– Мужики тоже хороши! Наш как практикантку увидит, сразу слюни пускает, а я — квартальный отчет доделывай сверхурочно.
– О! А наш, наоборот, старух понабрал, носится с ними, красота — ни тебе декретов, ни больничных с детьми, сидят себе на работе хоть до полуночи. Будет мне сорок лет, и я сяду, чего еще делать-то?
Прямо как я, подумала Ирина и выбралась из парилки, краем глаза увидев, что полная дама в чалме укоризненно посмотрела на обмотанную целлофаном собеседницу, позволившую себе некорректное высказывание. Упакованная дама нарушила неписаный банный закон: беседа должны быть занимательной, приятной и ни для кого не обидной, а также должен соблюдаться баланс мнений, например: худеть надо, это бесспорно. Но, с другой стороны, если на ночь хорошенько не налопаться, то жизнь не имеет смысла, и это тоже бесспорно. Все при своем — и худые, и толстые, и никому не обидно.
Ирину болтовня всерьез не занимала, так, мимоходом, и на обмотанную целлофаном девицу она конечно же не обиделась. Она сама ходила в «Клеопатру» ради сауны и аквааэробики, а точнее, из-за инструктора Александры. И из парилки ушла не потому, что кто-то что-то ляпнул, а потому, что настала очередь ее группы лезть в бассейн.
– Девочки, колени вместе! Представьте, что у вас между ног зажаты ваши документы! И — раз! И — два!.. Теперь руки на уровне груди, сжали кулаки, поочередно резко выбрасываем вперед! Резче! Вы видите перед собой противную морду трамвайного хулигана. Или вашего начальника. Еще! Еще! Вам за это ничего не будет!
– Я мужа представляю, — поделилась с Ириной своим видением соседка, отдуваясь и усердно молотя руками по воде. — Приду домой, а он уже пива насосался, ужин ему подавай. Он-то отоспался, сутки через трое. А я, между прочим, с работы.
Изобретенная Александрой методика Ирину ужасно веселила и неизменно улучшала настроение. Помимо этого, Ирина развлекалась наблюдениями. По ее мнению, посетительницы «Клеопатры» делились на две категории, примерно равные, которые Ирина называла «куры» и «цыпочки». «Куры» прибегали после работы, взмыленные и вспотевшие в общественном транспорте, забыв то полотенце, то шапочку. Наспех смывали косметику, выбегая из парилки, второпях пили воду и звонили детям — проверяли уроки. Массаж заказывали редко — долго и дорого, — убегали задолго до закрытия, на недовольный звонок мужа отвечая виновато, что «уже бегут». «Цыпочки» приходили из дома, приносили множество баночек, щеточек и пилочек, со вкусом пили травяной чай, обсуждали преимущества медового массажа перед скипидарной ванной, внимательно рассматривали себя в зеркало, а перед уходом тщательно наносили макияж. Они никуда не спешили, потому что дома их никто не ждал.
Ирина была стопроцентной «курой» по образу мыслей и «цыпочкой» в силу сложившихся обстоятельств. За год, проведенный в одиночестве, она так и не научилась не спешить по вечерам домой. А также краситься «ни для кого», лелеять каждую свою складочку и неровность и пить полезный травяной чай вместо вредного кофе. Но сегодня она будет сидеть в «Клеопатре» до последней болтливой тетки, непременно накрасит глаза и домой пойдет не спеша. Жаль только, что идти ей от «Клеопатры» до дома семь минут медленным шагом. Дома ей делать совершенно нечего, так как сегодня — двадцать девятое декабря. И сегодня — какое несчастье! — ей исполнилось сорок лет. Гостей не будет, еще чего не хватало, все-таки отличная отмазка, что сорок лет не отмечают, плохая якобы примета. Нэлька позвонила еще утром, на сей раз она разъезжала по Тибету в сопровождении трех проводников и одного паломника из Москвы — где она только его нашла, по Интернету, не иначе! Маргарите Ирина позвонила сама, памятуя, как славно они тогда напились на пару, — и отчего бы не повторить положительный опыт?
