— Значит, все-таки самоубийство? — уточнила я.
— Похоже на то. Но теперь после убийства Григорьева мы
обязательно вернемся и к этому делу. Возможно, девочку довели до самоубийства,
возможно, были веские причины, толкнувшие ее на такой шаг. Нужно будет все
проверять заново.
— А если таджики ошиблись? — Во мне продолжала бушевать моя
бабушка с такой известной фамилией, как у мисс Марпл. Я не хотела сдаваться,
поэтому придумывала все новые и новые версии. — А если никакого убийства не
было? Снизу можно легко ошибиться. Строители ведь находились на приличном
расстоянии, и было уже темно.
— Что вы хотите сказать? — не понял Игнатьев.
— Рядом с мальчиком кто-то стоял. А что, если этот человек,
наоборот, протянул ему руку, чтобы удержать от безумного поступка? А снизу
таджикам показалась, что Антона толкнули. Так часто бывает. Они могли не понять
жеста стоявшего рядом незнакомца.
Денис Александрович несколько удивленно взглянул на меня и
ухмыльнулся. Потом неожиданно спросил:
— Вы никогда не хотели работать следователем? У вас явно
есть аналитические задатки.
— Хотела, — честно призналась я, — но сразу попала в
адвокаты. По-моему, это тоже интересно. Особенно работать с Марком Борисовичем.
Он настоящий профессионал и очень интересный человек.
— Я слышал о нем, — ответил Игнатьев. — У многих сложилось
неправильное мнение о самом институте адвокатуры. Считается, что адвокаты — это
ловкие пройдохи, помогающие богатым преступникам уйти от наказания. У нас это
«отрыжка» от сталинских времен, когда адвокат практически ничего не решал, а
все приговоры были заранее предопределены. В брежневские времена адвокаты
работали в основном посредниками между обвиняемыми и судьями, передавая
последним деньги своих клиентов. И об этом все знали. А сейчас адвокатура
уверенно заявляет о себе как подлинно самостоятельный институт. Поэтому
становится интересно. И многие молодые юристы теперь охотно идут в адвокатуру.
— Вы забыли про гонорары. Хорошие адвокаты получают в сто
или в тысячу раз больше, чем следователи и прокуроры, — напомнила я моему
собеседнику.
— Не забыл. Но так принято во всем мире. Следователи и
прокуроры всего лишь государственные служащие. А адвокаты могут быть
представителями частных структур. И по закону они не совсем равны. Следователи
и прокуроры не имеют права на личные пристрастия, они обязаны защищать законные
интересы государства и быть беспристрастными исполнителями. А адвокат может
быть близким другом или родственником своего клиента и даже не получать с него
деньги. Все правильно. Но я не смог бы работать адвокатом. У меня терпения не
хватило бы. И наверное, совести. Есть такие мерзавцы, которых я не стал бы
защищать ни за какие деньги. Извините, это не относится к вам. Вы в данном
случае как раз представляете несчастных родителей.
Машина мягко затормозила. Мы вышли из автомобиля и
направились к дому. Я посмотрела на часы. Если сегодня я не приеду в контору,
Розенталь решит, что я слишком много времени уделяю этому делу. И будет прав.
Не могу же я ему рассказать, что утро началось с того, что меня чуть не
обвинили в самоубийстве подростка. И если бы не эти двое случайных таджикских
строителей, вполне возможно, что родные Антона обвинили бы именно меня в его
смерти.
Мы вошли в дом и поднялись на четвертый этаж. Часы
показывали уже половину первого, когда мы позвонили в квартиру Васадзе. Нам
долго не открывали. И никакого шума за дверью не было слышно. На двери висела
табличка с фамилией Васадзе, так что перепутать квартиру мы не могли. Игнатьев
снова позвонил. Прислушался. В квартире, очевидно, никого не было. В этот
момент открылась соседняя дверь, и на лестничную клетку вышла молодая женщина с
маленьким ребенком на руках. Малыш радостно нам улыбался. Женщина приветливо
кивнула и поздоровалась.
— Добрый день, — ответил ей Игнатьев, — извините, что я вас
задерживаю. Вы не подскажете нам, где сейчас могут находиться жильцы этой
квартиры?
— Обычно они приезжают домой к перерыву, — любезно сообщила
соседка. — Если вы немного подождете, то они скоро будут. Георгий Леонидович
работает в соседней больнице, в двух кварталах отсюда. Он всегда приходит
обедать домой.
— А их сын? Когда он бывает дома?
— У них два мальчика, — улыбнулась соседка. — А вы откуда?
Из нашего домоуправления? Насчет смены счетчиков?
— Почти угадали, — улыбнулся Денис Александрович. — Значит,
если мы их немного подождем, то скоро увидим?
— Конечно. — Женщина вызвала лифт и вошла с ребенком в
кабину.
— Я думал, что в Москве уже не осталось таких людей, —
признался Игнатьев, когда кабина лифта пошла вниз. — Она все еще доверяет
незнакомцам, первой с ними здоровается, ничего не скрывает. Сейчас люди стали
замкнутыми, недоверчивыми, озлобленными, вечно суетятся, спешат, обманывают,
ненавидят друг друга. А тут такая доверчивость. Мы ведь могли оказаться
жуликами или бандитами.
— Не все еще люди сошли с ума, — согласилась я с ним. —
Иногда встречаются и такие. Вы знаете, а я ведь уже познакомилась с этим
«санитаром», к которому ездили ребята. Вы не поверите, но это обычный психолог,
который живет на первом этаже в самом типовом доме. И принимает у себя всех
ребят, которые успевают до него добраться. Вместе со своим другом-наркологом он
помогает им. Можете такое представить? Оказывается, есть еще альтруисты. Если
бы я своими глазами его не видела, если бы сама с ним не разговаривала, то в
жизни не поверила бы в существование такого человека.
— Еще остались нормальные люди в нашей безумной жизни, —
согласился Игнатьев. Он посмотрел по сторонам и вдруг совсем как мальчик
подпрыгнул, усаживаясь на подоконник. — Если хотите, я вас тоже подсажу, —
предложил он.
— Не нужно, спасибо. — Я достала из сумочки салфетку,
развернула ее и уселась на ступеньку лестницы.
Денис Александрович улыбнулся.
— Я думаю, мы не учли еще один психологический момент, —
сказала я Игнатьеву. — Мы ведь пришли к известному врачу, которого все здесь
знают. Он работает в соседней больнице. И жена у него врач. Наверное, соседка
могла решить, что, возможно, мы его пациенты. Или она ждала работников
домоуправления и поэтому нам не удивилась. Но в любом случае вы правы, такие
люди в наше время — большая редкость. И вообще, мне кажется, что вы занимаетесь
несколько не свойственными прокуратуре делами. Ездите и опрашиваете свидетелей.
Этим должен заниматься Сердюков и его коллеги, а вы обязаны контролировать
процесс.
— Верно, — весело согласился Игнатьев. — Но может, мне
нравится работать в паре с вами.
Очень интересная фраза. И довольно неожиданная. Начало
флирта? Не очень похоже. Есть мужчины, которые не умеют флиртовать. Просто не
умеют. Они либо сразу говорят, что вы им нравитесь, либо никогда этого не
скажут. Судя по всему, Денис Александрович относился ко второму типу мужчин.
Для таких любая замужняя женщина — абсолютное табу. Может, и правильно. Столько
разведенных баб, столько одиноких женщин, столько неустроенных, несчастных,
брошенных. А тут еще пытаться увести женщину от нормального мужика.
