— Хорошо, предположим, что мы сумеем его вычислить, — кивнул
Владимир Владимирович. — А кто будет ему противостоять? Кто захочет «сыграть с
ним эту партию»? У тебя есть конкретная кандидатура?
— Я, — ответил Дронго, — если мне позволят. Полагаю, Хеккет
не просто так позвонил именно мне. Очевидно, тоже просчитал варианты и нашел во
мне лучшего противника тому неизвестному аналитику. Нам необходимо его
вычислить, предугадать его действия. И суметь его опередить.
— Это почти невозможная задача. А если не справишься? Ты
понимаешь, что ставкой в этой игре будет и твоя собственная жизнь? Противная
сторона довольно быстро узнает, кто из аналитиков решил сыграть с ней эту
партию. Может, оставить все другим? Может, тебе лучше отойти в сторону?
— Сколько лет мы знакомы? — неожиданно спросил Дронго. —
По-моему, уже больше десяти. И за столько лет вы еще не поняли мой характер?
Или нарочно отговариваете, чтобы меня проверить?
— Просто я хорошо к тебе отношусь, — пробормотал Владимир
Владимирович. — Но ты прав. Это особый случай. Я должен позвонить прямо сейчас.
У тебя с собой документы, которые передал тебе Хеккет?
— Конечно. Я дополнил их своими сведениями.
— Тогда не будем терять время. Иду звонить. Нужно будет
подключить аналитиков ФСБ и СВР. Пусть поищут нужного нам человека. И конечно,
необходимо сообщить обо всем в Службу Безопасности. Им придется перестраивать
свою работу с учетом наших рекомендаций. — Владимир Владимирович поднялся и
пошел в другую комнату.
Дронго остался один. Перед ним стояла недопитая чашка чая,
который уже совсем остыл. Дронго закрыл глаза, откинул голову назад. Повторение
пройденного? Того, что было почти семнадцать лет назад? Или нет? Тогда он был
еще совсем молодым человеком, когда состоялась историческая встреча Горбачева с
новым президентом США, которым стал Джордж Буш-старший. Встреча президентов
проходила на острове. В те дни Дронго и его напарники искренне верили, что
спасают мир. Он сам верил в свою миссию.
Ему казалось, что Горбачев олицетворяет собой новое
мышление, новый стиль руководства, в котором так нуждалась его страна. Чем это
закончилось, Дронго тоже помнил. Горбачев оказался слабым и нерешительным
политиком. Шарахался из стороны в сторону, отрекался от прежних взглядов,
идеалов, предавал своих друзей, сдавал союзников… Кровавые драмы вспыхивали по
всей огромной стране, которая разваливалась на куски. В этих условиях Горбачев
все больше и больше терял власть и уважение сограждан. Уже много лет спустя он
будет говорить о своем понимании свободы для миллионов сограждан. И забудет про
миллионы людей, потерявших из-за его нерешительности свою родину, забудет о
сотнях тысяч погибших, о страданиях и несчастьях людей, обреченных на нищую,
несчастную жизнь. Но это будет потом, много лет спустя. А в девяносто первом
просто сложит с себя полномочия. Президент страны, поклявшийся защищать ее
целостность и независимость, спокойно объявил, что страны больше не существует
и он уходит в отставку.
Дронго почувствовал боль в спине. Именно тогда он был
впервые ранен. Луиза Шернер стреляла ему в спину, и он чудом выжил. Потом были
долгие месяцы в больнице, трудное возвращение к жизни, которая стала так
стремительно меняться буквально на глазах. За эти годы он много раз спрашивал
себя: правильно ли они тогда поступили? Нужны ли были их жертвы, его тяжелое
ранение, их самоотверженная верность тому государству и лидеру, которые не
смогли защитить самих себя, уйдя в политическое небытие? И каждый раз не
находил ответа на эти вопросы.
Так что же? Спустя семнадцать лет история повторяется? Или
тогда была трагедия, а теперь будет фарс? Зачем он вообще ввязывается в эту
историю? Теперь он никому и ничем не обязан. Или ему так важно реабилитировать
себя за поражение семнадцатилетней давности? Но той огромной страны уже давно
не существует. Пространство, на котором он привык существовать, распалось на
пятнадцать независимых частей, часто враждебно настроенных друг к другу. Во
многих независимых государствах существовали внутренние конфликты, приведшие к
тяжелым и кровавым войнам.
В комнату вернулся Владимир Владимирович. Дронго открыл
глаза и посмотрел на него.
— Нас ждут завтра утром, — сообщил Владимир Владимирович. —
И учти, что они собираются ради тебя в воскресенье.
— Спасибо, — отозвался Дронго. — А я думал, что они
соберутся уже сегодня ночью.
Россия. Москва. 21 ноября, воскресенье
Уже два дня Гейтлер разъезжал по городу, внимательно
фиксируя необходимые детали. Ему выделили большой «Ниссан-патроль», от которого
он благоразумно отказался. Огромный внедорожник привлекал бы к себе ненужное
внимание. Попросил заменить его на другую, менее заметную машину. Ему дали
довольно старый «СААБ» девяносто первого года выпуска. В машине был заменен
мотор, однако внешне этот темно-синий автомобиль смотрелся весьма
непрезентабельно. Дзевоньский приказал найти водителя, хорошо знающего город, и
эту работу поручили бывшему таксисту, подрабатывающему «бомблением» на своей
машине. За зарплату в пятьсот долларов Николай Сальков охотно согласился
работать на фирму, специализирующуюся на «ландшафтном дизайне». Ему не
обязательно было знать, каким именно дизайном занимается приехавший из Праги
архитектор Йозеф Шайнер. Не знали об этом и две девушки, работавшие в офисе
компании, снимавшей помещение в гостинице «Международная». Туда иногда приезжал
пан Юндзил, а в его отсутствии в комнате сидел представитель компании,
тридцатипятилетний Карл Гельван, гражданин Латвии. Он всегда был аккуратно
одет, говорил по-русски с еле заметным латышским акцентом и лично просматривал
все приходившие в офис бумаги. Работы почти не было, девушки скучали,
рассматривая модные журналы по современному дизайну, которые в изобилии лежали
в их офисе. Сальков числился водителем компании и поэтому не удивлялся, когда
его пересаживали с одной машины на другую. У фирмы могли быть свои приоритеты.
Хотя несколько дней он ездил на довольно комфортабельных машинах, но затем ему
приказали пересесть на старенький «СAAБ». Сальков не очень удивился. Очевидно,
приехавший старичок, которого он возил уже два дня по всему городу, занимал не
очень высокий пост в компании, и его вполне устраивала такая машина. К тому же
они ездили в выходные дни, когда машин было гораздо меньше обычного.
В первый день Гейтлер наслаждался поездкой по Москве, которую
уже начал забывать. Со времени его последнего приезда в этот город, который он
раньше хорошо знал, прошло уже почти тринадцать лет. За это время Москва
кардинально изменилась. Появились новые здания, были отреставрированы старые,
повсюду открылись новые магазины, проспекты и улицы буквально забили, образуя
постоянные пробки, дорогие автомобили, вокруг сверкали вывески модных
ресторанов, кафе, баров, казино… Теперь тут проживало, как ни в одном другом
городе мира, огромное число миллионеров и миллиардеров, что, безусловно,
сказывалось на всем облике города и его инфраструктуре.