Но Рита повела себя странно. Долго молчала, не говоря ни слова, так что Ирина даже решила, что телефон отключился, а потом сказала несусветное:
– Ну ты даешь, подруга! Честно скажу — не ожидала. Думаешь, мы квиты? Подожди…
– Рит, ты что? — опешила Ирина. — Это я, ты не узнала, что ли?
– Теперь узнала, — заверила ее Маргарита с той же неприятной интонацией.
– Да что случилось-то?! — закричала Ирина, но из трубки послышались длинные гудки.
В течение дня Ирина, сердясь и недоумевая, еще не раз набирала Ритин номер, но та не отвечала. Окончательно обидевшись, Ирина звонить перестала. В конце концов, у нее день рождения, тут человека пожалеть надо, ему пятый десяток пошел, а лучшая подруга мается дурью и выкидывает какие-то фортели. Перебесится — сама позвонит. У Буликова, что ли, спросить? Так он не в курсе — еще две недели назад уехал не то в Вологду, не то в Воронеж с ответным визитом: тамошние кёрлеры надеялись отыграться за мартовское поражение, а заодно попросили его поработать тренером. Рита ужасно ругалась и даже впервые погрозила ему разводом, но Буликов мужественно оборонялся и отступил-таки на заранее подготовленные в Воронеже позиции. Понятно, что Рита психует, — но она-то, Ирина, здесь при чем?
В общем, день был испорчен окончательно. Вообще-то Ирина собиралась отпраздновать день рождения в Женеве, куда еще осенью была звана зятем на Рождество. Но мистер и миссис Мэйл улетели в Южную Африку.
– Конечно, для Алана это дороговато, но он решил подарить мне свадебное путешествие, мы же в сентябре не ездили никуда! — щебетала Юлька в телефонную трубку. — Ты не сердись, мамочка, весной приедешь, ладно? Здесь весной, Алан говорит, вообще сказка!
Ладно, кивала Ирина, стараясь, чтобы голос не дрожал. Весной так весной. Да пропади пропадом эта Женева, она просто соскучилась по Юльке и слышала, что дочь счастлива, а голос дрожал, наверное, от радости за нее. Екатеринбург — Женева — Кейптаун — далее везде. В двадцать лет жизнь только начинается. Именно в двадцать, а в сорок все сворачивается постепенно. Это в кино к едущим в электричке героиням подсаживаются интеллигентные слесари Гоши, похожие на артиста Баталова. А в реальной жизни — замуж поздно, сдохнуть рано, вот и стой, где оставили.
Вернувшись из «Клеопатры» домой, Ирина первым делом бросилась к компьютеру. Теперь она делала это каждый день, ожидая писем от дочери. Юлька писала добросовестно, хоть две строки, но каждый день — видно, понимала, что значат для матери эти электронные послания. Сегодня пришло одиннадцать писем, девять Ирина удалила, не открывая, — спам. Одно из двух оставшихся было от Юльки. Молодец, обрадовалась Ирина, и в Кейптауне нашла возможность, а ведь без всяких метафор — край света.
«Мамуль, привет! Посылаю тебе фотографию, это мы с Аланом на мысе Доброй Надежды, где стоит самый южный на свете маяк. С одной стороны тут Индийский океан, а с другой — Атлантический, представляешь? Но купаться нельзя: из Антарктиды дует ледяной ветер — поэтому мы в Африке свитера не снимаем. Еще мы охотились на акул, поймали штук двадцать, но они такие маленькие, на палубе сворачивались в комочек и закрывали глаза, их было ужасно жалко, я попросила Алана, и мы всех до одной отпустили! Как думаешь, когда они вырастут, они будут добрыми или все-таки нет? Завтра мы летим в Дурбан, говорят, там тепло и огромные волны, сюда специально приезжают серфингисты со всего мира, чтобы кататься. Алан умеет, а я нет, но все равно хочу попробовать! А потом еще на сафари! Я сказала, что поеду, если будем только фотографировать, а если стрелять — то без меня. Вернусь домой, напишу все-все и фотографии еще вышлю, а пока только эта и к ней еще сюрприз — ты уже получила или нет?
