— Вот моя карточка. — Я протянула ему визитку. — И давайте
мы с вами сразу условимся. Если появятся новые подробности или какие-нибудь
сообщения об исчезнувшем мальчике, то вы сначала позвоните мне. Не отцу и не
матери, а именно мне. Я их законный представитель. И учтите, что у его отца
больное сердце и ему много лет. Если вы вдруг «случайно» позвоните и сообщите,
что тело мальчика где-то нашли, его отец может просто не выдержать. И вся
ответственность за его болезнь или, не дай бог, смерть ляжет на вас. Вы меня поняли?
Я вас предупреждаю официально.
— Не нужно меня пугать, — огрызнулся Сердюков, но по его
лицу я уже поняла, что профессору Левчеву он звонить не будет. Лишние
неприятности ему не нужны.
Я попрощалась с этим человекоподобным и вышла из управления
милиции. Был четвертый час. У меня окончательно испортилось настроение. А чего
я, собственно, ждала? Если мне удалось выяснить столь неприятные подробности из
жизни Константина Левчева за один день, то почему милиция не могла их узнать за
три? Все правильно. Они сразу выяснили, чем именно увлекался исчезнувший
подросток. Его пагубное влечение было слишком явным. Я до сих пор глубоко
убеждена, что все наркоторговцы в любом районе Москвы, Нью-Йорка или Парижа
находятся под контролем правоохранительных органов. О них знают и в милиции, и
в полиции. Но кому-то выгодно до поры до времени их не трогать. Ведь если
убираешь одного, который сливает тебе всю информацию, то на его месте сразу
появляются трое неуправляемых кретинов, которые, во-первых, уже не работают на полицию,
во-вторых, конкурируют друг с другом, а в-третьих, не соблюдают некоторых
негласных правил. Ведь торговцы наркотиков на самом деле это не просто гуляющие
сами по себе «мартовские коты». Они знают правила. Не продавать наркотиков
детям, сообщать о неуправляемых маньяках и психах, не доводить людей, сидящих
на последней дозе, до отчаянных срывов, делиться всей информацией, отстегивать,
если нужно, причитающуюся долю не только своему боссу и поставщикам, но и своим
кураторам от местной мафии и местной полиции. Или милиции, смотря, где это
происходит. В общем, правила очень жесткие и четкие. И поэтому я уверена, что,
если где-нибудь власти захотят по-настоящему бороться с торговцами наркотиками,
они придушат эту гниду довольно быстро. Но что будет потом?
Очевидно, этот вопрос задают себе многие аналитики
правоохранительных служб мира. Что делать с миллионами наркоманов, которым
нужны их дозы? Легализовать наркотики, как в Голландии? Разрешить их продажу?
Но это невозможно, общество не примет таких нововведений. Отпускать наркотики
через аптеки? Представляете, какие начнутся злоупотребления?! Вообще лишить
наркоманов их привычных доз? Тоже не выход. Они выйдут на улицы в поисках
нужного им дурмана. Будут убивать и грабить, насиловать и жечь. Лучше одной рукой
бороться с поставщиками крупных партий наркотиков, а другой — разрешать мелким
продавцам сбивать напряжение в обществе.
Я посмотрела на часы. И поняла, что еще успею заехать к
одному из мальчиков. Глянув на адреса, выбирала, к кому из них лучше поехать. И
выбрала Антона Григорьева. Откуда мне было знать, что случится завтра? И вообще
почему я выбрала именно его? Случайность? Интуиция? Что-то почувствовала? Не
знаю. Я потом долго это анализировала, но так и не пришла ни к какому выводу. Я
заправила машину и поехала к другу Кости. Мне было о чем его спросить.
Глава 8
Никогда не думала, что в центре города еще сохранились такие
дома — старые, кирпичные, трехэтажные, оставшиеся еще с прошлого или даже с
позапрошлого века. Наверное, их скоро будут сносить, но пока такие дома в
центре лужковской Москвы выглядят явным анахронизмом. Я подъехала к нужному мне
дому и с трудом припарковала машину между грузовиком и небольшим
мини-автобусом. Затем вышла из автомобиля, надеясь, что грузовик сумеет
отъехать осторожно, не задев моей машины. Хотя если водитель болван, он может
поцарапать мой автомобиль. Нужно будет не задерживаться у Григорьевых. Я вошла
во двор и огляделась. В нужном мне доме был только один подъезд, рядом с
которым стояли мусорные баки. Двор выглядел чистым. Я вошла в подъезд и
поднялась на второй этаж. Мне была нужна шестая квартира. А это как раз на
втором этаже. В подъезде пахло кошками. Я позвонила и довольно долго ждала,
когда мне откроют, слушая крики за дверью. Кто-то кричал, что нужно открыть.
Женский голос отвечал, что открыть не может. Переговоры длились секунд сорок. Я
терпеливо ждала. Наконец дверь открылась. На пороге стоял пожилой мужчина лет
шестидесяти пяти. На нем были белая рубашка, застегнутая на все пуговицы, и
темные брюки. В фигуре чувствовалась военная выправка. Худощавое лицо,
кустистые брови, длинный нос с горбинкой. Он строго посмотрел на меня и
отрывисто спросил:
— Кто вы такая?
— Моя фамилия Моржикова. Ксения Моржикова. Я адвокат. Мне
нужны Григорьевы.
— Это мы, — ответил мужчина. — А кто именно вам нужен?
— Я хотела бы поговорить с Антоном Григорьевым. — Я пыталась
догадаться — это отец или дедушка мальчика? Скорее дедушка.
— Он скоро будет, — кивнул мне мужчина. — Заходите.
Я вошла в квартиру. Пахло обедом. Мужчина проводил меня в
большую комнату, где я уселась на диван. Из другой комнаты вышла девушка лет
двадцати с полотенцем на плечах и недоуменно уставилась на меня.
— Здравствуйте, — кивнула я ей.
— Здрасьте. — Девушка посмотрела на дедушку. — А кто это?
— Адвокат. Пришла поговорить с Антоном, — пояснил тот.
— А что он опять натворил? — испугалась девушка. И спросила
уже у меня: — Зачем он вам нужен?
— Хочу с ним поговорить, — ответила я, еще не совсем
ориентируясь, что здесь происходит. В этот момент в комнате появляется женщина
лет сорока со светлыми волосами, собранными в пучок, немного красноватым лицом
и зелеными глазами. Наверное, в молодости она была очень красивой,
подсознательно отметила я. И почувствовала, что ненавижу себя за такие мысли.
Что значит — в молодости? Выходит, и я в молодости была ничего? А сейчас мне
тридцать девять и моя молодость уже позади. Увы. Как ни грустно признавать.
— Кто вы такая? — тоже спросила женщина. — Зачем вы пришли?
Похоже, в этом доме у всех была какая-то непонятная реакция
на чужих. Чего они опасаются? И почему такая неприкрытая агрессия?
— Я адвокат. Моя фамилия Моржикова. Я представляю интересы
семьи Левчевых. Вы, наверное, слышали, что пропал их мальчик. Константин
Левчев.
— Мы ничего не знаем, — быстро ответила женщина, — и вообще
я не понимаю, почему вы пришли к нам.
— Мне говорили, что Антон и исчезнувший Костя были друзьями.
— Вам сообщили неправильно.
— Извините. — Я поднялась с дивана. — Очевидно, произошло
недоразумение. Простите, с кем я говорю?
— Я мать Антона, — представилась женщина. — Меня зовут Елена
Степановна.
