— Вы о чем-то задумались? — спросила Алена. При людях она
всегда обращалась к нему на «вы».
— Думаю о том, что вы представители нового поколения, —
улыбнулся Сеидов, — за вами будущее.
— Сейчас будущее как раз за представителями вашего
поколения, — возразил Кажгалиев, — по данным «Форбса», почти все российские
миллиардеры примерно вашего возраста. Им всем от сорока пяти до пятидесяти пяти
лет.
— Значит, у меня сейчас «золотой возраст», — пошутил Сеидов,
— жаль, что я раньше не знал об этом. Самое время становиться миллионером.
— А вы им уже стали, — улыбнулся Кажгалиев.
— В каком смысле?
— Вы же стали вице-президентом крупнейшей компании. Только
бонусы, которые вы должны получать по итогам года, будут превышать миллион
долларов. В прошлом году вице-президенты получали по полтора миллиона. Плюс
ваша зарплата, возможность выкупа половины процента корпоративных акций, что
сразу и автоматически делает вас миллионером. И новая квартира, которую вам уже
выделили за счет компании. Она тоже стоит порядка двух или трех миллионов
долларов. Значит, вы уже мультимиллионер.
Он изумленно посмотрел на говорившего, перевел взгляд на
Алену.
— Я даже не мог об этом подумать, — признался Сеидов, —
откуда вы все это знаете?
— У нас в международном управлении читают «Форбс», —
улыбнулся Кажгалиев, — поэтому мы знаем такие подробности, которые обычно не
публикуются в российской прессе. А про квартиру и бонусы знают все сотрудники
компании. Это вообще общемировая практика — предоставлять своим
высокопоставленным сотрудникам различные преференции за счет компании.
— Вам нужно работать не в международном управлении, а в
пресс-службе компании, — пошутил Фархад. — Пусть нам принесут чай — и закончим
наш поздний обед.
Им подали чай, когда в ресторан вошел Жорж Брикар. Он увидел
сидевших за столиком гостей и подошел к ним.
— Извините, что я отрываю вас от обеда, — пробормотал он, —
но сегодня господин Сеидов самая главная сенсация дня.
По-арабски он говорил с легким французским акцентом.
— Садитесь, — пригласил его Сеидов.
— Не буду вас беспокоить, — возразил тактичный француз, —
лучше подожду в холле.
Он быстро вышел из зала ресторана, стремительно размахивая
руками.
— Симпатичный журналист, — сказал Кажгалиев, — я видел его
репортаж по телевизору. Он работает здесь уже почти год. Хорошо знает арабский
и английский языки. Кроме своего французского. Он такой молодец, смело говорит
обо всех проблемах. Его часто приглашают и на американские каналы.
— Профессионал, — кивнул Сеидов, — они ценятся повсюду в
мире. А честных и добросовестных журналистов почти не осталось. Многие
ангажированы или откровенно куплены какой-либо стороной.
— Все журналисты так или иначе освещают события с точки
зрения владельцев своих компаний, — вздохнул Кажгалиев. — Как говорят в таких
случаях, «кто платит, тот и заказывает музыку».
— Откуда такие мизантропические взгляды в столь молодом
возрасте? — пошутил Фархад.
— Все оттуда, — уныло ответил Кажгельды. — Мой друг, с
которым я учился в одной группе, пошел торговать обувью. Сегодня он уже
миллионер. А я всего лишь обычный переводчик, пусть даже в такой известной
компании, как наша. Немного обидно. Он почти не учился и с трудом выучил
английский. А я выучил английский, французский и арабский. Но разве в этом
дело?
— Тогда нужно было сразу идти в бизнес, — заметил Сеидов.
— У меня нет способностей, — признался Кажгалиев. — У
каждого должны быть способности. Я не умею торговать и продавать. Просто не
умею.
— Зато вы прекрасный переводчик, — торжественно заявила
Алена, — а это не так плохо. Может, через несколько лет вы станете заместителем
начальника международного управления.
— А в пятьдесят даже начальником управления, — сморщился
Кажгельды. — Нет, это не для меня. Лучше открыть собственное дело и работать на
себя, чем обслуживать других.
— Оказывается, наш переводчик мечтает стать бизнесменом, —
улыбнулась Алена.
— Конечно, мечтаю, — кивнул тот, — и надеюсь, что уже к
сорока годам чего-то смогу добиться.
Они выпили чай и вышли в холл. Там уже находились все члены
делегации. Головацкий о чем-то спорил с Гладковым. Манана Гацерелия
просматривала свежие газеты, Резников безучастно сидел в углу на диване. При
появлении Сеидова все поднялись, столпившись вокруг него.
— Завтра днем нам объявят результаты тендера, — сообщил
Гладков, — а потом мы сможем улететь. Вечером у нас самолет в Багдад.
Переночуем там, и рано утром вы отправитесь в обратный путь. На этот раз,
возможно, мы сумеем пробить самолет до Аммана, где вас будет ждать другой
самолет, который отвезет вас в Москву.
— Что-нибудь известно насчет решения комиссии? — уточнил
Сеидов.
— Ничего, — ответил Гладков, — пока ничего.
Они увидели стоявшего в стороне Жоржа Брикара, который
терпеливо ждал, пока его позовут. Еще несколько журналистов кружили вокруг
группы, явно в поисках подходящей «добычи».
— Здесь вам не дадут говорить, — убежденно произнес Гладков,
показывая на журналистов, — вы теперь главный поставщик новостей из Басры. Даже
сообщения об очередном взрыве на рынке города, где погибло одиннадцать человек,
идут второй новостью.
— Это уже в традициях западных журналистов, — в сердцах
произнес Сеидов, направляясь к кабине лифта. — Кажгалиев, — обратился он к
переводчику, — подниметесь вместе с журналистом ко мне в номер. Я приму вас
там. У меня ведь сьют и есть большой стол, за которым мы сможем работать.
Алена шагнула за ним в кабину лифта.
— Ничего лишнего больше не говори, — попросила она, — ты и
так сказал слишком много. Ты меня понимаешь?
— Не скажу, — ответил он, — к тому же это все равно
бесполезно. Мое интервью выйдет не раньше завтрашнего дня, а завтра утром
комиссия вынесет свое решение по тендеру и по нашей заявке. Поэтому любое мое
заявление будет пустым сотрясением воздуха. Все, что было нужно, я уже сказал
на пресс-конференции.
В коридоре они увидели двух прежних сотрудников полиции,
вскочивших при их появлении.
— У нас все в порядке, — доложил один из них.
— Прекрасно, — кивнул Сеидов, входя в номер.
Полицейские переглянулись. На часах было около шести. Халид
Джалил приказал им действовать. На всякий случай один из них достал телефон и
еще раз перезвонил.
— Он вернулся в свой номер, — доложил офицер, — что нам
делать?
