– Ирина, я знаю, что ты дома, — холодно сообщил из-за двери Литвиненко. — У тебя свет горит в комнате и в кухне.
– Он что, вокруг дома обходил? — шепотом изумилась Ирина. — Гостиная и кухня на разную сторону выходят.
– Я все равно не уйду, пока ты не откроешь. Хватит дурака валять. Давай поговорим. У тебя там кто-то есть? Поговорим — и я уйду.
– Лучше откроем, — вполне хладнокровно предложил Петрухин. На сей раз он почему-то и не думал смущаться, хотя ситуация была из разряда самых дурацких, сколько анекдотов начинается со слов «… и тут пришел муж».
– Но я не хочу с ним разговаривать, — Ирина по-прежнему говорила шепотом. — Мы уж год живем раздельно. У него… Наташа…
– Не хотите — значит не будете разговаривать. Я с ним поговорю.
Петрухин, как тогда при появлении Марго, отодвинул Ирину к себе за спину и открыл дверь.
Валентин Рудольфович, который прекрасно слышал по телефону, что у Ирины собралась какая-то компания, два часа назад сорвался с места, наорал на ни в чем не повинную Наташу, долго шел пешком, потом ловил попутку и трясся на раздолбанной «шестерке» с подвыпившим и оттого болтливым водителем через весь город, чтобы сказать ей… А вот что сказать — он так и не придумал. Он просто хотел убедиться, что там, у Ирины, в их доме, все свои, знакомые и нет никаких новых… персонажей, а значит, все еще можно вернуть… В конце концов они какое-то время могут пожить и раздельно, говорят, некоторые так делают, даже разводятся сгоряча, а потом мирятся и живут себе припеваючи. Но тот факт, что у его жены, у его Ирины, мог появиться другой мужчина, не умещался в его голове и толкал его на необдуманные поступки.
Высокий мужик в форме старшего лейтенанта (Валентину Рудольфовичу пришлось изрядно вытянуть шею, чтобы увидеть, сколько звездочек красуется на погонах у этого Дяди Степы) смотрел на него сверху вниз и молчал выжидательно. Литвиненко растерялся. Ей что, пришлось вызвать милицию? Дома что-то случилось?
– Простите… а Ирина дома?
– Дома, — кивнул мужик, и не подумав сдвинуться с места. — Но она не хочет с вами разговаривать.
– Так. Понятно. А ты тут при чем? — Литвиненко и не заметил, что перешел на «ты».
– Видите ли, — доброжелательно пояснил мужик, по-прежнему закрывая собой дверной проем, — Ирина подала объявление в газету о том, что хочет познакомиться с мужчиной с целью создания семьи. Вчера пришло несколько кандидатов. Она выбрала меня.
Ирина, забыв об осторожности, выглянула из-за спины Петрухина — ей до смерти хотелось посмотреть, какое выражение лица стало у Валентина после этого сообщения. У нее лично — несколько обалдевшее.
На лице блудного супруга те же эмоции отразились словно в зеркале. Связно изложить свои мысли по затронутому вопросу он то ли не захотел, то ли разучился от потрясения.
– Да вы что… Ирина… Это… Ты… Это правда, что ли? Ты с ума сошла?! Всякой глупости есть предел!
«Вспомнил-таки навыки устной речи», — успокоилась Ирина. Но со своей стороны ограничилась тоже кратким:
– Правда. Дала. И выбрала. Вот его.
И вновь спряталась за Петрухина, зажмурив глаза и едва удержавшись от того, чтобы не закрыть ладонями уши: она примерно представляла, что может услышать в ответ. Какое-то время все молчали. Что там происходило, Ирина не видела.
Но поскольку уши-то были открыты, услышала, как Петрухин сказал:
– Не надо, Валентин Рудольфович. Бесполезно это. Не так как-то надо. Вы завтра приходите. Позвоните — и приходите. На трезвую голову. А я сейчас уйду. Договорились? Давайте вместе уйдем — хотите? — Он повернулся, снял с вешалки куртку, сказал: — До свидания, Ирина Ивановна!
