Нечто вроде тени пробежало по лицу майора. Он подошел к
Денису Александровичу и что-то тихо ему сообщил. Тот вскинул голову,
нахмурился. Взглянул на Хавренко и нахмурился еще больше. Я уже поняла,
случилось что-то ужасное. Потом Игнатьев посмотрел на меня, явно не зная, как
сообщить мне услышанную новость.
— Что случилось? — почему-то испугалась я. Очень испугалась.
Словно почувствовала, что сейчас услышу.
— Нашли тело Константина Левчева, — мрачно сообщил Игнатьев.
— На той же стройке. Он тоже упал и погиб от падения, но его засыпало
строительным мусором, и поэтому никто не видел трупа. А когда сегодня провели
проверку, то нашли его тело…
— Господи! — вырвалось у меня. Я до последней секунды все
еще надеялась, что мы найдем мальчика живым. Мне так хотелось в это поверить!
Так хотелось, чтобы случилось чудо! Но чудес не бывает. Или они бывают в других
местах. Я с ненавистью взглянула на продолжающую курить Веру. Как же я ее
возненавидела в этот момент! Я забыла про ее детей, про ее трудную жизнь, про
все мои сомнения и мысли, которые были у меня всего минуту назад. Да чтоб она
сдохла! Пусть ее посадят на тысячу лет. Из-за нее погибли дети. Из-за нее
произошли эти трагедии. Я вспомнила мать Нади Полуяновой. Разве можно таких,
как Хавренко, жалеть? Нет им никакой пощады. Господи, как же мне не стыдно! Я
же адвокат, а не обвинитель. Я должна понимать, что степень вины наркоторговки
определяется не только ее порочной деятельностью, но и готовностью подростков
принимать эту пакость.
— Когда его нашли? — тихо спросила я, уже понимая, что моя
работа в качестве представителя семьи Левчевых завершена.
— Полчаса назад, — ответил Сердюков. Ему было явно не по
себе. Он же нормальный человек и тоже переживает. К тому же майор понимает, что
Стукалин не простит им этого убийства.
— Вы уже сообщили семье мальчика?
— Нет. Подумали, что вы сами позвоните.
— Да, наверное, мне нужно им позвонить, — согласилась я,
понимая, что это будет самый трудный разговор в моей жизни. Я его не вынесу, не
выдержу, не переживу, но обязана им сообщить эту страшную весть. И опять
взглянула на Веру Хавренко. На этот раз без боли, без сожаления и без жалости.
— Я лучше поеду к Левчевым. — Мне было очень трудно
произнести эти слова.
— Правильно, — кивнул Игнатьев. — Лучше всего вам туда
поехать. Я сообщу вам о результатах нашего расследования.
— Обязательно. — Даже больше не представляя интересы
Левчевых, я хотела знать, что случилось с ребятами и почему они гибнут на этой
стройке. Что их туда влечет?
В голове у меня стоял туман, перед глазами плыли какие-то
круги. Я не знала, как мне говорить с Левчевыми. Не представляла, какие подберу
слова, как попытаюсь их утешить. Что можно говорить в таких случаях? Или что
нужно говорить? Я не знала… Денис Александрович смотрел на меня и, кажется,
понимал мое состояние.
— Скажите им, что кто-то должен приехать и опознать тело
мальчика. Сегодня вечером, — напомнил он.
— Опять! — вырвалось у меня. — Это похоже на какой-то
ужасный ритуал.
— Вы же прекрасно все понимаете.
— Они не смогут. Ни отец, ни мать. Нужно найти кого-нибудь
другого. Они просто не выдержат. У матери и так нервы на пределе. А у отца
больное сердце. — Я не представляла, как можно потребовать от родственников
исполнения такой процедуры. Но с другой стороны, кто же еще может опознать
своего близкого? И как можно хоронить человека, если его не опознали
родственники? Они же сами потом начнут сомневаться. К тому же закон есть закон.
— Вы же понимаете, что мы ничего не можем изменить, — сказал
мне Игнатьев. — Кто-то из них все равно должен приехать. Сегодня вечером. Я
попрошу, чтобы в морге все подготовили.
— Не говорите мне об этом, — простонала я от ужаса, услышав
слово «морг».
Мой стон услышала Вера. Она потушила сигарету, посмотрела
мне в глаза и осторожно уточнила:
— Мальчик погиб?
— Да, тот самый мальчик, которого такие, как ты,
пристрастили к наркотикам, — заревела я, уже ни о чем не думая. — Он перешел на
героин и погиб, сорвавшись на стройке. Это ты виновата в его смерти.
Честное слово, в этот момент я бы могла ее ударить. А еще
говорят, что в нашей милиции работают строгие люди. Да они просто ангелы, если
могут все это терпеть ежедневно, проходить через такое.
— Не ори, — огрызнулась Вера, — люди вокруг. — Она
посмотрела на Сердюкова и вдруг попросила у него еще одну сигарету.
Он без слов протянул ей пачку. Сотрудники милиции немного
психологи, они чувствуют состояние подозреваемых. Хавренко взяла сигарету, и он
щелкнул зажигалкой.
— Значит так, — сказала она, мрачно глядя куда-то перед
собой, — записывайте. Основной товар я получаю от Джамала Абдулханова. Его
адрес у вас должен быть. Все торговцы, а нас человек двадцать, отдают ему
деньги после реализации. Он обычно выдает товар в долг, даже без залога. Но
тех, кто не возвращает деньги, сажает на «счетчик». И набегают проценты. В
общем, все как обычно. Я ежемесячно получаю у Джамала товара на двадцать тысяч
долларов. Продаю за сорок. Обычная надбавка в пятьдесят процентов, вы же
расценки знаете. Десять идет Джамалу, пять остается мне. Вот так и живу. Иногда
беру товара больше, тогда мне и остается больше. Но Джамал строго следит, чтобы
все было по правилам.
Я быстро подсчитала. И что же получается? Она берет товара
на двадцать, продает его за сорок. Но рассказала только про тридцать пять
тысяч. Куда же идут еще пять?
— А остальные пять? — не выдержала я. Следовало бы, конечно,
промолчать, но я была в таком состоянии, что задала этот вопрос почти
машинально.
Игнатьев взглянул на меня, нахмурился еще больше, но
промолчал. Сердюков даже не посмотрел в мою сторону. Только Вера выпустила
струю дыма и, улыбнувшись, показала на них.
— Видишь, они молчат? Оба знают, куда идут оставшиеся
деньги. У нас столько проверяющих на шее сидит! И каждому от бандитов до
милиции нужно отстегивать. У всех свои порядки. Джамала мои проблемы не
касаются.
— Сейчас поедем его брать, — жестко объявил Сердюков, — если
обещаешь дать показания против него. Мы возьмем всю его банду, всех
перекупщиков и всех его сбытчиков. Только учти, что потом отказаться от своих
показаний будет невозможно, они все равно узнают, что это ты их сдала. Мы,
конечно, будем тебя защищать, а сотрудники Комитета по борьбе с наркотиками
сумеют сделать тебе новые документы и новый адрес, спрячут твоих детей и тебя,
но ты не должна отказываться от своих показаний.
— Не откажусь, — твердо пообещала Хавренко.
Сердюков взглянул на старшего помощника прокурора.
