– Так в пятницу заказчику отдать нужно! А я уж и нарисовал.
– Потому что тебе этого заказчика мама нашла. А потом?
Отец задумался. А сын наседал:
– А я тебе даже больше скажу – у мамы уже появился новый подопечный. То есть она-то без работы не останется. А как ты станешь продвигаться – это еще вопрос! А ее уже заметили, она уже новую звезду делает.
У Мефодия вытянулось лицо:
– Это какую ж она там звезду делает? Я ж еще уехать не успел, а у нее уже звезды! Это кого ж она на мое место метит, ветреница? Из училища, что ли, кого продвигает? Молоденького?
– Да нет, пап, он старенький. Знакомый-то ваш… Как же мне Маша говорила? Коноплев, что ли?
– Лешка? – охнул Мефодий. И все былые чувства нахлынули на него с новой силой. – И он писать надумал, халтурщик? Вот гад, а? Ты посмотри! Он же в руках кисть держать не умеет, а уже…
– Он, папа, фотографирует неплохо. Мне Маша говорила. Так я думаю, мама его по этой линии продвигать станет.
Отец вдруг резко выскочил из-за стола и стал скидывать свои вещи в пакеты.
– Люк! Собирайся! Едем домой! – крикнул он и повернулся к сыну. – Я знаю, куда они продвигаться станут с твоей мамой! Они там… по всем линиям продвинутся! И ведь ты посмотри, какой неуемный, а? Столько лет ходит за Валюшей, его гонят, а он пищит, да лезет! Я ему… Володя, ты чай-то допивай… Рожки доедать будешь? А то я сковородку выставлю на улицу, пусть птички доклюют…
Теперь он торопливо натягивал городскую одежду и не прекращал возмущаться:
– И ведь ты посмотри! Главное, не успел же из дома выйти! А Валентина-то хороша! Главное, как только этого Коноплева нет, так мы живем душа в душу, а как только он появляется, ну хоть из дому беги. То есть, наоборот, хоть не выходи из дома! Она меня поэтому, наверное, и на дачу выгнала!
– Пап, но ты ж сам говорил, что тебе нужна другая женщина, – осторожно высказался Володя. – Сам собрался и уехал. Может быть, ты и маме что-нибудь эдакое сказал?
– Да что ты?! – совершенно искренне возмутился Мефодий Сидорович. – Ну да, я поехал сам. Потому что она порвала одну из моих лучших работ. Их всего-то две было, работы-то, а одну она порвала. Ну я и… И сообщил ей – дескать, еду на дачу восстанавливать порушенный портрет. Приеду в… Сегодня какой день недели?
– Четверг.
– Вот! Я так и сказал – приеду в четверг! И она еще так радостно мне – дескать, тогда возьми и Люка. Я еще и Бонику хотел прихватить… Боника даже бежала за машиной… Но чего уж я совсем буду Валюшу одну оставлять. Короче… чего говорить, поехали, сын. Пора уже и домой. Вон как Люк изголодался. Да и я… Чего сидишь-то? Поедем! Смотри сам… Я уже и машину свою прогрел, а ты можешь оставаться, воздухом подышать…
– Да чего ж я один дышать буду, вместе и поедем.
Дачу в их семье любили все. И воздух там хороший, и лес – вот он, и от города двадцать минут езды. Поэтому уже через полчаса отец и сын были в городе.
– Володя, ты слышь, чего, – попросил вдруг Мефодий. – Я сразу заеду за матерью на рынок, чего ж она потом с сумками до дому потащится. Да и… И пусть уже дома посидит, а то я как-то того… соскучился уже. Да и спокойнее мне будет. А ты смотри… Со мной поедешь или домой?
– Нет уж, папенька. Вот сдам тебя в надежные руки, тогда и домой можно.
Володя не уставал удивляться. Вот только какой-то час назад отец напыщенно растопыривал пальцы и доказывал, какой он из себя есть великий художник. И вдруг, как солнышко сквозь тяжелую тучу, снова пробился тот прежний отец – добрый, миролюбивый семьянин, который уже давно прирос к своей Валюше, который любит поиграть с собаками и изредка пошалить. А то уж Владимир стал переживать – как-то слишком быстро отцом овладела звездная болезнь. Он еще и славы-то никакой не нюхал – только что мама с него начала пылинки сдувать – и пожалуйста, возомнил мужик себя заместителем Бога! И ведь правда, чуть до беды не дошло. Хорошо еще, что все не так запущено оказалось. Молодец все-таки Машенька! Как она вовремя трещинку разглядела. А Володя к ней еще не всегда прислушивается!
– Во! – увидел Мефодий знакомый рынок. – Вон ящик мамин стоит… Банки с огурцами… А сама она где же?
Валентины поблизости не наблюдалось.
– Володя, ты подожди, я спрошу у женщин, может, мать по какой нужде отошла.
– Да чего ты спрашиваешь? Конечно, подожду, куда я денусь?
Валентина придирчиво разглядывала кадрики в новом фотоаппарате Коноплева. И хоть их было достаточно много, нравилось ей далеко не все.
– Ну ты смотри. Такая же уже была. Я ж тебя просила – надо, чтобы разные были, – ворчала она на Лешку. – И опять в этом же пальто! Ты не мог его как-нибудь зарисовать, что ли?
– Так я ж тебе говорил – ты на все фото не смотри, ты на ее выражение смотри. На лицо, – увлеченно объяснял Коноплев. – Я ж буду потом еще коллаж делать. То есть вот здесь, видишь, как она голову задрала? И платок съехал! Здесь она будет сидеть на лугу, а над ней будут птички летать. И вроде бы она за птичками тщательно наблюдает.
– А платок? Тоже будет?
– Там будет платок, но я его сделаю таким, знаешь, легким. Красивым… могу цветочки какие-нибудь по полю нарисовать.
– Нет, – остановила его фантазию Валентина. – Ты лучше сам не рисуй. Знаю я, как ты там нарисуешь… А когда ты мне уже готовые фотографии принесешь?
– А когда ты меня на работу устроишь? – лукаво спросил Коноплев.
Валентине это жутко не понравилось. Она уже не девочка, чтобы ей тут всякие свои условия ставили!
– А вот когда ты все сделаешь, да мой подарок этой Павлине понравится… Кстати, ты фотографии-то потом не выбрасывай, я их в газету понесу. И еще – пофотографировал бы для газеты еще кого, что ли? Меня, к примеру, вон ту женщину… И вон ту, видишь, в беленькой шапочке сидит? Это Михална, ее обязательно нужно.
– А ее зачем? – наивно таращился Коноплев.
Валентина заиграла глазками.
– Ой, Коноплев! А то ты еще не догадался! Да она ж с тебя глаз уже который день не сводит! Как увидела, так и ночей не спит! Исхудала вся девка! А ты будто и не замечаешь ничего, паразит такой!
Коноплев не замечал. От такого известия у него непроизвольно вытаращились глаза и отвисла челюсть.
– Валь… А когда это она исхудать успела? Я ж только… ну да, второй день здесь.
– Не придирайся. У нас, у женщин, с похуданием это в два счета. Сегодня еще толстушка, а завтра влюбилась, ночь промучилась, и уже стройная газель.
– Фу ты, я уж думал, может, бабенка-то заболела чем, – выдохнул Коноплев.
– Тобой она заболела! – уже как маленькому, объяснила кавалеру бывшая любовь. – А ты сильно-то носом не крути. Баба она хорошая, квартира своя опять же, работает, сама себе начальник. Вот и будешь при ней как сыр в масле кататься. Ты бы поменьше капризничал, чай сам-то еще тот королевич! А Михална, она…
