– Ясно. Тогда завтра же я приеду в посольство, и мы все
посмотрим. У вас есть запасной ключ?
– Нет, – испугался Абдулмамед, – оба ключа были только у
вашего отца.
– Вы не обращали внимание на его поведение? В последние дни
никто ему не звонил, не угрожал?
– Конечно, нет, – попятился Абдулмамед. – Кто мог такое
сделать? Мы бы сразу обо всем узнали. Нет, нет! У нас все было в порядке. Весь
персонал посольства его очень любил и уважал. Даже наши дети. – Он вытащил
платок, чтобы вытереть глаза.
Но я уже не верил в этот спектакль.
– Вчера на резиденцию было совершено нападение, – сообщил я
моему собеседнику. – Как вы думаете, у него были враги?
– Нет, – замахал он руками, – его все любили. И на
резиденцию никто не нападал.
– Вчера кто-то влез в окно, – пояснил я. – Перед этим у нас
внезапно отключилось электричество, и кто-то влез в окно его кабинета. Напавший
даже ранил моего отца.
Абдулмамед раскрыл рот, затем закрыл, потом снова открыл. И
жалобно посмотрел на меня.
– Этого не может быть, – произнес он. – В кабинете вашего
отца установлена скрытая камера. Об этом знал только он и знаю я. Мы вызывали
специалистов из английской фирмы, установили такие камеры в его резиденции и в
посольстве. Ваш отец строго меня предупреждал, чтобы я никому об этом не
рассказывал.
– И вы не рассказывали?
– Нет. Конечно, нет.
Я растерянно опустился на стул. Век живи и век учись.
Похоже, что я действительно ничего не знал об отце. Значит, никакого нападения
на его резиденцию не могло быть? А если в кабинете установлена специальная
аппаратура… Я увидел, как Рахима раздраженно отмахивается от офицера, но никак
на это не отреагировал. Похоже, что вчера мой отец разыграл спектакль,
предназначенный для всех нас. Он сам отключил свет в доме, камеры наблюдения
при этом, естественно, ничего не зафиксировали, затем вошел в кабинет и полоснул
себя по руке, открыв окно. Следы чужого там уже были оставлены. Но отец не
ожидал, что я вылезу в окно. Поэтому вчера так разозлился, даже накричал на
меня.
Разрозненные факты стали вдруг выстраиваться в одну
логическую цепь. Вчера в резиденции отец инсценировал нападение. Вместе с нами
была только семья Мухтаровых. Тудора и Гулсум еще не было, значит, их можно
исключить. Среди подозреваемых остаются четверо. Мы с Рахимой, Салим и моя
мать. Отец разыграл такой спектакль явно для кого-то из присутствующих. Ему
вообще не нравились всякие шутки, и он никогда не устраивал розыгрышей. Но на
этот раз, видимо, решил сделать такой сюрприз. Или это была шутка? Нет, не
шутка. В присутствии российского посла он бы не стал так шутить. Значит, мой
отец вчера сознательно разыграл нападение на его резиденцию. Даже порезал себе
руку, чтобы нападение выглядело достаточно убедительным. А что было потом?
Потом мы приехали сюда. И опять здесь не было Тудора с
Гулсум, когда появился следующий незнакомец. Или такого тоже не было? Я вдруг
вспомнил, как Лена хотела сесть в кресло, напротив окна. Но отец ей не
позволил. И вдруг проявил такую деликатность по отношению к Салиму Мухтарову,
усадил его супругу рядом с ним. Я еще тогда удивился. Но отец настаивал, чтобы
она села именно на диван, рядом со мной и ближе к мужу. А сам сел в кресло –
единственное место, откуда было хорошо видно окно. Я сидел к нему боком. Когда
отец закричал, я повернул голову, но ничего не увидел. И тогда мы побежали в
сад. Нет, снова не так.
Отец взял оружие и побежал в сад вместе с Мухтаровым. А мне
он приказал остаться дома. Рядом с матерью и женой. Все было именно так. Они
выбежали вдвоем в сад. Мы долго ждали, а потом мать велела мне посмотреть, как
идут поиски в саду. Я вышел из дома и услышал два выстрела. Два выстрела.
Я машинально поднялся, пошел к двери, ведущей в сад, открыл
замки и, не обращая внимания на людей, заполнивших дом, вышел наружу. Так где
мы стояли? Где мы стояли с Мухтаровым, когда услышали выстрелы?
– Извините, – раздалось за моей спиной, и я обернулся. Это
был один из приехавших офицеров. – Не могли бы вы вернуться в дом? Мы просили
никого не выходить.
– Да, да, извините, сейчас. Мне нужно посмотреть, мне нужно
только посмотреть. – Я сделал шаг в сторону. Кажется, мы стояли здесь. Или чуть
левее. У дерева. Вот у того засохшего дерева. Я шагнул к нему. Офицер упрямо
пошел за мной. Дрожащими руками я начал водить ими по стволу дерева. Я сам не
верил, что смогу найти. Не хотел верить. Не мог верить. Но нашел. Нашел!
Господи, я нашел отверстие от пули! Мой отец не стрелял в воздух. Теперь я это
точно знал.
Мы вернулись в дом, и офицер запер дверь. Я дрожал всем
телом. Достав из бара бутылку виски, я наполнил бокал. Кто-то из офицеров,
увидев, что я собираюсь выпить, одобрительно кивнул в знак согласия. Наверно,
подумал, что я нервничаю из-за убийства отца. И у меня действительно тряслись
руки. Теперь я начал все понимать. Мой отец специально пригласил нас вчера
вечером в свою резиденцию и разыграл сцену нападения неизвестного. Так у него
появилось алиби, подтвержденное свидетельскими показаниями многих людей, среди
которых были даже два посла. На следующий день он пригласил нас в загородный
дом на празднование Рождества. Здесь он собирался убить Салима Мухтарова,
случайно выстрелив в него, когда они будут в саду. Но когда я тоже появился в
саду, рядом с Мухтаровым, он изменил свое решение. Первый выстрел он успел
сделать в дерево, а потом разглядел меня и выстрелил в воздух.
Он специально привез с собой оружие, чего никогда не делал
раньше. А его рассказ про случай в Шотландии был лишь уловкой для меня. Чтобы я
успокоился. Мать тогда сказала, что это были не грабители, а обычные пьяные. И
я думаю, что она сказала правду. Но отец возражал, называл их грабителями,
чтобы в очередной раз оправдать появление коробки с оружием. Отец запланировал
убить Салима Мухтарова, чтобы не возвращать ему долга за акции. Тогда акции
остались бы у отца, а через полгода, когда наследство Мухтарова должно было бы
перейти к его нынешней жене, он мог бы спокойно вернуть любой долг. Его даже не
страшил уход с должности посла после возможного скандала. Он автоматически
становился очень богатым человеком.
Если бы я случайно не появился в саду, все могло бы быть
иначе. Сейчас в кабинете под моим пиджаком лежал бы Салим Мухтаров, а отец
давал бы показания, объясняя случайный выстрел в саду. Два нападения подряд
могли его оправдать в глазах самого строгого прокурора. Но никакого прокурора
не могло быть. Он дипломат, посол, не подлежащий юрисдикции английского правосудия.
Даже если бы мой отец перебил половину полицейских Лондона, то и тогда его
могли лишь выслать из страны. Он пользовался дипломатическим иммунитетом,
который ограждал его от любого преследования. И отец это прекрасно знал.
– Извините, – подошел ко мне старший офицер. Кажется, его
фамилия была Уолберг. Он мне представлялся, но я мог уже забыть.
