— Ее отец работает в Третьяковской галерее, — наконец
подсказала я. — Может, так быстрее найдут?
— Легче найти по фамилии, — пояснил Денис Александрович. — В
старой школе, из которой она ушла, должны остаться документы. По ним проще
всего установить, где она живет. Адреса ребят есть в каждой школе.
— Может, мы наконец что-то выясним… — Мне было страшно
думать о Косте. Если погибли двое его товарищей, то где гарантия, что он еще
жив? Жутко представить, что будет с его родителями.
— Нужно спасать наших детей от этой опасности, — вдруг
произнес Игнатьев. — Посмотрите, что происходит. Ведь мы с вами побывали в
нормальных, интеллигентных семьях. А если мальчики даже в таких семьях
становятся наркоманами, то значит, мы не умеем бороться за будущее наших детей.
Я не люблю громких слов, но здесь нужно вести беспощадную борьбу. Просто
беспощадную… — Он не договорил. Ему перезвонили. Игнатьев снова включил
телефонный аппарат. — Да, я слушаю. Правильно, Хабибулина. Как это — нет в
Москве? Куда уехали? Не понял. Да, а когда они возвращаются, выяснили? Завтра
утром? Хорошо, я понял. Я все понял. Нет, нет. Кто сообщил? Ясно. Мы сейчас
приедем. — Игнатьев убрал телефон и передал разговор мне.
— Арина уехала с матерью в Казань к родственникам. Вернутся
завтра утром.
— Ясно, — немного уныло отозвалась я. — Подвезите меня, пожалуйста,
обратно к милиции, я там оставила машину.
— Может, сначала на Котельническую набережную? — предложил
Игнатьев. — Отсюда недалеко. Узнаем, что там произошло в семье Полуяновых.
— Хорошо, — согласилась я. — Давайте поедем.
Машина развернулась в сторону реки. Войдя в дом, мы
поднялись на девятый этаж и довольно долго простояли перед дверью квартиры,
пока нам не открыла женщина. На вид ей было лет пятьдесят. Она мрачно
посмотрела на нас и в квартиру не впустила.
— Что вам нужно? — поинтересовалась эта особа.
— Нам нужна квартира Полуяновых, — вежливо пояснил Игнатьев.
— Мы правильно пришли?
— Да, это квартира Полуяновых, — хрипло ответила женщина, —
только самих Полуяновых уже нет. Сначала девочка выбросилась, потом умер ее
отец. Только я вот сижу здесь одна.
— Вы мать Надежды Полуяновой?
— Да. А вы кто такие?
— Мы из прокуратуры. Моя фамилия…
— Меня это не интересует. Я не хочу с вами разговаривать.
— Но мы должны…
— Вы мне ничего не должны. И я вам ничего не должна.
— Мы хотели бы с вами поговорить насчет вашей дочери.
— В прокуратуре уже все проверили! — гневно проговорила она.
— Дверь была заперта изнутри. Мою девочку никто не убивал. И никто сюда не мог
залезть. Дело давно закрыто. Зачем вы пришли? Вам больше нечем заняться?
Посмотрите, сколько вокруг преступлений, разбирайтесь лучше с ними.
— Дело в том, что мальчики, которые…
— Я ничего не хочу слышать. Уходите. — Женщина захлопнула
дверь.
Мы понимали ее состояние, которое произвело на нас гнетущее
впечатление. Мы молча спустились вниз и всю дорогу молчали в автомобиле. Только
когда наконец подъехали к зданию милиции, Игнатьев вдруг предложил:
— Если у вас есть еще немного времени, вы можете остаться.
Дело в том, что наш знакомый, майор Сердюков сумел выйти на торговца, который
контролировал поставки наркотиков в этот район. Этого типа уже задержали и
скоро привезут в управление милиции. Если хотите, можете поприсутствовать при
его допросе.
Я подумала, что Марк Борисович меня просто выгонит с работы.
