за себя мстить. Даже в одном листке может таиться сила, способная крушить та-акие заклятия. И все — одним лишь своим присутствием в городе…
— А как это — располосовывание? — с дрожью в голосе поинтересовался Тимофей.
Умные сведения о том, почему все-таки город магов боится всякой зеленой травки, его интересовали мало. Говоря словами домового Трегуба, посиживающего сейчас в полной безопасности за стенами города в компании с грозным Эскалибуром, — не спрашивай о многом, спрашивай о нужном.
— Вашу земную газонокосилку представляешь? — не слишком дружелюбно просветил его Вигала, хмуро озирая окрестности и спешащих магов. — Вот под нее и засовывают. Чаще — вперед ногами, чтоб подольше мучился. Слишком уж боится город магов всего зеленого и растительного, прямо-таки до жути боится. Даже зеленой магией, по определению — магией травы и листа, здесь занимаются не иначе как на расстоянии. Маг тут, а травка — непременно в другом мире. И заказы на этот вид магии принимают исключительно из других миров, чтоб подальше и незаметно…
— Виртуально, значит, работают, — блеснул эрудицией Тимофей.
— Вот-вот…
Эльф покрутил головой в стороны, щелкнул зубами, досадливо дернув углом рта.
— Значит так. Сказано было — иди куда захочешь, хоть направо, хоть налево, все равно придешь куда надо. Только верь… Так куда двинем, человече, направо или налево?
— Э-э… — подрастерялся Тимофей и потерянно промямлил: — А что я-то? Я вообще чуять не умею, как собака…
— Здесь не надо чуять. Тут верить надо. А вы, человечки, в этом деле первые мастера. Верите во все, что сумели сами себе напридумывать, — и в чертову дюжину, и в чих, и в сон, и в бабкин сглаз…
— Ладно-ладно, — поспешно вставил Тимофей, краснея по ходу перечисления. — На… налево.
— Почему налево?
— Не знаю, — убито сказал Тимофей. — Знаешь, как в стихах — кто там шагает правой? А ну, все разом — налево!
— Ну-ну. Но ты веришь, что Леху мы найдем?
— А то как же, — пробормотал Тимофей, хотя на деле верил в это мало.
Потому что искать чужака в городе, попавшем под террор своего собственного руководства, — дело практически безнадежное. И даже опасное — для участников поиска.
