Но дело было даже не в этом. После того что произошло в аэропорту, тогда, в октябре, когда его мир, комфортный, безопасный и относительно предсказуемый, а главное – подконтрольный, вдруг взвился на дыбы и ему пришлось биться за то, что он давно считал своим и незыблемым, он запретил себе размениваться на эмоции. Надо было собрать силы в кулак и бороться за свое дело, за право распоряжаться своей жизнью так, как он считает это нужным. Много недель он думал только об этом, а потом, когда ему позвонили и сообщили о смерти деда, на него навалилось такое глухое, такое беспросветное отчаяние, что казалось, через его толщу ничто не сможет пробиться.
Но вот пришел этот Андрей, сказал, что «Лера вас любит», – и у него вдруг перестало ломить висок. И тоскливо-серый мир постепенно вновь обрел кое-какие краски, и он опять стал слышать посторонние звуки, а не только странный монотонный голос, твердивший: все кончено, все кончено, больше ничего не будет, не будет. «Она вас любит». А он боится ей звонить, он не верит голосу в телефонной трубке. Лера не знает того, что знает он, и опять повторит те слова, мучая его и мучаясь сама. Он должен видеть ее глаза.
Валерий нажал кнопку вызова стюардессы. Вот что значит бизнес-класс – стюардесса немедленно материализовалась из воздуха, будто стояла за спиной, ожидая распоряжений.
– Скажите, пожалуйста, где можно из Пулково отправить телеграмму?
Потом Валерий, изо всех сил стараясь не думать о том, что ждет его в Петербурге, стал вспоминать события минувших дней, одно из которых особенно согрело его душу.
При помощи Китаева он восстановил всю нехитрую цепочку, и перепуганная его ненавистью, застигнутая врасплох в салоне красоты Вика подтвердила: да, это Рябинкин все придумал, когда она обратилась к нему, чтобы внести аванс за Лерины невостребованные услуги – для убедительности, – она знала, что муж может оказаться излишне дотошным, и хотела подстраховаться. Они с Рябинкиным разговорились, и Вика рассказала ему о своем незавидном положении, в том числе и финансовом. И, когда он, Валерий, все же оформил развод, Вика согласилась на придуманный Рябинкиным план – она хотела отомстить. И ему и Лере. Рябинкин сказал, что по закону бывшей супруге полагается часть имущества и негоже выкидывать человека на помойку, как старый тапок. А в детали она не вникала, Рябинкин сказал, что самое главное она уже сделала и теперь только должна отдать ему запись и встретиться с Волковым в аэропорту, а остальное он все уладит сам.
Валерий отправился к Рябинкину, хотя Китаев и отговаривал его – не время, подожди пока, потом. Но Валерий заболел бы, дожидаясь этого «потом». Он вошел в кабинет, что называется, без доклада: секретарша куда-то отлучилась (оставив, между прочим, свой телефон на столе), оно и к лучшему Рябинкин узнал его мгновенно: наверняка, готовясь к «операции», видел Валерия не только в аэропорту. Испугался так, что Валерию стало смешно: занятные они оба с Викой. Так на меня реагируют, будто меня должны были с их помощью отправить пожизненно на другую планету и они никоим образом не рисковали впоследствии со мной увидеться. Или они оба думали, что я не пожелаю с ними встречаться? А я вот пожелал!
Надо отдать должное Рябинкину – он быстро сумел взять себя в руки, сообразив, что здесь и сейчас его убивать не будут, а в случае чего он успеет поднять крик и сюда прибежит куча народу. Так что есть желание у этого горе-банкира пообщаться – милости просим, и не таких видали. Но на всякий случай предусмотрительный Вась-Вась все же встал из-за стола и непринужденно переместился в дальний угол комнаты – так, чтобы между ним и Валерием были традиционный журнальный столик, два кресла и искусственная пальма. Из-за этой пальмы он выглядывал, не изъявляя желания начать беседу и стараясь придать лицу независимое выражение.