Но с другой стороны — я очень хотела разобраться. Мое чувство справедливости и
моя совесть просто требовали, чтобы я узнала, кто приобщал детей к этой напасти
и кто виновен в их смертях. Может быть, я даже увижу убийцу. Нет, я не могла
уехать.
— Останусь, — твердо ответила я Игнатьеву, и он посмотрел на
меня с каким-то любопытством. Наверное, с его точки зрения я выглядела
абсолютно ненормальным адвокатом и полубезумной бабой, которая лезет не в свои
дела. Если бы у меня не было сына, если бы я не переживала за исчезновение
Кости и не видела вчера глаза Антона, то, возможно, и не поехала бы с ним
никуда, не осталась на допрос. И вообще моя будущая жизнь могла бы сложиться
чуточку иначе. Но я решила принять приглашение Игнатьева, и мы опять больше не
сказали друг другу ни слова, пока не вошли в управление милиции.
На этот раз дежурный нам только кивнул, узнав Игнатьева. А
меня даже не спросил, куда я направляюсь вместе со старшим помощником
городского прокурора.
А я в это время думала о Сердюкове. Я ведь юрист и обязана
разбираться в людях, понимать мотивы их поступков. Этот Сердюков мне не
понравился с первой минуты. Он принял меня с недовольным видом. А почему,
собственно, он должен был принимать меня с распростертыми объятиями? Он
занимается поисками пропавшего мальчика, у него миллион всяких дел, в том числе
и нераскрытых преступлений… Вдруг еще выяснилось, что исчезнувший мальчик был
наркоманом… Конечно, Сердюков не был в восторге от этого поручения. А тут
появляется перед ним какая-то дама — ухоженная, пахнущая парфюмом, наглая
(нужно уметь признавать свои достоинства), бесцеремонная, напористая. И
начинает задавать ему неприятные вопросы. Ну как он должен был на меня
реагировать? И как бы вы отреагировали в таком случае?
Конечно, майор был недоволен. И разумеется, я ему не
понравилась, что он сразу и дал мне понять. И вообще, я лезу не в свое дело. На
следующий день еще выясняется, что я успела побывать в семье Григорьевых, после
чего мальчика убили. Его родные заявили, что это я своими бестактными вопросами
так довела ребенка, что он убежал из дома. Они, разумеется, не рассказали ему о
своих «методах воспитания». И Сердюков не полюбил меня еще больше. Поэтому,
вызвав меня в управление, был даже готов обвинить меня в моральном давлении на
Антона. Это не мое, а его дело искать пропавшего ребенка и заниматься допросами
свидетелей. А мое — представлять интересы семьи и ни в коем случае не искать
самой Костю. Вот поэтому он ко мне так и относился. Нечего удивляться, что у
нас возникла взаимная неприязнь друг к другу.
Потом еще визит в семью Зейналовых. Я ведь правильно
рассуждаю: преступность не имеет национальности. Никого нельзя обвинять
заранее, а тем более нельзя считать, что представители какой-то определенной
национальности могут быть скорее других виновны в тех или иных преступлениях.
Но у Сердюкова — статистика. Он четко знает, что в Москве действуют этнические
преступные группировки. Я, конечно, все равно убеждена, что неправильно делить
людей по признаку национальности. Только скажите об этом сотруднику милиции,
который с утра до ночи ловит мигрантов, совершающих грабежи, кражи автомобилей,
торгующих наркотиками. Он никогда с вами не согласится. Вот так и Сердюков. И
конечно, на него подействовал звонок от Стукалина. Ведь дело, которое ведет
майор, теперь контролирует не только прокуратура в лице все понимающего, такого
умного Дениса Александровича, но и сам заместитель министра внутренних дел
страны, грозный Стукалин. Одно неверное решение, один неправильный шаг — и Сердюков
мгновенно получает очень большие проблемы. Его могут даже под горячую руку
уволить.