И дверь за обоими закрылась.
Немного постояв перед запертой дверью и детально ее изучив, Ирина, пребывая все в том же изумленном состоянии, отправилась в гостиную. Две мысли высвечивались поочередно у нее в голове, как проблесковый маячок на милицейской машине: я его выбрала. А он ушел. Я выбрала. Он ушел.
Господи Боже мой, а как, скажите на милость, она могла бы его остановить?! Все было так замечательно, все наконец ушли, даже Ритка (а может, она нарочно?!), а они пили кофе и разговаривали, и Ирина думала, что так будет долго-долго… А потом, может быть, он еще сыграет ей на гитаре. Или они включат музыку и будут танцевать. Так замечательно было бы опять с ним танцевать, опираясь спиной на его руки и закинув свои к нему на плечи, и на этот раз она подняла бы голову и посмотрела бы ему в глаза, а он бы, возможно… Но тут приперся Литвиненко и все испортил. Зачем, зачем он пришел?! Ведь у него же есть Наташа, и что еще ему надо от нее, он и так уже перевернул всю ее жизнь… Ну почему она не может так, как Марго, — просто сказать понравившемуся мужчине, что он ей понравился?! Даже не сказать, а дать понять, просто решиться поднять к нему лицо… Дура, институтка, дожила до сорока лет и ни с кем, кроме мужа, не целовалась! Конечно, как же такое возможно, она же мужняя жена, умри, но не давай поцелуя без любви — это ее мама так воспитывала… Впрочем, за последние двадцать лет ей так и не представилось случая испытать на прочность свои принципы. Вернее, случаи-то, может, и были, да желания не было — у нее же есть Валечка. С ней даже и не флиртовал никто — что толку ухаживать за женщиной, у которой на лбу написано большими буквами: Я ЛЮБЛЮ СВОЕГО МУЖА! Вот дураков и не находилось.
Теперь Валечка — с Наташенькой.
Она наконец выбрала. И даже была готова поступиться принципами.
А он — ушел.
Ирина упала на диван и зарыдала. На этот раз у нее получилось. Может, усталость тому причиной, может, и правда, обида на себя и на весь свет перешла все мыслимые пределы — не суть важно. Но она ревела, ревела, хлюпая носом и подвывая, и не могла остановиться.
Некоторое время спустя она все же успокоилась, потому что никакое удовольствие не длится вечно. На душе стало немного легче. Но странно — всхлипывающие и шипящие звуки продолжали раздаваться, как будто Ирину кто-то передразнивал. В домовых и привидения она не верила, поэтому подошла к вопросу трезво: если она перестала реветь, то и реветь некому, а значит, дело в другом. Определив источник звука, Ирина открыла дверцы одной из тумбочек кухонного гарнитура, той, что под мойкой. И немедленно забыла обо всех неудачах в личной жизни, которые отступили на второй план под угрозой всемирного потопа: из трещины в трубе бодрым фонтанчиком выбивалась вода. Точнее, она била фонтанчиками в двух местах, а из видимой глазу трещины струилась красивым водопадом. В образовавшемся озере плавали мусорное ведро, коробка из-под обуви, в которой хранился лук; из последних сил противостоял напору воды вцепившийся в дно образовавшегося водоема вантуз, а тяжелые пластиковые банки с жидкостью для мытья посуды и чистки раковины ушли на дно, как подбитые линкоры.
Ирина захлопнула дверцу, по-детски надеясь на чудо, что все увиденное ей померещилось. Из-под дверцы тут же просочилась водяная змейка, за ней — вторая. Ирина запаниковала. Нынче летом ее саму и соседей с шестого затопила безалаберная семейка с восьмого. Ирина махнула рукой, а соседи снизу вызывали комиссию и составляли акт. Потом Ирину как товарища по несчастью звали смотреть на сделанный в кухне отличный ремонт. А тут она — с Новым годом вас! Они ей голову открутят запросто, глава семейства там без особых церемоний, и его можно понять, затосковала Ирина.
