Лере ничего не оставалось, как последовать за ним. Слава богу, хоть администратор осталась почтительно провожать мэра и оставила их в покое. Они подошли к коттеджу, стоявшему на берегу, совсем близко от воды. Валерий поколдовал с ключами, дверь распахнулась – и Лера уперлась в огромный, почти с нее ростом, букет: многоэтажный, из неизвестных цветов и очень дорогой. Пока Валерий, чертыхаясь, собирал в очередной раз выскользнувшие из папки листки, Лера со всех сторон обошла сооружение, больше похожее на клумбу, и еще раз удивилась масштабам фитодизайнерской мысли.
– Это тебе. А то я тебе тогда назначил свидание и явился с пустыми руками, – сообщил Валерий, протискиваясь вслед за Лерой.
– Ты с ума сошел, – совершенно искренне сказала Лера. – Он же стоит сумасшедших денег!
– Ладно, не переживай, – утешил ее именинник. – Это мне на работе подарили. Любят, значит.
Лера опять не поняла, шутит он или нет, но уточнять не стала, занявшись ориентированием на местности. Судя по всему, это было что-то вроде местного «президентского номера», потому что ее «люкс» моментально превратился в халупу рядом с этим простором и великолепием, о котором и подозревать было невозможно, гуляя по чистенькому и бедноватому провинциальному санаторию с «льготными путевками». Два этажа, кондиционер, окна от пола до потолка, тяжелые гобеленовые портьеры, светлая финская мебель, мягкие ковры, огромный телевизор, за резной деревянной дверкой – сауна с крошечным бассейном, в спальне на широченной кровати разлеглись махровые халаты, как два белых медведя. Красота! И только воткнутые в розетки нагреватели для антикомариных пластинок напоминали о том, что это все-таки «Уральские зори», не Рио-де-Жанейро, а так бы один к одному, развеселилась Лера. И подпрыгнула, пытаясь достать рукой хрустальную сосульку на чешской люстре – зазвенит или нет? Люстра откликнулась, Лера послушала, склонив голову набок, и отправилась дальше.
– Ужин принесут в номер. Шампанское в холодильнике, – доложил Валерий. Он уже разложил как попало свое и Лерино имущество и с удовольствием наблюдал за ходом Лериной экскурсии. – Ты очень красиво двигаешься. Легко и. – Он замолчал, подбирая нужное слово. – Не как все, в общем. Я еще там, на площади, заметил.
Лера остановилась, обернулась, рассматривая его. Тряхнула головой, решаясь, и пообещала:
– Ну ладно. Я тебя за язык не тянула. Раз у тебя день рождения, я тебе тоже кое-что подарю. Не сейчас, позже.
Вскоре принесли ужин – ничего особенного, но Валерий уписывал за обе щеки, уже отдавшая дань уважения местному общепиту Лера довольствовалась шампанским. «Наверное, он и не обедал сегодня, – подумала вдруг Лера. – Работы много. Кем он, интересно, работает? Спросить неловко. Что за сотрудники, которые скидываются на такой «букетик»? И машина у него… непрактичная. Вроде джип, а без верха».
– Слушай, а если дождь пойдет, ты машину крышкой накрываешь, как банку, или тряпочкой, ну брезентом то есть? – поинтересовалась Лера.
Валерий поперхнулся булочкой, которую запивал компотом, увлеченно отгребая ложкой в стакане мешавшие ему абрикосы. Посмотрел на Леру подозрительно – не издевается ли? Но Лера болтала ногой, рассматривая изображение на телеэкране сквозь бокал с шампанским. Вроде бы не издевается.
– Тряпочкой. Тьфу, брезентом!
– А зимой что? Промокнет же, а салон кожаный, – продолжала интересоваться Лера.
– А зимой, совершенно верно, закатываю крышкой. Как банку. Я тебе покажу обязательно, – пообещал Валерий.
– То есть ты меня до зимы не бросишь? – уточнила Лера.
– Я уже попробовал тебя, как ты выражаешься, бросить. Меня хватило на восемь дней.