– Я пришел поздравить вас с удачно спланированной операцией, – чуть дрожащим от веселой злости голосом нарушил затянувшееся молчание Валерий.
– Я не понимаю, о чем… – забормотал было Вась-Вась, но под сосредоточенным взглядом Валерия умолк и с независимым видом принялся теребить шерстинки на волосатом пальмовом стволе.
– А ты не боишься, что я тебя посажу? – переходя на ты, буднично поинтересовался Валерий.
– Руки коротки, – мрачно буркнул из-за ощипываемой пальмы Вась-Вась. – Мало ли какие фантазии бродят в голове вашей бывшей супруги? Их к делу не пришьешь. А доказательств никаких.
– Зачем мне доказательства? – рассуждал вслух Валерий. – Я тебя так, без всяких доказательств посажу. Ты бы думал, с кем связался, ты же в нашей системе не чужой человек, знаешь, что было бы желание и свои люди в нужных местах – и доказательства приложатся. Можно и твои дела с квартирами поднять – по убийствам срок еще не вышел.
– Да хоть бы и так… – Вась-Вась покончил с выдергиванием шерстинок и принялся рисовать пальцем на пыльном пальмовом листе, сквозь листья настороженно поглядывая на Валерия. – Люди у него. Я тоже не вчера родился. Только твои-то – бывшие. А мои – нынешние. Еще посмотрим, чья возьмет. Все под Богом ходим. Да к тому же ты и сам не захочешь, чтобы я твою распрекрасную Вику за собой потащил. Хоть и бывшая, а жена – газеты визг поднимут. Оно тебе надо? И сынок у вас опять же. Если ей заказ пришьют, – а я один не пойду, даже если ты что-то и нароешь, хотя вряд ли, – ей тоже срок дадут, а что ты сыну скажешь?
Вот про сына мудрый Вась-Вась, считавший себя непревзойденным психологом, сказал зря. Злая веселость мгновенно слетела с Валерия. Непостижимым образом, в нарушение всех законов физики, он в мгновение ока оказался возле Вась-Вася и, вложив в это движение большую часть имевшихся у него в данной области знаний и навыков, сделал то, о чем давно и неотступно мечтал – дал Рябинкину по морде. А потом, когда оппонент, не возобновляя дискуссии, как куль начал медленно заваливаться набок, не удержался и добавил еще, придав падающему телу ускорение и изменив траекторию падения, чтобы не повредить мебель. Затем отряхнул руки и, уверенный, что в ближайшие минут пять – семь Вась-Вась не издаст ни звука и из-под многострадальной пальмы не выползет, спокойно вышел из кабинета, любезно кивнул секретарше и от души хлопнул дверью, над которой висела затейливая табличка «Счастливый берег». Ничего, он им еще обустроит счастливый берег! Будут делить его банк до морковкиного заговенья, и еще неизвестно, как совершенно справедливо заметил многоуважаемый Вась-Вась, чья возьмет.
Рано утром Леру разбудил звонок в дверь. Не рассчитывая на Сашку, который принципиально дрых до полдесятого, потом за полчаса успевая сделать кучу утренних дел и добраться до офиса, к которому был «прикомандирован», она выбралась из кровати, босиком прошлепала к двери и сонным голосом поинтересовалась – какого черта? Из-за двери ответили, что телеграмма, а если будете ругаться, то приходите за ней на почту. Телеграмм Лера никогда не получала, не от кого было, поэтому она испугалась. Будить Сашку? Но тетка по ту сторону дверного глазка на грабительницу не походила, а в руках держала бумажку, и Лера решила открыть. Потом она думала, что вот надо же, какой облик может сочинить себе озорник ангел, несущий добрые вести: на сей раз он зачем-то прикинулся невыспавшейся теткой в стоптанных войлочных сапогах, штанах из козьей шерсти, толстом пуховике и зеленом берете с помпоном.