Лера оторвалась от созерцания многоугольной расплывающейся физиономии ведущего новостей, посмотрела наконец на Валерия – ну конечно же он не улыбается. Значит, не шутит. Она тоже за восемь дней не смогла. Перебралась к нему поближе и поцеловала. Но, когда он, не отрываясь от ее губ, добрался наконец до верхней пуговицы на ее рубашке и принялся расстегивать, Лера выскользнула из его рук и на случай погони отошла подальше.
– Нет-нет, я же обещала подарок! Неловко приходить на день рождения с пустыми руками. – И рассмеялась, увидев его разочарованную гримасу.
– Тебе понравится, – утешила, как маленького. – Только закрой глазки и не открывай, пока я не скажу. По-честному!
Откинувшись на низкую спинку, Валерий, опасаясь не удержаться и подглядеть, запрокинул лицо к потолку и «по-честному» закрыл глаза. Он слышал, как Лера легко бегала взад-вперед, сунула кассету в видеомагнитофон (диктор обиженно умолк на полуслове), потом вышла из комнаты и зашуршала чем-то в коридоре, там, где стояла ее так и не разобранная сумка. Вернулась, чем-то позвякивая, будто горсть монеток рассыпала.
– Сиди-сиди, не жульничай, я сейчас, – пообещала Лера, вытаскивая у него из-под руки телевизионный пульт.
Зазвучала приятная восточная мелодия. Опять рассыпалась горсть монеток, и наконец изнывающий от любопытства Валерий получил разрешение открыть глаза. Лера стояла посреди комнаты босая, в голубых восточных шароварах и вышитом бисером лифчике, на ногах и на руках приятно позвякивали браслеты, а бедра обнимал синий платок со множеством нашитых монеток – они-то и звенели.
– Сидишь? Ну и правильно, – похвалила его Лера. – Только глаза такие круглые не делай. Ничего особенного. В пианиста просят не стрелять, он играет, как умеет.
И под томные звуки зурны (что такое зурна, Валерий не знал, он не отличил бы трубу от флейты, но ему нравилось думать, что это именно зурна) она раскрыла руки ладонями вверх и, глядя ему в глаза, легко шевельнула бедром. Еще и еще, быстрее, звенели монетки, взлетали руки, Лера извивалась и замирала, мелко подрагивая всем телом, Валерий, как зачарованный, не мог оторвать глаз от ее смуглого, плоского живота, стройных, как будто движущихся отдельно от плеч и груди бедер. Часто переступая босыми ногами, Лера то приближалась, то отбегала прочь – ему хотелось немедленно ее схватить, вернуть, и у него буквально скулы свело от желания, когда он увидел прямо перед глазами ее длинную, узкую спину с ложбинкой посредине, увидел, как по этой ложбинке стекает вниз, к соблазнительно раскачивающейся, крепкой, как яблоко, попе, капелька пота. Дальше он смотреть не мог. Только импотент, по его глубокому убеждению, мог и дальше оставаться благодарным зрителем, не принимая участия в развернувшемся действе. И он, сорвавшись с дивана, пустился вокруг Леры вприсядку, на ходу изобретая странный гибрид русской плясовой и заморской ламбады с элементами летки-енки, при этом на каждый новый круг заходя так, чтобы руками прикоснуться если уж не к поразившей его воображение попке – иди-ка поймай! – то хоть к звенящим монеткам. Этого Лера вынести не могла. Корчась от смеха, она упала на диван, скомкав задуманный финал: она должна была наклониться к нему, подергивая плечиком, как красотки в индийском кино, а он должен был одарить ее восторгами и аплодисментами.
Вместо этого Валерий схватил ее в охапку и поволок в спальню, а Лера продолжала хохотать, потому что тащить ее, упирающуюся, по винтовой лестнице на второй этаж ему было очень неудобно. Он бы и не тащил, но на ковре в гостиной Лера не соглашалась: капризничала, требовала комфорта, уединения – и еще, видите ли, в душ. Ничего, дотащим, сосредоточенно думал Валерий, поудобнее перехватывая свою драгоценную барахтающуюся ношу. Дотащим и плюхнем поперек огромной, как взлетное поле, кровати и шторы задергивать не будем – пусть все июльские звезды видят, как они любят друг друга!
